На одном треугольнике паруса был изображен пакет, на котором было написано слово «молоко», стрелка, идущая вертикально вниз, переходила в слова «кефир», «сыворотка», «творог». Еще ниже было написано слово «рекиф», еще ниже «ферик», а еще ниже слово «ифекар», после слова «ифекар» стрелка-линия упиралась в большой вопросительный знак. Линия, отходящая влево от слова «молоко», упиралась в слова «сметана» и «масло», а стрелка, ведущая от «молока» вправо, упиралась в слово «сыр». На другом треугольнике второго паруса был нарисован кусок колбасы и выведено слово «колбаса». От «колбасы» вниз тоже шла линия со стрелкой к слову «лясокомбль», дальше вниз стрелка вела к слову «колясамбль», а от него к слову «облекомс», после чего линия-стрелка тоже упиралась в вопросительный знак.
Сидя на палубе «Дома Сойера», который напоминал Косте при внимательном его обозрении что-то среднее между пузатой двухвесельной лодкой и плотом, Малинин таращил глаза на две зашифрованные надписи на парусах, особенно на незнакомые слова «ифекар-ферик-рекиф» или «лясокомбль-колясамбль-облекомс». Чувствовалось, что ошеломленный вид друга доставлял удовольствие Баранкину, и, чтобы продлить этот «эффект ошеломления», Юра не стал сразу объяснять Косте, что все это значило, тем более что к отплытию все было готово: паруса с загадочными иероглифами подняты, тяжелые весла вставлены в уключины. Юре оставалось, как говорят яхтсмены, только поймать ветер в паруса, поднять якорь и… прощай, Москва-река – здравствуй, матушка Волга! Баранкин помусолил палец и поднял руку над головой – ветра не было, но, судя по всему, подождать можно было спокойно. След их с Малининым был потерян! Великая погоня иссякла! А великое убегание подходило к своему счастливому концу.
– Ладно, – сказал Баранкин, – так и быть, коротенько открою тебе" секрет всего этого, – Юра обвел взглядом паруса и начал: – Когда скиснет молоко, из него получается что? – спросил он Костю.
– Кефир, – ответил тот.
– А когда скиснет кефир, что из кефира можно получить? – продолжал спрашивать Юра.
– Творог, – ответил Малинин.
– Правильно, – подтвердил Баранкин. – Творог, что еще?..
Костя пожал плечами.
– Творог и сыворотку… Еще из молока можно получить сметану, масло, сыр… Так?.. Но лично мне этого мало, мне нужно, чтобы испортившийся творог тоже превращался в какой-нибудь съедобный и питательный продукт, скажем, в рекиф, испортившийся рекиф должен превратиться в съедобный ферик, а испортившийся ферик в питательный ифекар! Понял?..
Понять все это с ходу было выше всяких сил Малинина. Сидя на палубе, он только молча продолжал морщить лоб.
– Это же злободневная проблема, – продолжал разъяснять Юра Косте.
На палубе появилось несколько пакетов молока и колбаса в целлофановой упаковке.
– Очередная проблема, как на время путешествия взять с собой поменьше продуктов и подольше их есть, понимаешь?! То же самое и с колбасой. Испортившаяся колбаса должна превращаться по моему расчету в съедобный лясокомбль, съедобный лясокомбль, испортившись, должен превратиться в колясамбль, а съедобный колясамбль, испортившись, должен превратиться в облекомс… Таким образом, съестных припасов, по моим расчетам, можно будет брать с собой в путешествие в десять – пятнадцать раз меньше, чем обычно. Эксперимент закончен! В нашем путешествии мы легко обойдемся несколькими пакетами молока и батоном колбасы! – Порывшись в открытых дверцах кормового сиденья, Юра извлек из его чрева два полиэтиленовых пакета и, воздев их к вечернему темнеющему небу, сказал: – Вот это рекиф! А это колясамбль!
Костя поднялся с палубы и с подозрением стал рассматривать в одном пакете что-то буро-зеленое, а в другом зелено-бурое. Оба «препарата» даже сквозь полиэтиленовую оболочку издавали одуряющий и тошнотворный запах, когда же Баранкин развязал мешочки, то Костя покачнулся от удушливой волны, а Баранкин, словно бы потеряв на секунду сознание, опустился на корму…
– И это ты хочешь испробовать на нас с тобой? – удивился Малинин.
– Почему на нас с тобой? – тоже удивился Баранкин. – Полагается по правилам сначала на белых мышах… Зря клетку с белыми мышами из больничной лаборатории не попросили у сестры… – сказал Баранкин, отводя оба мешочка как можно дальше от своего носа.
– И еще в цирке клетку с тигром зря не захватили с собой, – подхватил Костя.
– А зачем тигра? – спросил Баранкин.
– Потому что все белые мыши сразу сдохнут от одного запаха твоего калосайла-колбасайла, – объяснил Малинин, – а тигр сдохнет только после первого куска.
– Наверное, я мало бил эту колбасу деревянным молотком, – задумчиво сказал Баранкин.
