Вы должны были бы гордиться, что вам позволено помогать нам в наших усилиях по умиротворению Тосев-3. Уверяю вас, такая привилегия не была бы дарована ни халессианцу, ни работевлянину, хотя члены подчиненных рас могут свободно развиваться в тех областях, которые не затрагивают сфер управления и безопасности Расы.
— Мы по-своему понимаем слово «свобода», — сказал Русси. — Уверен, не будь я вам полезен, вы не даровали бы мне эту привилегию.
В последнее слово он вложил всю иронию, какую только мог. С таким же успехом Золрааг мог сказать, что, когда ящеры включат Землю в свою Империю, людям оставят участь лесорубов и водоносов и навсегда запретят заикаться о собственной судьбе.
— Вы, несомненно, правы, гepp Русси. Я предлагаю вам как следует это запомнить, полностью воспользоваться предоставленной вам возможностью и прекратить глупые жалобы по поводу нашего правления.
Использовать против него иронию было так же безрезультатно, как палить из немецкого противотанкового ружья по танкам ящеров. Русси сказал:
— Я не могу сделать то, о чем вы меня просите, и не только потому, что не хочу терять уважения к себе, но еще и потому, что ни один человек, услышавший, как я восхваляю вас за уничтожение Вашингтона, больше никогда не станет серьезно относиться к моим словам.
— Вплоть до этого момента вы были для нас полезны, поэтому я давал вам много шансов передумать, даже, наверное, больше, чем следовало бы. Но теперь шансов у вас больше не будет. Вы понимаете, что я говорю?
— Да. Делайте со мной что хотите. Я не могу исполнить ваши требования.
Русси облизнул сухие губы. Как и в дни нацистского владычества в гетто, он надеялся/что сможет выдержать пытки ящеров.
— Мы ничего не будем делать с вами, герр Русси, — сказал Золрааг. — Непосредственное устрашение в вашем мире оказалось менее действенным, чем мы того желали.
Русси во все глаза глядел на него, едва веря своим ушам. Но губернатор еще не закончил:
— Проведенные исследования предлагают другой способ, который может оказаться более эффективным. Как я говорил, за свой отказ лично вы не пострадаете. Но мы подвергнем строгому наказанию самку, с которой вы спариваетесь, и вашего детеныша. Надеюсь, это сможет произвести определенные изменения в ваших взглядах.
Мойше глядел на него не столько с недоверием, сколько с ужасным разочарованием.
— А я-то думал, что помог изгнать нацистов из Варшавы, — наконец произнес он.
— Верно, дойч-тосевиты были целиком и полностью изгнаны из этого города, в том числе и с вашей помощью, — сказал Золрааг, совершенно не уловив смысла. — Мы ждем от вас дальнейшей помощи по убеждению ваших соплеменников в справедливости нашего дела.
Губернатор говорил без видимой иронии. Но даже нацист не решился бы угрожать женщине и ребенку и тут же заявлять о справедливости своего дела… «Чужак». — подумал Русси. Только сейчас до него полностью дошел смысл этого слова.
Мойше хотел указать Золраагу на ошибки в его рассуждениях. В первые дни после прихода ящеров он еще мог позволить себе столь опрометчивый поступок. С тех пор ему мало-помалу пришлось научиться различать, что к чему. Теперь же его неосмотрительность угрожала не только ему самому, но и Ривке с Рейвеном. Так что надо полегче.
— Вы ведь понимаете, что предлагаете мне нелегкий выбор, — сказал Мойше.
— Отказ от сотрудничества с вашей стороны вынудил меня на такой шаг,
— ответил Золрааг. — Вы просите меня предать свою веру, — сказал Русси. Это была чистая правда. Он попробовал придать голосу жалостливо-просящую интонацию:
— Пожалуйста, дайте мне несколько дней на обдумывание того, что я должен сделать.
На этот раз трюк с болезнью не сработает. Мойше знал об этом заранее.
— Я только прошу вас продолжать работать с нами и для нашего дела, как вы работали прежде. — Насколько Русси становился все осторожнее в своих высказываниях, настолько и Золрааг делался все подозрительнее относительно того, что слышал от Русси. — Почему вам нужно время на обдумывание? — Губернатор что-то сказал в аппарат, стоявший возле него на столе. Это был не телефон, но оттуда все равно раздался ответ. Иногда Мойше казалось, что машина думает за Золраага. Губернатор объявил:
— Наши исследования показывают, что угроза против семьи тосевита чаще всего оказывается наиболее эффективным способом добиться его послушания.
От Русси не ускользнуло то, как Золрааг произнес эту фразу.
— А для Расы это тоже справедливо? — спросил он, надеясь отвлечь Золраага от умозаключений насчет того, зачем ему понадобилось дополнительное время на обдумывание.
Уловка сработала — по крайней мере дала несколько лишних минут. Губернатор совсем по-человечески хмыкнул, рот его широко раскрылся. Видно, вопрос Мойше его позабавил.
