Она могла не являться на репетиции и переносить студийные записи, не оповещая Портнова. Ее выходкам не было числа.
И вот – этот телефонный звонок.
«Я с тобой больше не работаю».
Портнов не успел ничего сказать – Рената повесила трубку.
Он бросился разыскивать ее по всей Москве, но не нашел ни в тот день, ни на следующий, ни через два дня, ни через три.
Слава богу, на ближайшие две недели не было запланировано никаких выездов и концертов. Но потом… – потом был довольно плотный график.
Нужно было что-то решать. Например, снимать гастроли, что уже сейчас грозило неустойкой – рекламная кампания в провинции была запущена, клеились отпечатанные афиши, крутили по радио песни и объявления о предстоящих концертах. Хорошо, если билеты еще не поступили в продажу.
На четвертый день изматывающего ожидания и поисков Портнову позвонил Грек.
– Привет, Алеша, – сказал он своим хриплым ласковым голосом.
– Здравствуй, – похолодев, ответил Портнов.
– Я слышал, у тебя проблемы? – спросил Грек. – Может быть, нам стоит встретиться, обсудить? А? Помочь тебе, может быть?
«Нет!!! Все в порядке!!! Все нормально!» – кричал Портнов про себя, прижимая трубку к уху мгновенно вспотевшей ладонью. Но вслух он сказал Максудову, стараясь, чтобы его голос звучал ровно:
– Да, Грек. У меня проблемы. Ты можешь приехать?
Все– таки не зря старые друзья говорили про Лешу Портнова -"Мужчина!"
– В офисе «Гаммы», в двадцать два ровно, – ответил Грек и отключил связь.
Сто пятьдесят тысяч долларов, которые Портнов занимал у Грека частями на раскрутку Ренаты, были уже отданы. Оставались проценты. Пятьдесят штук. И проценты с будущих гастролей. И проценты с будущих дисков. Договор с Греком был крепче и подробней любого профессионально составленного контракта.
Алексей положил трубку на стол и неожиданно почувствовал себя прекрасно выспавшимся, легким и свежим, словно каким-то мистическим образом скинул сразу лет двадцать. Тело налилось упругой силой, настроение стремительно взлетело к какой-то светлой, простой радости. Радости от того, что за окном светит солнце, что в холодильнике есть отличная еда и водка, что в квартире уютно и тепло и есть любимые книги и пластинки.
Портнов пошел в ванную, принял горячий душ, побрился, почистил зубы, еще больше посвежел и повеселел и вернулся в комнату.
Надел чистое белье и рубашку, свой любимый костюм – серый в тонкую черную полоску, новые носки, ботинки, взял кейс с документами и, выйдя на лестницу, захлопнул за собой дверь квартиры.
Он решил съездить в ресторан, пообедать как следует, а потом, до времени, назначенного Греком, просто погулять по Москве. Может быть, заехать на ВВЦ, куда его тянули ностальгические чувства – в молодости он с друзьями много дней провел в окрестностях выставки. Потом можно махнуть на Воробьевы горы, или на Патриаршие пруды – посидеть на лавочке, глядя на воду и вспоминая любимые фразы Булгакова…
Портнов уже забыл, когда он отдыхал последний раз, когда мог позволить себе просто так, бесцельно болтаться по городу. Он чувствовал себя совершенно счастливым.

5

Портнов вошел в кабинет ровно в назначенное Греком время. Алексей знал, что на встречу с этим человеком опаздывать не принято и опоздание может быть расценено как неуважение. А это, учитывая репутацию и статус Грека, не то что чревато осложнениями, это и есть самые что ни на есть сильные осложнения.
Несколько лет назад, оказавшись неведомо по какой надобности на одном из концертов «Каданса», Грек после выступления группы пришел в гримерку и сам предложил Портнову помощь.
Что это было – приступ сентиментальности, которые с возрастом случаются у бандитов все чаще и чаще, и принимают иной раз самые неожиданные формы, или тонкий расчет на перспективу, – Портнов так никогда и не узнал.
– Добрый вечер, – сказал тогда Грек. – Меня зовут Георгий Георгиевич.
– Очень приятно, – ответил Леша. – Портнов… Алексей.
Грек кивнул.
– Я занимаюсь в некоторой степени музыкальным бизнесом…
Портнову можно было не объяснять, кто такой Грек и чем он занимается.
