Я осторожно потянула на себя дверь хлипкого домишки.
- Есть тут кто? Ау, отзовитесь!
В нос ударил неприятный запах затхлости и перегара. Комната, в которую я заглянула, была настолько загажена, что жить в ней отказалась бы даже крыса. Быстро захлопнув дверь, я в задумчивости села на крыльцо.
Хозяин, скорее всего, пьян, небось лежит где-нибудь в канаве. Наверное, надо забыть про бачок на крыше.
Поставим баклажку у порога и будем брать потихоньку оттуда воду черпаком. Мысленно решив трудную задачу, я захлопнула дверь и решила идти домой.
- Мишку ищешь? - прошелестел тихий голосок.
Я оглянулась и вздрогнула.
Из домика высунулось существо непонятного пола, то ли старик, то ли старуха, замотанное, несмотря на жаркий день, в рваное драповое пальто с облезлым меховым воротником.
- Мишку ищешь? - повторило бесполое создание.
- Да.
- А он к дачникам попер, - закашлялось оно, - небось хочет у них на бутылку сшибить.
- Это далеко?
- По тропинке ступай, к оврагу.
Я пробежала с десяток метров и налетела на нечто похожее на деревянную трансформаторную будку.
При ближайшем рассмотрении мне стало понятно: экономный строитель возвел ее из старых шпал. Куски грязной пакли свисали из щелей, но единственное окошко оказалось чисто вымытым, и на нем висели занавески в красно-белую клетку.
Я постучала в дверь. Она распахнулась, на пороге появилась молодая женщина в ярком ситцевом халатике.
- Вы кто? - спросила она.
- Ищу Мишу, вашего хозяина.
- С какой стати ему тут быть?
- Извините, пожалуйста, но в домике, том, что у ворот, маленький странный человечек сказал, что он к вам пошел.
- Это баба Нюра, - усмехнулась дачница, - мать Мишки. Да, прибегал он, на бутылочку просил, в долг. Только, конечно, я не дала, Мишке не с чего взятое возвращать, а я не настолько богата, чтобы деньгами разбрасываться. Ушел он.
- А куда?
- Вот уж этого не скажу, - пожала плечами дачница, - мне без разницы, где этот пьяница шляется, своих забот хватает.
- Простите, - Ничего, - спокойно кивнула она и захлопнула дверь.
Пришлось идти назад, но, очевидно, сегодня был не мой день, потому что, сделав пару шагов, я споткнулась о валявшийся шланг и, не успев вскрикнуть, рухнула в кусты, растущие вокруг. Думаю, не следует сообщать, что неведомые растения оказались усыпаны острыми колючками?
Взвизгнув, я попыталась встать, но сильно оцарапалась. Сообразив, что шипы щетинятся лишь на верхней части веток, я решила просто выползти из зарослей, заработала руками и ногами, преодолела по-пластунски некоторое расстояние и оказалась на свободе, но не со стороны тропинки, а с другой, там, где раскинулся овраг. Чертыхаясь, я осторожно приняла вертикальное положение и глянула вниз. Не хватало только упасть в эту грязную яму. Отвесные стены из глины сбегали к канаве, забитой всяким мусором. Очевидно, местные жители использовали овраг вместо помойки. Сейчас там валялась гора хлама; доски, пустые упаковки, рваные пакеты, ботинки, брюки… Постойте-ка! Штиблеты и джинсы не сами по себе, они надеты на мужчину, который преспокойно спит на горе объедков. Похоже, Мишка найден.
- Эй, проснитесь!
Никакого ответа не последовало.
- Миша, хочешь выпить?
Неожиданно парень зашевелился и сел.
- Кто орет? - поинтересовался он вполне трезвым голосом.
- Хочешь выпить? - снова предложила я.
- Давай.
- Сначала поработать надо.
- Делать чего?
- Бак на крыше водой налить.
- Ща, в пять минут.
Алкоголик ловко, словно кошка, вскарабкался наверх. Вблизи он оказался совсем молодым, красивым парнем. Белокурые волосы, голубые глаза, слегка курносый нос. Вот только шевелюра была не мыта, скорей всего, с Нового года, а красные веки моментально выдавали пьяницу.