— Вряд ли, гepp Русси. Спаривания среди нашего вида происходят только в определенный сезон. Тогда самки выделяют особый запах, способствующий этому. Самки высиживают и воспитывают наш молодняк — это их роль в жизни. Но у нас нет постоянных семей, как у тосевитов. Да и как могли бы мы их иметь, если у нас нет определенности относительно родителей?
«Тогда все ящеры — ублюдки в самом буквальном смысле этого слова». Мойше про себя улыбнулся.
— Так это в равной степени относится и к вашему Императору?
При упоминании титула своего правителя Золрааг опустил глаза.
— Конечно же нет, глупый тосевит, — сказал он. — У Императора есть самки, предназначенные специально для него, чтобы его линия могла надежно продолжаться. Так было в течение тысячи поколений, а может, и больше, поэтому так будет всегда.
«Гарем», — понял Русси. Казалось» после этого он должен был бы с еще большим презрением думать о ящерах, но такого не случилось. Золрааг говорил о своем Императоре с почтением, с каким еврей говорил бы о своем Боге. Тысяча поколений — неудивительно, что Золрааг видел будущее как простое продолжение того, что уже было.
Губернатор вернулся к вопросу, который задавал прежде:
— Зная, что ваша семья является гарантией вашего послушания, почему вы до сих пор колеблетесь? Это явно противоречит результатам наших исследований вашего вида.
«Каких еще исследований?» — подумал Русси. Говоря по правде, он не хотел этого знать. Скорее всего, под этим бесцветным словом скрывается больше страданий, чем способен выдержать его рассудок. Ящеры в конечном счете недалеко ушли от нацистов — они тоже творили с людьми все, что пожелают, и не задумывались о последствиях. Только масштаб покрупнее: для них все человечество значит столько же, сколько для нацистов — евреи. «Я должен был понять это раньше», — думал Русси. Тем не менее он не мог винить себя за прошлые действия. Его соплеменники тогда вымирали, и он помог их спасти. И как нередко случается, краткосрочное решение оказалось частью долгосрочной проблемы.
— Прошу вас отвечать, герр Русси, — резко сказал Золрааг.
— Ну как я могу ответить сейчас? — взмолился Русси. — Вы ставите меня перед невозможным выбором. Мне нужно время на обдумывание.
— Я дам вам один день, — сказал губернатор так, словно сделал великую уступку. — После этого срока я более не потерплю вашу тактику проволочек.
— Да, ваше превосходительство. Благодарю вас, ваше превосходительство.
Русси выскользнул из кабинета Золраага, прежде чем тому придет здравая мысль приставить к нему двоих охранников. Несмотря ни на что, Мойше был вынужден признать, что пришельцы смыслят в тонкостях оккупации намного меньше, чем нацисты.
«Что же теперь делать? — раздумывал он, выходя на уличный холод. — Если я воздам ящерам хвалу за уничтожение Вашингтона, то заслужу себе пулю в спину. Если откажусь…» Он подумал о самоубийстве, которое положило бы конец требованиям Золраага. Это спасло бы его жену и сына. Но он не хотел умирать, он вынес слишком много, чтобы расстаться жизнью. Если существует хоть какой-то иной выход, нужно воспользоваться им.» Русси не удивило, что ноги его сами собой направились к штаб-квартире Мордехая Анелевича. Если кто-то и мог ему помочь, то таким человеком был этот еврейский боевой командир. Беда лишь в том, что Мойше не знал, можно ли вообще ему чем-то помочь.
Когда он подошел, вооруженные часовые у входа в штаб-квартиру если не встали по стойке «смирно», то во всяком случае уважительно вытянулись. Русси сумел без труда пройти к Анелевичу. Тот лишь взглянул ему в глаза и сразу спросил:
— Чем ящер пригрозил вам?
— Не мне, моей семье…
Русси в нескольких словах пересказал ему разговор с Золраагом. Анелевич выругался.
— Пойдемте-ка прогуляемся, реббе Мойше. У меня такое чувство, что ящеры способны слышать все, что мы здесь говорим.
— Пошли.
Русси снова оказался на улице. В эту зиму даже за пределами бывшего гетто Варшава имела давяще унылый вид. Дым от печей, топившихся дровами и низкосортным углем, висел над городом, окрашивая облака и выпавший снег в грязно-бурый цвет. Деревья, зеленые и пышные летом, сейчас устремляли к небу голые ветви, напоминая Русси руки и пальцы скелетов. Повсюду валялись груды хлама, облепленные поляками и евреями, тащившими оттуда что только можно.
— Ну, — резко проговорил Анелевич. — Что вы решили?
— Не знаю, просто не знаю. Мы ждали, что это случится… Вот и случилось. Но я думал, они будут целить только в меня, а не в Ривку и Рейвена.
Русси раскачивался взад-вперед, словно оплакивая упущенные возможности.
Глаза Анелевича прищурились.
