А простота, как известно, хуже воровства. Одна наша общая знакомая, Маша Кривошеева, хирург по профессии, купила себе домик в селе. С самого начала Машута совершила ошибку, помогла какой-то бабке, вскрыла у нее гнойник на пальце. Теперь бедной Кривошеевой нет покоя ни днем ни ночью, к ней таскаются с любой болячкой: просят померить давление, посмотреть горло, взять аспирин. И если вы полагаете, что пейзане несут за консультацию свежий творог, жирное молоко и крупные, двухжелтковые яйца, то ошибаетесь.
Машка ничего не получает даром, все вышеперечисленные продукты она покупает, похоже, с переплатой. Селяне экономны, если не сказать жадноваты, им нравится иметь рядом врача, но платить ему или делать скидку на харчи никто не желает.
Федор оказался умнее и сразу повел себя правильно. В Пырловке его не любят, но, похоже, мужику плевать на общественное мнение. Ужасно, конечно, что он поставил капкан, а потом устроил пожар, но, с другой стороны, деревенские первые решили взять канистру с бензином и спички и полезли на чужой участок.
- Дочери он тоже не имеет? И любовницы? - не успокаивалась я.
- Вроде нет, - сказала Лена, - хотя никто про него ничего толком не знает.
- Вилка! - закричала Томочка. - Я нашла ее!
Смотри!
- Кого? - воскликнула я. - Милу?
- Какую Милу? - удивилась Тома. - Уборную, с унитазом. Иди скорей ко мне. Ей-богу, впервые подобное вижу!
Вспомнив далекое детство, я вылезла в окно и побежала на зов. Тамара стояла перед огромным, раскидистым кустом.
- И где туалет? - поинтересовалась я.
- Там, - подруга ткнула рукой в сторону буйно-зеленого кустарника. - Видишь?
- Нет.
- И я сразу не приметила.
С этими словами Томочка аккуратно отвела в сторону несколько веток, и я выпучила глаза. Внутри куст напоминал шатер. В детстве мачеха Раиса отправила меня на все летние месяцы к своей матери в деревню. Старуха не была мне родной бабкой, но богом данную внучку не обижала, кормила чем могла, изредка мыла в бане и била прутом, если я не хотела помогать ей по хозяйству. Но, несмотря на то, что несколько лет подряд меня отправляли к ней, я никогда не таскала воду из колодца и не делала тяжелой работы. Была просто слишком маленькой, в мои обязанности входило полоть грядки и подметать избу, но и то и другое у меня выходило плохо. А когда я повзрослела, бабка умерла. Сейчас я понимаю, что старуха была мудрой, доброй женщиной - она приютила фактически чужого ребенка. Бабка даже пела мне иногда народные песни, с плохо понятными ребенку словами, ну что-то типа: «Налетели басурманы, всех казаков посжигали». Просто оторопь брала от подобной «филармонии», поэтому в детстве я бабку недолюбливала и боялась. Понимание того, что она для меня сделала, пришло позднее.
Так вот, у сортира во дворе бабки рос точь-в-точь такой же куст, как здесь, и мы с девчонками оборудовали в нем дом. У нас там стоял колченогий табурет, прикрытый куском клеенки, и громоздились охапки сена. Даже в сильный дождь под кустом было сухо.
Мы валялись на «кроватях» и рассказывали друг другу страшные истории про красное пятно, черную руку, привидения и зубастых вампиров.
Было странно видеть сейчас такой же «шатер» на участке Ани. Только внутри не было табуретки и сена.
Тут стоял… унитаз, слегка треснутый, с голубым пластмассовым кругом. На одной из веток была наколота порванная на куски газета.
- Вот, - радостно сообщила Томочка, - хотели санузел? Получите.
- Тут даже двери нет, - только и сумела вымолвить я.
