Она взяла соболью накидку из рук служанки и начала медленно спускаться по лестнице.
В огромном ресторане тихо играл оркестр. Хуго заказал ужин со знанием дела, но Кэрол не могла проглотить ни крошки.
— Ты не голодна? — спросил он.
Она потягивала шампанское и улыбалась ему.
— Нет. А ты?
— Разве я могу проголодаться, не занимаясь спортом? Чертова нога!
— Что сказал врач?
— Обещает, что через несколько дней смогу ходить. Во всяком случае, хоть немного покатаюсь на коньках, если лыжные прогулки не разрешат.
— Я рада, что все так сложилось, — ласково произнесла Кэрол.
Хуго удивленно поднял брови.
— Иначе бы я тебя совсем не видела, — ответила она на незаданный вопрос. — Ты бы все время проводил в горах. Провидение помогло нам побыть вместе.
— Ты мне льстишь, — иронично заметил он.
После ужина, по предложению Кэрол, они поехали в маленький ночной клуб в городе.Потолок здесь был очень низкий, и столики, расставленные вокруг танцевальной площадки, прятались в альковах. Пианист играл старые мелодии; они в полутемном зале пили шампанское, а потом ликеры. Кэрол чувствовала, что Хуго немножко оттаял и даже стал сентиментален.
— О чем думаешь? — наконец спросила она, поймав его взгляд.
— О тебе, — сказал он. — Расскажи мне о себе.
— Что ты хочешь узнать?
— Что ты действительно думаешь и чувствуешь,— ответил Хуго. — Мы уже давно знаем друг друга, но ты никогда не говорила о своих родителях.
— Это неинтересно.
— Мне казалось, что все американцы любят рассказывать о добрых мамах, — настаивал Хуго.
Кэрол внезапно вспомнила мать, склонившуюся над ванной с грязным бельем. Пару раз она посылала ей деньги. Наличные, в обычном конверте, без имени и адреса отправителя. И тут же пришла в голову мысль, что нужно отослать еще.
— Я сирота, — сказала Кэрол вслух.
— Похоже, тебя это не очень печалит.
— Неужели? В детстве это ощущение радости не приносило.
Хуго не отводил от нее глаз.
— Я совсем тебя не понимаю.
— А хочешь понять?
— Возможно.
Он улыбнулся и внезапно попросил счет.
— Давай вернемся в отель. Здесь душно, да и нога болит.
Кэрол решила, что это предлог, но послушно поднялась и пошла на улицу к машине. Было очень холодно, небо сияло россыпью звезд, луна освещала молчаливые вершины, и ночь стояла удивительно красивая.
По дороге в отель они не произнесли ни слова. Поднимаясь в лифте, Кэрол испугалась, что он отошлет ее спать, и она его больше не увидит.
— Мне хочется выпить еще. Закажешь к себе в номер?
— Конечно, — ответил Хуго.
Они поднялись в номер. Окна были зашторены, и только на письменном столе горела настольная лампа.
— Как уютно, — сказала Кэрол и села на диван. Хуго позвонил официанту.
— Хочешь шампанского, — поинтересовался он, — или ликера?
— Желтый шартрез, пожалуйста, — ответила Кэрол. — И бутерброды. Я ничего не ела за ужином и проголодалась.
Хуго сделал заказ. Когда его принесли, Кэрол почти не дотронулась до еды, но выпила ликер.Хуго удобно устроился в огромном кресле у дивана, слегка вытянув вперед больную ногу. Кэрол он казался очень привлекательным. Даже в вечернем костюме лорд выглядел мужественно. Безусловно, это человек действия, хороший спортсмен и образец английского дворянина.
А кроме того, имеет высокий титул. Больше всего Кэрол хотелось стать леди Роксбертон. Высокое социальное положение дало бы ей чувство уверенности в себе. Тогда бы она забыла студии, которые отвергли ее, и Дэйва, умершего с ненавистью в сердце.