- Тебе сколько лет? - поинтересовалась я.
- Восемнадцать, - охотно ответил Миша, распространяя вокруг крепкий запах алкоголя, - осенью в армию пойду, пить брошу, на шофера выучусь. Армия людям путевку в жизнь дает.
- Хорошая перспектива, - кивнула я, - значит, так, если ты берешься нам каждый день привозить воду и наполнять бак на крыше, то получишь деньги.
Только не сразу, а в конце лета, всю сумму целиком заплатим, иначе пьянствовать начнешь.
Миша хмыкнул.
- Так какая разница! Пропить все сразу или по частям?
Но во мне, все детство прожившей в среде алкоголиков, не к месту проснулся Макаренко.
- Нет. Деньги в конце лета.
- А не обманешь?
- Никогда.
- Ну, - протянул Миша, - я так не хочу. Ходи, ломайся, а рубли неизвестно когда получу!
- Ладно, - сдалась я, - пошли, нальешь бачок, «отстегну гонорар»!
- Не, - замотал грязной головой Миша, - я лучше спать пойду, ты меня точно обманешь! Стану корячиться и получу фигу!
- Наполнишь бак, - рассердилась я, - дам тебе двадцать рублей.
- Сколько?
- Два червонца.
- Иди ты на ..! - с чувством произнес пьяница. - Нашла дурака. У нас за такие деньги никто даже не чихнет. Ты хоть в курсе, сколько хорошая водка стоит?
- Послушай, - окончательно разозлилась я, - ты небось самогонку глотаешь.
- Не-а. У нас ее никто не гонит.
- Да? - удивилась я. - А почему?
- Лень, - спокойно ответил Миша, - вымирает деревня, мужики выродились, ничего делать не умеют, бабы коров не доят, огороды большие не копают, в магазинах все покупают. Спились напрочь. Страх берет, что со страной будет, тут реформы нужны.
- - Может, тебе в Думу баллотироваться? - фыркнула я. - И потом, зачем других осуждаешь, сам-то тоже за воротник заливаешь.
- Не, я совсем даже не алкоголик, - не согласился со мной парень, - просто гуляю. Вот из армии вернусь, стану шофером…
- Это мы уже слышали. Сколько хочешь за работу?
- Пятьсот, - выпалил Мишка, - за один раз.
Потом подумал и добавил:
- Рублей.
- Спасибо за разъяснение, - воскликнула я, - а то я уж подумала, что ты в долларах сумму назвал. Мне это не по карману, иди в овраг спать.
- Давай сто рублей.
- С какой стати?
- Ага, - заныл Мишка, - разбудила, с места сдернула, перебаламутила, теперь меня бессонница замучает.
- Ничего, до ночи далеко.
Продолжая мило беседовать, мы шли по едва заметной тропинке вперед. Внезапно Миша, занудно повторявший: «Дай стольник», - выкрикнул:
- Ну, падла! Поймаю, руки откручу и башку поотшибаю!
- Ты это кому грозишь? - вышла я из себя. - Совсем обнаглел! Ступай в свой овраг и спи в помойке. Нечего за мной плестись. Теперь точно тебе ничего не отломится. А если еще раз меня испугать решишь, в милиции окажешься.
- Ничего я не грозил, - пояснил Миша, - во, видишь, камень валяется? В бумагу завернутый?
Мои глаза пошарили по дорожке. Действительно, на утрамбованной траве лежало нечто похожее на комок смятой газеты.
- Хорошо, что промахнулся, - вздохнул Миша, - а в прошлый раз я шел тут, так мне булыжник в живот угодил, чуть не убил! Такой синяк остался. Ну, Федька, гад! И чего я ему сделал? Мы небось год не разговаривали!
- Ты о чем?
Миша ткнул пальцем вбок.
- Видишь?
- Что?
- Ну вон там изба стоит?
Я повернула голову влево и увидела небольшой сарайчик зеленого цвета.