– Как, ты ее еще и бил деревянным молотком? – удивился Малинин. – Зачем ты ее-то бил, когда этим молотком надо было тебя ударить по башке?!
– Я хотел изменить у этой колбасы кристаллическую решетку…
– Баранкин, ты лучше брось эту колбасайлу в воду, пусть рыбы съедят ее вместе с кристаллической решеткой.
Немного подумав, Юра бросил подопытную колбасу в воду, туда же последовал и сине-зеленый рекиф или, как там его… Не прошло и нескольких минут, как из-за ограды набережной послышался мужской голос:
– Эй, вы, – крикнул рыболов, – вы чего там бросаете в воду, что рыба всплывает кверху брюхом?
Два друга одновременно посмотрели на водную поверхность. На мелких речных волнах действительно кверху пузом плавали три рыбки. Костя и Юра тревожно переглянулись.
– Ничего мы не бросали, – ответил Малинин. – Ты, Баранкин, понял, – тихо продолжал Костя, – Волга, она, конечно, впадает в Каспийское море, но ни одна больница в Каспийское море не впадает!..
Малинин продолжал зажимать нос пальцами.
– А ты думаешь, что мой лясокомбль пахнет поликлиникой? – спросил удрученно Баранкин.
– Клиникой пахнет твой лясокомбль, а не полуклиникой, – сказал Малинин.
– Хотел поработать за природу, так сказать, помочь ей в виде субботника… – рассуждал Баранкин, разводя руками. – Может, это все от того, что молоко натуральное, а колбаса с добавками, которые мешают дальнейшим превращениям?!
Именно после этих слов сильный порыв ветра надул паруса «Плавучего Дома Сойера», и заметь это Баранкин и дай команду: "Поднять якорь! Отдать швартовые!.. ", то вся эта история, может быть, окончилась бы совсем по-другому, но Юра был так расстроен своей неудачей с экспериментом над молоком и колбасой, что именно ветра-то он и не заметил, тем более, что именно в это же время рыбак, ворча себе что-то под нос, решил, видимо, переменить место рыбалки, а по набережной со стороны окружного моста к Бородинскому мосту с треском пролетел мотоцикл, тот самый, что маячил возле школы. Это был тот же мотоцикл с тем же парнем за рулем и с тем же Венькой у него за спиной. Заметив все это. Костя и Юра плашмя упали на палубу плота.
– Срочно выгружай все из карманов! – скомандовал Варанкин.
Чего только не было в этих самых карманах двух друзей. Инвентаризация этого «чего-то» заняла бы страницы две, а может, и три, но мы остановимся только на одном предмете, который среди прочего обнаружил у себя Баранкин.
– Все подозрительно! – сказал Малинин, оглядываясь вокруг. – Почему они нас каждый раз находят? И здесь, наверное, найдут!
Баранкин нахмурился.
– Вот как они узнали, что мы едем именно в ту школу, где выступали? – продолжал Малинин.
– Как-как? – передразнил его Баранкин. – Спросили у любого участника хора, куда едут автобусы.
– А может, у них действительно есть адская машина наших поисков? – спросил Малинин.
– А что это такое? – озадачился Баранкин, разглядывая странный предмет, который издавал тикающие звуки.
– Не знаю, – ответил Малинин. – Понятия не имею.
– Может, это и есть наш обнаруживатель, так сказать, подтикиватель?..
Малинин хотел вы, бросить этот предмет в воду, но Баранкин перехватил его и снова положил к себе в карман. В ответ на это Малинин взял цветной мелок из кармана и на куске фанеры написал:
В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ ВИНИТЬ…
– рядом с этими словами Костя Малинин изобразил вихрастый профиль своего друга.
– Снимаемся с якоря! – отдал команду Баранкин.
– Если они и в следующем году устроят нам такую же погоню, я не выдержу, – сказал Костя, помогая тянуть якорь из воды за веревку.
– Не выдержишь и что сделаешь? – спросил ехидно Баранкин, пыхтя, как паровоз, – якорь не поднимался со дна.
– Что сделаю?.. Возьму и к-а-а-а-к заучусь!
– Как заучишься? – удивился Юра и с досадой произнес: – Якорь в песок засосало!.. – Вместе с Костей они тянули якорь изо всех сил, но тот не поддавался.
– На хорошо и… даже на отлично заучусь, – заявил Малинин.
– Ты, Малинин, наверное, заболел, – сказал Баранкин и приложил ко лбу Малинина руку. – Точно, жар…
– Свидетели! Легки на помине! – закричал Малинин, показывая рукой в сторону моста.
В это время действительно на окружном мосту появились Зинаида Фокина, Эра Кузякина, Света Умникова, Марина Веткина и другие ребята из класса. А с другой стороны моста к ним присоединилась другая группа преследователей.
– Опять обнаружили! – сказал безучастно Малинин. – Кажется, адская машина все-таки сработала.
– Лезь в воду, за корму! – скомандовал Баранкин Косте.
И друзья, как были и в чем были, полезли в холодную воду. Баранкин-то успел куртку и джинсы скинуть, а Малинин прямо в одежде сиганул. Ребята спрятались по шею в воде за высокой кормой «Плавучего Дома Сойера». Через несколько минут плот был окружен.