Кэрол поставила бокал и поднялась с дивана.
— Хуго, — сказала она, стоя перед ним. — Я хочу, чтобы ты сказал правду. Что ты думаешь обо мне?
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?
— Только честно, — попросила она. — Я не хочу, чтобы ты назвал меня красивой или отделался парой глупых комплиментов, которые делаешь любой привлекательной женщине. Я хочу знать правду.
Хуго самодовольно улыбнулся. Это заставило Кэрол вздрогнуть и почувствовать себя уязвимой.
— Честно говоря, — сказал он погодя, — не знаю, что сказать. Мне хотелось бы получше узнать тебя. Расскажи о себе так, чтобы я сумел разглядеть, кто ты такая.
Кэрол стала на колени у его кресла.
— Ты действительно хочешь знать, какая я? — тихо спросила она, тяжело дыша.
Какое-то мгновение Хуго не двигался. Ее лицо было рядом, глаза полузакрыты, рот манил к себе. Кэрол ждала, и он обнял ее обнаженные плечи.
— Что ты предлагаешь? — спросил он низким голосом.
— Я покажу тебе, какая я, — прошептала Кэрол и очутилась в его объятиях. Уста слились в поцелуе.
ГЛАВА 4
Пока Ута раздевалась в маленькой прихожей, из гостиной раздался ласковый голос:
— Это ты, Ута?
— Да, бабушка, — ответила она по-французски и через секунду появилась в комнате.
Бабушка поливала цветы, стоявшие на всех подоконниках. Их аромат наполнял гостиную.Мадам Киндши напоминала очаровательную французскую маркизу, которую так любил рисовать Фрагонар. Несмотря на простую одежду, в ее манере держаться было столько элегантности, а прическа из седых волос казалась настолько искусной, что не оставалось сомнений в том, что в небольшом домике живет светская дама.
Это соответствовало истине. Мадам Киндши была дочерью французского дворянина, и великолепная французская речь выдавала в ней парижанку по рождению и воспитанию.Ута была очень похожа на свою бабушку. От нее она унаследовала многое, а главное — тонкую кость и изящную фигурку.
— Ты опоздала, малышка, — сказала она Уте. А потом, понизив голос, спросила: — Все прошло нормально?
— Да, бабушка, Эрнест очень доволен.
— Вот и хорошо, у меня для тебя сюрприз.
— Какой?
— Из Парижа прислали платье.
— Ой, бабушка! — Ута в восторге захлопала в ладоши, а потом серьезно добавила: — Я боюсь!
— Боишься, дорогая?
— Да, бабушка. А если я хуже, чем думает Эрнест? Вдруг я провалюсь! Что мы тогда скажем дедушке?
Мадам Киндши закрыла лицо руками.
— Не думай об этом, — сказала она. — Это принесет неудачу. Нужно верить в лучшее, в себя, и ты выиграешь на чемпионате. Дедушка будет гордиться тобой и простит все. Увидишь, я права.
— Надеюсь, — сказала Ута, обняла бабушку и поцеловала в щеку.
— Спасибо за платье, оно красивое?
— Очаровательное! Прямо от Диора.
— Бабушка! Оно, наверное, стоило состояние?
— Более или менее. Но какое это имеет значение? Нужно прекрасно выглядеть, это уже половина победы.
Ута согласно кивнула.
— Да, — сказала она, — это правда. Иногда, бабушка, мне так хочется носить красивые платья, как у женщин в отеле.
Бабушка внимательно посмотрела на внучку.
— Откуда ты знаешь, что они носят? — изумилась она.
— Я слышала, читала в газетах и, конечно, иногда видела их. Как бы мне хотелось когда-нибудь пойти на ужин в вечернем платье, как в тех журналах, что ты привезла из Франции!
Мадам Киндши вздохнула.
— Дорогая, ты слишком молода.
— Мне восемнадцать,— сказала Ута. — Восемнадцать, бабушка! А я еще нигде не была и ничего не видела.