- Там Федька живет, - пояснил Миша, - бирюк он, всех людей ненавидит, ни с кем знаться не желает, поэтому и поселился здесь. Вот по этой тропинке мы за водой ходим. Я, тетя Клава из двадцатого дома, Верка… Тут быстрее получается. А Федьке не нравится, что мимо него шастают, он дорожку своей территорией считает, вот камнями швыряться стал, чтобы нас отвадить. Хорошо хоть в голову не попал, урод.
Пойти бы ему морду начистить, да только страшно!
Федька ведь и отомстить может.
Пока он возмущался, я разглядывала комок газеты. Интересно, зачем этот Федя заворачивает камни в бумагу? Вот уж странно! Однако он эстет! Впрочем, может, никаких булыжников и нет?
Не в силах сдержать любопытство, я нагнулась и подняла «метательный снаряд». Он оказался не слишком тяжелым. Самый обычный клубень картофеля, обернутый в обрывок популярного издания. Я расправила неровно оторванный кусок бумаги и увидела на полях криво сделанную надпись: «Помогите, убивают, Мила».
Глава 3
Ведро на крышу мы с Томочкой втаскивать не стали. Оставили баклажку стоять у крыльца и решили просто брать оттуда нужное количество воды черпаком. Но вскоре эта проблема отошла на второй план, потому что появилась новая забота.
- Послушай, - протянула Тамарочка, - где тут туалет?
Я пожала плечами:
- Думаю, около ванной.
- Да? Его там нет.
- Совсем?
- Абсолютно. Во всем доме нет ничего похожего на унитаз.
- Ты уверена?
- Стопроцентно, - кивнула Томулька, - я осмотрела каждый закуток. Вчера мы бегали в лесок.
Теперь пойду изучать огород. Ох, чует мое сердце, канализации здесь тоже нет. Да и откуда бы ей быть, если нет воды. Небось у забора стоит деревянная будка.
С этими словами Томочка пошла на улицу. Я же села на террасе, вытащила из кармана обрывок газеты и опять прочитала фразу: «Помогите, убивают. Мила». Может, это шутка местной детворы? Или чей-то крик о помощи?
Я высунулась в окно, увидела на другом участке ярко-красное пятно и крикнула:
- Лена!
Соседка выпрямилась.
- Чего?
- У вас в деревне есть женщина по имени Мила?
Лена вытерла рукой лоб.
- Из наших нет, может, дачница какая.
- Их тут много?
- Дачниц? А в каждом доме, где и по две, три семьи живут, у нас лето зиму кормит, который год на огороде ничего не родится, то дождь ливнем льет, все на грядках погниет, то солнце палит, овощи от жары дохнут, а дачник от погоды не зависит. Зачем тебе Мила? Фамилия у нее какая?
- Скажи, - я проигнорировала вопрос, - а Федор женат?
- Который?
- Ну тот, что на отшибе живет, у оврага.
- Бирюк?
- Да.
- Кто ж за такого замуж пойдет? - пожала плечами Лена. - Был, наверное, приличный человек, а стал вон чем. Я года два его не встречала, даже зимой.
- При чем тут зима? - удивилась я.
Лена подошла к забору и, опершись на него, стала вводить меня в курс дела.
Деревня Пырловка расположена в двух шагах от Москвы, электричка от столицы со всеми остановками докатывает сюда быстро. Но стоит человеку выйти на станции, пересечь небольшой лесок и увидеть указатель «Пырловка», как он попадает в глухую провинцию. Пырловка живет как при царе Горохе. Нет, я не хочу сказать, что аборигены тут совсем лишены благ цивилизации, но воды и канализации нет, телефон есть лишь на почте, газеты привозят один раз в три дня. В избах имеются телевизоры, но при малейших дуновениях ветра электричество вырубается, и голубые экраны меркнут. Местные дети ходят в школу за пять километров, их отцы и матери ездят на работу в Москву, маленькая птицефабрика, где когда-то трудились все пырловцы, давно умерла, не вынеся конкуренции. Сами понимаете, что сейчас из деревни бегут все, кому не лень. Многие пырловцы подались в последнее время кто куда.