Леша не первый год вращался в столичной музыкальной тусовке и не мог не быть в курсе того, как обеспечивается охрана больших концертов, каким способом и кто контролирует поставки аппаратуры в большинство крупных московских магазинов, на какие деньги строятся и открываются новые музыкальные клубы, где менеджеры популярных артистов берут кредиты для раскрутки новых своих клиентов или подпитки старых. Конечно, Портнов не представлял себе всех тонкостей механизма кредитования артистов и продюсеров, но знал, кто за всем этим стоит.
Конечно, один человек не может тащить на себе такую махину – огромный и работающий как часы механизм по выкачиванию денег из всех сфер шоу-бизнеса, от цирковых представлений и заграничных гастролей каких-нибудь молодежных театров до выпуска альбомов поп– и рок-звезд. Механизм этот обслуживало множество самых разных людей, среди которых были и ставленники известных криминальных группировок, и ушлые бухгалтеры, не имеющие к этим группировками никакого отношения, и деятели из частных музыкальных агентств, которые сами называли себя «слегка прибандиченными».
Вся эта сложная система, включающая в себя конвейер по изготовлению звезд и производственные мощности, выпускающие сопутствующую звездам продукцию – от дисков до маек и сумок с названиями групп, портретами и именами кумиров, – вся эта машинерия могла работать, только будучи хорошенько смазана «черным налом». Прервись хоть на день поток грязных денег, и механизм тут же даст сбой, более длительная задержка приведет к катастрофам и необратимым последствиям.
Портнов не знал истинного положения Грека в этой сложной системе, но в том, что место это далеко не последнее, был уверен.
Тогда, при первой встрече, они проговорили всего минут десять. Грек просто сказал, что Портнов может рассчитывать на его, Грека, помощь. В течение нескольких лет Алексей то и дело возвращался в мыслях к этому разговору, но даже в трудных ситуациях, когда действительно припирало, не осмеливался набрать номер могущественного Георгия Георгиевича и попросить о поддержке. А вот когда дошло дело до контракта с Ренатой и Портнов заработал первые деньги, которые уже можно было назвать начальным капиталом, он отбросил сомнения и страхи и обратился к Греку с просьбой о ссуде на развитие предприятия под названием «Рената».
Сейчас Алексей миновал секретаршу, которая, несмотря на поздний час, выглядела свежей и бодрой, улыбнулся ей и, получив ответную профессиональную улыбку, вошел в кабинет.
– Садись, Леша, – сказал Грек, не вставая с кресла за рабочим столом и не протягивая руки. – Садись. Поговорим.
Портов сел напротив хозяина кабинета и уставился поверх его головы на какие-то дипломы, висевшие в рамочках на стене.
«Дипломированный бандит», – вертелась в его голове совершенно ненужная сейчас мысль. Ненужная и даже вредная, поскольку она неожиданно развеселила Портнова и он не смог сдержать улыбку, совершенно неуместную в данном случае.
– Весело, – констатировал Грек без улыбки. – Тебе весело. Что ж, неплохо. Молодец. Ну, Леша, тебя можно поздравить, как я слышал?
– Если слышали, Георгий Георгиевич, то что нам долго рассусоливать? Вы же все знаете. Говорите, что вы хотите?
– Ну-ну. Ты не груби. Сам обосрался, теперь хамишь.
Грек не испытывал ни малейшей жалости к Портнову. Он не любил людей, которые не только не могут заработать себе на жизнь столько, сколько им нужно или кажется необходимым, но и не способны удержать в руках то, что есть, что попало к ним либо по воле случая, либо по причине внезапной вспышки деловой активности.
В этом смысле Георгию Георгиевичу были очень близки размышления Бояна о русских людях, в большинстве своем не способных обеспечить самостоятельно ни себя, ни свою семью, ни потомков.
«Русские делают все возможное, чтобы не оставить после себя никакого наследства», – сказал Толик во время их последней встречи, и Грек запомнил эту фразу. Сейчас ему казалось, что она удивительно подходит для сидящего напротив него слабака, не сумевшего удержать в руках золотую рыбку и вот теперь глупо улыбающегося. Ожидающего решения своей участи, для облегчения которой он не может и не хочет даже пальцем пошевелить.
– Не груби, Леша, – еще раз повторил Грек. – А лучше слушай, что я тебе скажу. Времени у меня мало, так что разговор наш будет недолгим. Попал ты крепко. И взять с тебя нечего. Что же остается в таком случае?
– Не знаю, – честно ответил Портнов.
– Ну конечно. «Не знаю»! Другого ответа я не ожидал.
– А что вы можете предложить?
– Отрабатывать будешь, – спокойно сказал Грек.
– Да пожалуйста. Только что это за работа, на которой я такие деньги смогу отбить?