— Да, ты взрослеешь. Может быть, нам и не стоит держать тебя взаперти. Молодой девушке, должно быть, скучно.
— Ты знаешь, что это не так, — вспыхнула Ута. — Не думай, что я несчастна, бабушка. Я очень люблю тебя и дедушку. Просто иногда мне хочется вести себя так, как другие молоденькие девушки.
— Да, да, понимаю, — сказала мадам Киндши, наблюдая за выражением лица внучки. — Но ты же знаешь дедушку. Иногда он ведет себя очень строго, хотя руководствуется благими намерениями. Но я
тоже была молода и знаю, как хочется веселья, красивых платьев и компании сверстников.
— Как хорошо ты меня понимаешь! — вздохнула Ута.
Последовала недолгая пауза. Девушка подошла к окну и посмотрела на цветы, а потом тихо произнесла:
— Сегодня кое-что случилось.
— Что?
— Я опять встретила человека, которого спасла прошлой ночью.
— Он поднялся так рано? — недоумевала мадам Киндши. — Я думала, что гости в отеле встают не раньше полудня.
— Его не было на катке, — ответила Ута. — Он наблюдал за Эрнестом и мной из окна... Бабушка, он пригласил нас на завтрак.
Мадам всплеснула руками.
— Дорогая! Неужели ты пошла? Не дай Бог, дедушка узнает!
— Эрнест хорошо знаком с этим джентльменом... — начала Ута и резко повернулась к бабушке. — Почему дедушке это не понравится? Почему мне нельзя ни с кем разговаривать и никуда ходить? Он пригласил меня на ужин, бабушка, но мы с Эрнестом объяснили, почему мне нельзя принять приглашение. Он мне не поверил. Это было написано на его лице. Он думал, что я притворяюсь, играю в глупые игры... А мне так хотелось пойти...
В голосе Уты послышались рыдания, и мадам Киндши присела на стул с высокой спинкой.
— Бедняжка! — сказала она с болью.
Ута тут же подбежала к ней и стала на колени.
— Не надо, бабушка, — плакала она. — Я расстроила тебя, это подло. Давай забудем о том, что я говорила. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Я не хочу быть неблагодарной по отношению к тебе и дедушке. Пожалуйста, прости меня, бабушка!
Мадам Киндши погладила вьющиеся золотые кудри и тихо произнесла с улыбкой:
— Мне не за что тебя прощать. Ты хочешь того, что должно быть. Ты молода и не можешь жить взаперти. Я поговорю с дедушкой и постараюсь убедить его.
— Нет, нет, только не сейчас, бабушка, — внезапно запаниковала Ута. — Не надо этого делать перед чемпионатом. Может быть, потом. Дедушка разозлится, узнав, что я буду участвовать в соревнованиях. Кто-нибудь обязательно расскажет ему, в этом сомнения нет. Я не хочу, чтобы он сердился на меня заранее. Ведь он может запретить мне выступать, а это так огорчит Эрнеста.
— Ты права, — согласилась мадам. — Но когда чемпионат закончится, мы постараемся убедить его. Он слишком избалован, в этом все дело.
— Неужели? А кто в этом виноват? — спросила Ута, уже улыбаясь.
— Да, это моя вина, — ответила бабушка. — Но я всегда его слишком любила.
— Но ведь и он любит тебя, — ласково заметила Ута.
— Да. Мы с Николасом прожили очень счастливую жизнь.
— Ты не жалеешь, что сбежала с ним? — спросила Ута, отлично зная ответ.
— Ни в коем случае! — ответила мадам. — Когда я приезжаю во Францию, вижусь с сестрами, общаюсь с их скучными, надменными мужьями и слышу от друзей, как им приходится закрывать глаза на связи с другими женщинами, когда узнаю о разводах и расставаниях среди людей моего возраста, тогда я на коленях благодарю Бога, что он дал нам смелость бежать и пронести нашу любовь через всю жизнь.