Летом же здесь кипит жизнь. Сюда возвращаются те, кто теперь имеет квартиры в Москве. Люди используют родительские дома в деревне как дачи. И еще все пускают дачников, поставили для этого сарайчики на огородах, обставили немудреной мебелью и сдают малоимущим людям, которым надо вывезти на лето детей из города.
Когда по Пырловке пару лет назад пролетел слух, что теперь у оврага, в долине, постоянно будет жить молодой мужчина, да еще врач по профессии, местное население чрезвычайно оживилось. Ведь «Скорую» тут не дозваться. Сначала надо бежать на почту, мобильников в деревне раз, два и обчелся, потом ждать машину с красным крестом почти сутки. А теперь у них появится свой врач!
Но напрасно пырловцы строили радужные планы.
В самую первую зиму, когда Федор обосновался в деревне, к нему прибежала Саня Макашова и, запыхавшись, проорала:
- Дяденька, бегите скорее к нам.
- С какой стати? - спокойно спросил врач.
- Моя сестра рожает, орет сильно, а «Скорая» не едет, - объяснила Саня.
- Ну и при чем тут я? - равнодушно продолжал Федор.
- Как же! - растерялась Саня. - Вы - доктор.
- Нет, - рявкнул тот в ответ, - я никакого отношения к медицине не имею, ступай прочь.
Макашова ушла несолоно хлебавши. Потом Федор прогнал Веру Клоткину, у которой ребенка скрутил грипп, и даже пальцем не пошевелил, услыхав, что старуха Локтева сломала ногу. Постепенно пырловцы поняли, что врач не собирается им помогать, и перестали бегать к стоящей на отшибе избушке.
Первое время местное население злилось и разрабатывало планы мести.
- Ничего, - говорили мужики, толпясь на площади у магазина, - человек он городской, руки из задницы растут. Еще придет за помощью, стекло выбьет, или ступеньки сломаются, мы ему все припомним.
Парни злобствовали, а Федор жил себе тихо, не появляясь в деревне. За водой он не ходил, в сельпо не заглядывал, очевидно, привозил себе еду и питье из города. В конце концов негодование аборигенов из стадии нагрева перешло в фазу кипения, мужики решили наказать Федора так, как исстари расправлялись в русских деревнях с неугодными: пустить ему «красного петуха».
Дождавшись, когда врач в очередной раз отъедет в город, Семен Паришков и Веня Козлов, прихватив канистру с бензином, перелезли через забор, приблизились к дому наглого доктора и собрались начать черное дело. Веня шагнул к двери и вдруг дико закричал.
Семен от неожиданности выронил канистру.
- Что? Что случилось?
- Нога, - выл Веня, - ой, как больно.
Семену стало еще хуже, когда он понял, что приятель попал правой ступней в капкан, хитро замаскированный в траве.
Кое-как Паришков дотащил несчастного домой, потом Вену отвезли в больницу. Лежа на носилках, Козлов громко пообещал:
- Ну, погоди, еще встретимся!
Через три дня в Пырловке заполыхали пожары. Пока пожарная команда на красной машине прибыла на место, от двух изб остались головешки. Семьи Козлова и Паришкова потеряли все.
С тех пор Федора начали бояться. Никто больше не лез в его отсутствие не то что в дом - во двор, не обращались к нему за помощью. Живет Федор совершенно один, чем занимается, никто не знает. Уезжает вроде утром на машине в Москву, возвращается ближе к ночи, а может, и нет его вовсе в деревне.
- Он не женат? - спросила я.
- Какая же баба его выдержит, - нахмурилась Лена, - злобный бирюк. Народ к нему за помощью побежал, и вон чего вышло.
Я усмехнулась. С одной стороны, Федора понять можно. Деревенские люди часто бывают излишне назойливы, им неохота тащиться в районную больницу, где придется сидеть часами в очереди и давать терапевту «барашка в бумажке», вот они и надумали решить проблему по-простому, по-соседски.
1 2 3 4 5 6 7