- Тебя смущает факт отсутствия двери? - веселилась Томочка. - Ей-богу, это ерунда, не стоит стесняться, здесь все свои. Однако оригинально придумано. Интересно, это приспособление предназначено только для Ани? Или ее бывший муж Альфред тоже им пользуется? Интересно, каково ему зимой приходится, а? Кстати, мы его до сих пор не видели. Может, надо зайти к нему, поздороваться? Все-таки целое лето предстоит прожить в тесном соседстве.
- Успеется, - прошипела я, - ну, Анька, обманула нас!
- Вовсе нет, - смеялась Томочка, - обещала водопровод, и он есть, только, так сказать, местный, но мы ведь не уточняли, откуда вода в трубы поступает.
И туалет имеется, с унитазом. Не к чему придраться.
- Сейчас позвоню Аньке и устрою скандал, - пообещала я.
- Не стоит, - покачала головой Тома, - что она сделает? Канализацию проведет? Лучше добеги до магазина и глянь, чем там торгуют.
Вымолвив эту фразу, подруга принялась хохотать с такой силой, что у нее на глазах выступили слезы.
- И что смешного ты находишь в столь идиотской ситуации? - возмутилась я.
- Нет, - простонала Томочка, - ты только представь себе лица Сени и Олега, когда они увидят сей уголок задумчивости. Вот что, надо прихватить с собой видеокамеру и заснять их. Ты будешь показывать им клозет, а я запечатлю сей процесс для истории.
Внезапно и мне стало смешно. Уж не знаю, кто додумался до подобной «икебаны»: Анины родители, она сама или Альфред, но, ей-богу, у этого человека оригинальное мышление. Бывает рояль в кустах, а вот про унитаз в них никто не слышал.
Повеселившись вволю, мы вернулись в избушку.
Томочка стала греть обед для Никиты, а я взяла кошелек и спросила:
- Что купить в магазине?
- Хочется творога, настоящего, деревенского, из-под коровки, - стала перечислять Тома, - сметанки, молочка парного, свежих яиц, может, они тут делают простоквашу?
Но в местной лавке не нашлось ничего, даже близко похожего на вкусные, экологически чистые деревенские продукты. На полках лежали хорошо знакомые йогурты, пакеты с молоком, банки с консервированной кукурузой и зеленым горошком. Вот колбаса и пиво с водкой были представлены, как говорится, в ассортименте.
Услыхав мой вопрос, продавщица затрясла ярко-рыжей головой с синими прядками.
- Не, в Пырловке никто скотину не держит.
- Вот жалость, - вздохнула я, - мы очень любим молочное.
- Так у меня бери.
- Хотелось бы натурального, домашнего.
Продавщица прищурилась.
- Ступай в Немировку, там продают.
- Это далеко?
- В двух шагах, если мимо бирюка идти, - пояснила она, - по шоссе дольше выйдет. А вдоль оврага шмыганешь, и вот она, Немировка.
Я вернулась туда, где уже побывала утром, миновала избушку пьяницы Миши и двинулась по тропинке. Внезапно тело пронзила острая боль. Я охнула и схватилась за плечо. Пальцы стали красными. Под ногами лежал комок газеты. Я наклонилась, подняла его и пришла в ярость. Кто-то швырнул в меня нечто вроде громадной железной гайки, предварительно завернув ее в обрывок газеты. Я машинально развернула смятую бумагу и снова увидела косо сделанную надпись. «Спасите, убивают!» Полная гнева, я зашагала к дому бирюка. Сейчас посмотрим, что за шутник там проживает.
Глава 4
Помня о том, как мужики напоролись на капкан, я, даже не входя во двор, решила проявить осторожность: схватила валявшуюся неподалеку от забора палку и двинулась вперед, тыча ею перед собой. Забор у Федора был крепкий и достаточно высокий, калитка железная, без ручки и глазка, звонка тут тоже не нашлось.
Я стала бить ногой в калитку, но со двора не донеслось ни звука.
- Откройте! - завопила я.
В ответ тишина.
- Немедленно впустите!
Молчание.