— О, бабушка, как я хочу, чтобы что-нибудь такое же романтическое случилось и со мной, — сказала Ута.
— Случится, моя дорогая, — ответила мадам Киндши, — однажды.
Перед последними словами она сделала паузу. Ута встала и беспокойно зашагала по комнате.
— Ты вышла замуж в восемнадцать, бабушка, — наконец сказала она. — Мне сейчас столько же.
У мадам Киндши сжалось сердце, потому что в голосе Уты послышалась мольба. Пожилая женщина уже давно ожидала этого. Год назад она согласилась, чтобы Эрнест Зипперт стал тренером Уты по фигурному катанию. Эти занятия полностью поглотили ее, и девушка ни о чем другом не думала.
К сожалению Николас многого не понимает. Он — упрямец, но с этим человеком она прожила всю жизнь. Ничто не могло нарушить спокойствия, унаследованного им от предков-крестьян. Киндши никогда не реагировал на вспышки гнева: которые часто провоцировала его собственная медлительность.
В молодости супруги ругались и ссорились, как резвые щенки. По прошествии лет об этом и вспоминать стало странно, ибо они пришли к согласию и миру во всем, кроме Уты.Николас постарел. И не понимал, что Ута взрослеет. Она уже не тот хорошенький ребенок, которого он подбрасывал на коленях и угощал конфеткой. Ее не успокоят игрушки.
— Она скучает, живя с нами в полной изоляции,— много раз говорила ему жена.
— Ута счастлива! Что ей еще нужно? — отмахивался Николас и упрямо тряс седой головой.
— Неужели ты думаешь, что в возрасте Уты я бы смирилась с таким образом жизни? — допытывалась мадам Киндши.
— У тебя было все, — спокойно возразил он, — но ты не считала себя счастливой.
Мадам была вынуждена признать, что это так. Ее нельзя было назвать счастливой, когда они случайно познакомились. В Швейцарии она проводила каникулы. Старший брат увлекался альпинизмом и нанял Николаса проводником.
Маргарита Дюве, так ее тогда звали, появилась на ступеньках охотничьего домика, когда Николас ожидал в холле.Она до сих пор помнила первое впечатление, которое этот человек произвел на нее. Высокий и широкоплечий, он показался Маргарите настоящим гигантом. Когда Николас повернулся, она увидела, как он красив. Ей понравились решительный подбородок и темно-синие глаза, особенно яркие на загорелом лице.
Девушка влюбилась с первого взгляда.
— Вы пойдете с братом в горы? — заговорила она, чтобы заполнить неловкую паузу.
— Да, мадемуазель. Но недалеко. Он еще не набрался опыта.
— А вы увлекаетесь альпинизмом?
— В нем вся моя жизнь! - ответил Николас.
— Жаль, что я не могу пойти с вами. Молодой человек рассмеялся, и на его губах заиграла добродушная улыбка. Он стал похож на греческого бога, статуи которых Маргарита видела в Лувре. Но те были белыми и холодными, а Николас живым, сильным и производил впечатление настоящего мужчины, что не могло ускользнуть от взгляда даже такой невинной девушки, как она.
Так все началось. Случайные встречи, минутные разговоры, иногда они оставались наедине в прихожей или в кладовой, где хранили лыжи.Постепенно Маргарита поняла, что вся ее жизнь сосредоточилась на тех минутах, когда она могла видеть Николаса.Она обязательно появлялась на лестнице, когда он приходил утром, и ждала вечером, когда они с братом вернутся после покорения гор. Наконец наступил момент, когда сдерживать страсть было уже невозможно.
Однажды Маргарита вернулась с лыжной прогулки, на которую ходила с сестрами и гувернанткой. Было уже поздно и холодно. Девушки моментально сбросили лыжи и побежали в дом. Маргарита заметила, что Николас смазывает лыжи брата в кладовой, и намеренно задержалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25