Подбежавшие к месту стоянки «Плавучего Дома Сойера» девчонки и мальчишки, Юрины и Костины одноклассники, сгрудились возле парапета набережной, еще не осознав, что могло здесь произойти, разглядывали диковинный плот с названием, от которого пахнуло приключениями, сокровищами, пиратами, укусами змей, перестрелками и боем на саблях… Кто разглядывал палубу, кто читал вслух надписи на парусах. Первым на плот забрался Вадим Котов, за ним Миша Яковлев и другие мальчишки. Девчонки перебираться на плот боялись. На них от всего этого веяло чем-то жутким, тем более что плот был пуст и Баранкина с Малининым на нем не было и еще тем более, что на палубе плота валялись курточка и джинсы, в которые совсем недавно был одет Юра Баранкин… А самое страшное, что на плоту рядом с одеждой Миша Яковлев увидел фанеру с надписью:
В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ ВИНИТЬ…
– это он прочитал вслух, и все узнали профиль Баранкина.
– Утопли… – сказал кто-то замогильным голосом.
– Добегались!
– Допреследовались!!! И вот результат!
Гробовая тишина повисла над плотом.
– Но почему одежда только Юрина? – спросила Эра Кузякина.
– Все ясно, – произнес Женя Морозов тоном следователя. – Баранкин утонул в трусах, а Малинин в одежде.
– Почему ты решил, что Малинин утонул в одежде? – спросила Эра Кузякина.
– Потому что Баранкин закаленный, а Малинин неженка, он и утонул в одежде, чтобы теплее было.
– Утонули! – охнула Фокина, осознав весь ужас случившегося, и заплакала.
– Конечно!.. Не вынесла душа поэта!.. – сказала Марина Веткина, хоть она на каждом собрании ругала Баранкина за то, что он плохо учится, но на самом деле он ей очень нравился.
– Душа поэта! – воскликнула печально и безо всякого возмущения Света Умникова. – Написал одно стихотворение и уже душа поэта!..
– Факт, что довели! – сказал кто-то. – Преследователи!
Траурный митинг начался совершенно стихийно. Каждый пытался вспомнить о Баранкине и Малинине самое хорошее…
Миша. Просто у нас в школе, может, не тому учат, – сказал он с грустью, снимая с головы кепку с большим козырьком, – потому что если бы нас в школе учили тому, что знал Юрий Баранкин и в какой-то мере его друг Костя Малинин, то они были бы в нашем классе отличниками, а мы бы все были двоечниками!.. Ведь стоит только понять, что к чему, и чтобы расшифровать все загадочные надписи, вопросы без ответов, ответы без вопросов в комнате Баранкина или вот на этих парусах, а значит, и в его голове, понадобятся целые десятилетия, а может быть, и все столетия…
Женя: Просто Юра напоминал, как оказалось, человека, который читал книгу, а думал в это время о чем-то о своем!..
Миша: Точно!..
Света: Главное, другие и за свою-то школу не хотят выступать в концертах, а эти и за чужую школу выступили!..
Миша: И еще как выступили!..
Вадим: И такие перед гибелью стихи написали замечательные!

Спросит Шуру журналист:
"В миллионах километров
От своей родной Земли,
Как вы в бездне очутились,
Здесь, в космической дали?"
Да ботинки занесли!..

Глеб:

Юра наш – как солнце,
И только разница одна:
Затменье солнца
Бывает раз в сто лет,
А Юра наш всегда
В затменье,
Лишь раз в году сверкнул
В нем свет!
И то, когда его уж нет!

Марина: Погибли, не решив такой простой задачи!
Вадим: Как это не решив?.. Они решили задачу! Я своими ушами слышал. Решили, когда бежали рядом с какими-то научными работниками! Я об этом уже Михал Михалычу по телефону рассказал. И эти профессора тоже на бегу какую-то задачу нерешенную решили.
Эра: Это в биополе научных работников они решили задачу!
Вадим: Между прочим, Михал Михалыч сказал, что это не Баранкин решил задачу, потому что оказался в биополе профессора, а профессор решил уравнение потому, что был в биополе Баранкина!.. Михал Михалыч так и сказал: за то, что Баранкин с Малининым помогли своим биополем справиться с нерешенным уравнением, – только за одно это я вывожу им годовую тройку по математике!
Все (тихо, сквозь слезы): Ур-р-а!..
Зина: Поздно кричать «ура»! Поздно!
– Надо же, – всхлипнула Светлана Умникова, – несколько дней до окончания учебного года не дожили!..
– И до долгожданных каникул тоже несколько дней не дожили! – поддержала ее Марина Веткина.
Зина: Раз уж они сами такие «недожители», то хоть бы голоса свои нам оставили! Ведь оставался же раньше голос Юры!
Неожиданно со стороны Бородинского моста подкатил мотоцикл со старшим братом Вадима Котова и с Венькой Смирновым. Ребята рассказали им о том, что случилось.
– Если бы они были отличниками, тогда бы еще было жалко, а двоечников за что жалеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11