Обозлившись еще больше, я огляделась по сторонам, увидела вблизи раскидистое дерево, ветви которого свисали над участком Федора, и, недолго думая, вскарабкалась на него. Это сейчас я - набирающий обороты автор детективных романов, но воспитывала-то меня улица, и я еще не растеряла соответствующие навыки.
Двор был пуст. Выглядел он не таким заброшенным, как у Ани, но и ухоженным его не назовешь.
- Эй, - заорала я, - а ну, выходи! Смотри, как ты меня гайкой ушиб, до крови.
Продолжая кричать, я поднялась на крыльцо и обнаружила на двери железный навесной замок самых устрашающих размеров. Усмехнувшись, я присела и пошарила под крыльцом. Подавляющее число деревенских жителей прячет там запасные ключи. Но здесь под ступеньками мои руки ничего не нащупали. Решив не сдаваться, я обошла вокруг избы. Частенько сельские дома имеют второй вход. Отчего я не ушла, поняв, что избушка заперта снаружи? А кто, по-вашему, швырялся гайками? Нет, внутри есть человек!
Черного хода не существовало. Я приблизилась к окну и попыталась заглянуть внутрь. Тщетно, взгляд наткнулся на задернутые гардины.
- Эй, - крикнула я, - вы где?
- Помоги, - прошелестело сверху, - спаси, убивают.
Я задрала голову и увидела круглое окошко под самой крышей.
- Кто там? - завопила я.
Сверху спланировал кусок газеты, крупные, пляшущие буквы, написанные карандашом на полях, слились в фразы: «Я на чердаке. Лестница внизу».
Чуть поодаль и впрямь стояло шаткое сооружение, сбитое из тонких палок. Не раздумывая долго, я передвинула лестницу так, чтобы она достигала окошка, и резво полезла вверх. На середине пути мне стало страшно, но не отступать же от намеченной цели, тем более что сверху периодически доносился тихий, словно шелест травы, голосок: «Помоги».
Наконец руки уцепились за край окошка.
- Откройте, - постучала я по стеклу.
- Помоги, - долетело из форточки.
- Распахните окно!
- Помоги.
Делать нечего, пришлось снять с ноги босоножку и ударить ею по давно не мытому стеклу. Голову я на всякий случай втянула в плечи, но, к моему удивлению, на меня не посыпалась груда осколков. Отчего-то стекло, почти целиком вылетев из рамы, упало внутрь чердачного помещения. Я заглянула в образовавшуюся дыру. Непосредственно у моего лица оказалась кровать, на которой сидела взлохмаченная, худая девушка. Увидев меня, она вскрикнула:
- Помогите!
- Ты кто?
- Мила.
- Что здесь делаешь?
Девушка заплакала и бессвязно залепетала:
- Федор… убить… спаси…
Поняв, что у нее сейчас начнется истерика, я быстро сказала:
- А ну-ка возьми себя в руки. Лучше скажи, где Федор.
- Он уехал, - шмыгнула носом Мила, - Федор всегда утром уматывает.
- Когда вернется?
- Обычно вечером возвращается.
Я повеселела.
- И что у тебя случилось? Почему сидишь на чердаке и ревешь?
- Меня Федор запер.
- Зачем?
- Он бандит, - выпалила девчонка, - пожалуйста, умоляю, помоги мне бежать!
- Давай вставай, - велела я, - и лезь в окно.
- Не могу.
- Почему?
- Меня привязали за ногу, вон видишь?
Мила потрясла тонким, длинным кожаным ремешком.
- Гад, - с чувством произнесла она, - мерзавец, он так рассчитал, что я могу только с кровати слезть и до ведра дойти, два шага сделаю, и все, дальше ремень не пускает. Он крепкий, не разорвать, я даже перегрызть его пыталась. Куда там! Ты принеси секатор, знаешь, такие ножницы, кусты постригать, только поторопись, а то, не ровен час, Федор раньше заявится, мне тогда каюк придет.