— Они учатся. По всем меркам, ящеры — не дураки, просто наивны. Ладно, теперь надо выбрать одно из трех. Что вы хотите: исчезнуть самому, чтобы исчезла ваша семья или же чтобы вы все одновременно исчезли? У меня разработаны планы на все три случая, но я должен знать, какой вы изберете.
— Я бы избрал тот, где исчезают ящеры.
— Ха, — коротко рассмеялся Анелевич. — Волк нас кушал, потому мы позвали тигра. Тигр пока нас не ест, но мы по-прежнему состоим из мяса, так что и он нежелательный сосед.
— Сосед? Лучше скажите, владелец, — возразил Русси. — И он съест мою семью, если я не брошусь к нему в пасть.
— Я только что спросил вас о том, каким образом вы намерены избежать подобного исхода.
— Я не могу просто взять и исчезнуть, — через силу проговорил Русси, хотя ничего лучшего он бы и не желал. — Золрааг просто найдет среди нас еще кого-то и заставит повторять свои слова. Такое может прийти ему в голову Но если я останусь, то послужу в качестве упрека всякому, кто вдруг захочет на это польстится, а также — самому Золраагу. Дело не в том, что его особенно волнуют какие-то там упреки. Но если вы сумеете вывести из-под удара Ривку и Рейвена…
— Думаю, что смогу. Во всяком случае, я кое-что придумал. — Анелевич нахмурился, мысленно просматривая свой план. Потом ни с того ни с сего поинтересовался:
— Кажется, ваша жена умеет читать?
— Конечно умеет.
— Хорошо. Напишите ей записку и сообщите все, что нужно, об исчезновении. Могу поклясться, ящеры прослушивают и вашу квартиру тоже. С их техникой я бы сумел это устроить.
Русси посмотрел на боевого еврейского командира в немом удивлении. Иногда Анелевич с поразительной обыденностью говорил о хитросплетениях своих планов. Возможно, только обстоятельства рождения не позволили ему стать гестаповцем. Мькль эта была тягостной. Но еще более тягостным было то, что во времена, подобные нынешним, евреи отчаянно нуждаются в таких людях.
Анелевич не дал Мойше долго раздумывать. Он продолжал:
— Ну а вслух вы скажете жене, что все втроем отправитесь за покупками на рынок на Гесьей улице. Затем идите туда, но не сразу, выждите часа два. И пусть ваша жена наденет какую-нибудь заметную шапку.
— А что произойдет потом?
— Реббе Мойше, — устало усмехнулся боевой командир, — чем больше вы знаете, тем больше смогут из вас выжать. Ваша жена и ваш сын исчезнут прямо у вас ва глазах — но и тогда всего вы знать не будете. И это к лучшему, уж поверьте мне.
— Ладно, Мордехай. — Русси бросил быстрый взгляд на своего спутника.
— Надеюсь, из-за меня вы не подвергаете себя слишком большой опасности?
— Жизнь — это игра, — пожал плечами Анелевич. — За минувшие два года мы в этом убедились, не так ли? Рано или поздно вы проигрываете, но бывают моменты, когда все равно нужно делать ставку. Идите и действуйте так, как я вам сказал. Рад, что вы сами не хотите прятаться. Мы нуждаемся в вас, вы
— наша совесть.
Всю дорогу до своего дома Мойше ощущал себя виноватым. По пути он остановился, чтобы настрочить жене записку о предложениях Анелевича. Однако, засовывая записку в карман, он все же сомневался, нужна ли она на самом деле. Когда Русси завернул за последний угол, то увидел часовых — ящеров, стоявших у подъезда дома. Вчера их тут не было. Чувство вины испарилось. Чтобы спасти семью, он сделает все, что нужно.
Ящеры внимательно оглядели его.
— Вы — Русси? — спросил один из них на ломаном немецком языке.
— Да, — отрывисто бросил он и быстро пошел дальше.
Отойдя на несколько шагов, он подумал: «Может, следовало им соврать?» Похоже, ящеры с таким же трудом различают людей, как те — ящеров. Мойше сердито топал по ступенькам, поднимаясь к себе в квартиру. Возможно, он упустил прекрасный шанс…
— Что случилось? — недоуменно моргая, спросила Ривка, когда он с шумом захлопнул за собой дверь.
— Ничего. — Русси ответил как можно беззаботнее: сообразительные приспешники Золраага могли подслушивать. — Слушай, почему бы нам всем не сходить днем за покупками? Поглядим, чем сегодня торгуют на Гесьей улице.
Жена посмотрела на него так, словно он внезапно тронулся умом. Он не только никогда не любил болтаться по магазинам, но и его оживленный тон не вязался с тем, как Мойше ворвался в квартиру. Прежде чем Ривка сумела раскрыть рот, он достал записку к подал ей.
— Что это… — начала было она, но поспешно умолкла, увидев, как муж энергично трясет пальцем около рта. Глаза Ривки расширились, когда она прочла записку. Женщина отреагировала по-военному. — Конечно, обязательно пойдем, — весело сказала она.
Но взгляд ее при этом стремительно зашарил по сторонам, в поисках микрофонов, о которых предупреждали строчки записки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94