Быстрее птицы я полезла назад, добежала до участка Лены и заорала:
- У тебя есть секатор?
- А как же, - меланхолично ответила соседка.
- Дай мне на время.
- Сейчас, - спокойно сказала Лена и ушла в сарай.
Минуты мне казались годами, наконец соседка появилась во дворе.
- На, - она сунула мне большие садовые ножницы.
Я побежала к избе Федора, забыв сказать доброй Лене спасибо.
Мила перерезала ремешок и ловко спустилась по лестнице вниз. Когда она очутилась на земле, я увидела у нее на щиколотке железное кольцо с небольшим замком, от него тянулся крохотный кусочек ремня.
Девчонка пошевелила ногой.
- Прикольно выглядит, да? Слушай, ты меня в Москву не отвезешь?
- Извини, но я не умею водить машину, да и нет ее у меня.
- А… а… Ну тогда проводи хоть до шоссе.
Я кивнула, и мы пошли к калитке. Металлическая дверца, совершенно гладкая снаружи, изнутри имела удобную ручку и еще запиралась на огромную щеколду. С трудом отодвинув ее, я сказала:
- Странно, что у Федора по участку не бегают штук шесть волкодавов с оскаленными пастями.
- У него аллергия на шерсть, - хмыкнула Мила. - Слушай, мне это кольцо с замком сейчас не снять. Дай свои носки, натяну их на ноги, чтобы народ не пялился.
Я покорно сняла белые гольфы и отдала Миле, та мигом натянула их и сказала:
- Во, теперь лучше, а то словно с каторги сбежала. Ладно, где тут шоссе?
- Похоже, налево.
- Что значит «похоже»? Ты точно не знаешь?
- Нет, я недавно приехала, не из местных.
- Ладно, - нахмурилась Мила, - пойдем налево.
Мы двинулись вдоль глубокого оврага.
- Как ты на чердак попала? - я проявила естественное любопытство.
- По глупости, - сердито откликнулась Мила, - исключительно из-за моего собственного идиотизма.
Этот Федор в меня влюбился и стал предлагать выйти за него замуж, а к чему мне такой козел? Естественно, я отказала.
Федор вроде спокойно воспринял категорическое «нет», не обиделся, не стал устраивать сцен. А спустя некоторое время появился с букетом и заявил: «Думаю, мы вполне можем остаться друзьями, давай отпразднуем мой день рождения на даче. Будет большая компания, человек двадцать, обещаю шашлык, красное вино и все такое».
Мила любит повеселиться, в словах Федора она не усмотрела никакого подвоха и с радостью поехала в Пырловку.
Жаренного на углях мяса ей так и не удалось попробовать, потому что хозяин мгновенно запер Милу на чердаке. Правда, он предоставил ей минимальные бытовые условия. На кровати лежали матрас, подушка и ватное одеяло, в двух шагах от ложа стояло ведро, призванное служить туалетом, здесь же имелась трехлитровая банка с питьевой водой. Кормил Милу Федор дважды в сутки, а для развлечения приволок ей кипу газет. В принципе, условия заключения можно было бы считать вполне сносными, кабы не длинный, тонкий ремешок, при помощи которого Милу за ногу привязали к кровати. Федор сразу очень спокойно объяснил ей:
- Лучше тебе дать согласие быть моей женой, иначе навсегда останешься на чердаке.
Но Мила вовсе не собиралась ему покориться, и потому всякий раз, когда Федор уезжал на работу, она слезала с кровати и пробовала бродить по чердаку в том радиусе, на который хватало веревки. В куче хлама ей попался карандаш, и тогда Миле пришла в голову гениальная идея. Встав на кровать, она могла через окошко видеть тропинку, по которой изредка ходили люди. Мила решила выбросить на улицу записку.
На чердаке валялось много всякого барахла, вот пленница и стала подбирать картофелины, гайки, осколки кирпича.
1 2 3 4 5 6 7