– Есть работа. Встанешь в клубе вместо Кудрявцева.
– Где? – Портнов поднялся со стула.
– В «Перспективе». Будешь выполнять его функции. Все. Понял меня?
– Его функции… Так, насколько я понимаю, это…
– И это тоже.
– Но я ведь… Георгий Георгиевич…
Портнов прекрасно понял, о чем идет речь. Знал он и о таинственном убийстве Кудрявцева – об этом шумела вся Москва. Самая распространенная версия сводилась к тому, что Роман Кудрявцев торговал наркотиками в своем клубе, за что и был, скорее всего, убит.
– Вместо него… Это значит…
– Это значит, будешь там делать то, что тебе скажут. Работа – не бей лежачего. Как раз для тебя. Товар взял, товар сдал. Все. Эта работа стоит денег. Вот на ней и отработаешь. Думаю, за год – вполне. А потом все тебе уже в плюс пойдет. Понял?
Портнов молчал. Это было, пожалуй, худшее из всего, что могло с ним произойти. Лучше бы сразу убили… Так ведь все равно этим кончится. Алексей понимал, что Грек просто подставляет его, использует как жертвенную пешку в какой-то своей сложной игре.
– Что ты думаешь? У тебя есть другие предложения?
– Нет…
– Тогда все. Время позднее. А у меня еще дела. Завтра будь вечером в клубе. Тебя введут в курс дела.
– А ты сам-то веришь в то, что Кудрявцева убили эти ребята? – Шурик поставил на стол бутылку водки, которую крутил в руках, разглядывая этикетку.
– Ребята? Какие ребята?
Следователь городской прокуратуры Буров взял бутылку и наполнил свою рюмку.
– Как это – какие? Те самые. Наркоты. Музыканты, – уточнил Шурик.
– Да ты чего? С ума сошел? За фраера меня держишь? Тут и к бабке не ходи, любому ясно, что подстава в чистом виде. Даже не очень замазанная. Так, на скорую руку все слеплено. Уторчались ребятки, потом явился киллер, которого они все, скорее всего, знали. Пустили его в дом, он ребяток еще больше удолбал – в лаборатории до сих пор колдуют над анализами крови, не могут разобраться, что за гадостью их там накачали. Включая, кстати, и самого Кудрявцева. Потом, когда все вырубились, киллер спокойно шлепнул кого надо, ствол пристроил к пареньку и не спеша ушел прочь. Вот и вся история.
– А парни, значит, все равно сидеть будут?
– Будут. Или ты считаешь, что они должны на свободе гулять? Наркоты в законе. Все дилеры ими охвачены, все бляди московские, все тусовки наркотские. Последнее время они даже с кокаина слезли, жестко на гере сидели.
– А ты сам разве не сидишь?
Следователь прищурился.
– Тебе-то какое дело, Шурик? Ты что у нас, ангел без крыльев?
– Нет, я не ангел. Просто убийство вешать на мальчишек…
– Вешать, не вешать… Я считаю, что им на свободе гулять нечего. Заслужили вполне. Не сегодня-завтра сами бы влезли в какую-нибудь гадость. Они социально опасны, Шурик, неужели не понимаешь? Им нельзя давать по Москве гулять. Они уже все на финишной прямой. А зона им только на пользу пойдет. Мы уж постараемся…
– Ну конечно. Вы постараетесь.
– Мудак ты, Александр Михайлович. Не перебивай меня, бога ради. Ты же не дослушал того, что я хотел сказать.
– Пожалуйста, продолжай. Очень интересно.
– Ты нас за зверей-то не держи, ладно? Не в наших интересах, чтобы они просто на зоне парились, десять лет впустую там торчали. Они у нас поедут в больничку. Тюремную, разумеется. В себя придут, с дозы слезут.
– Конечно, там слезешь…
Глаза Бурова сузились.
– Не пори чепухи, Михалыч. Надо будет – специальные люди проследят, чтобы и с дозы слезли, и сил набрались.
– Ах, ты в этом смысле? Длинные руки…
– Точно. Ты даже не представляешь, насколько они у нас длинные.
– Да где уж…
– Вот именно. Короче, выйдут годика через два…
– Это за убийство-то?
– Успокойся. Я говорю – выйдут, значит выйдут. На суде все решат. Убийство убийству, как ты знаешь, рознь. На тебе ведь тоже убийство по неосторожности висело. А ты так легко отделался…
Шурик осторожно кашлянул.
– Зря ты это, Буров. Не люблю я вспоминать такие вещи…
– Ну уж, брат, извини. Ты спросил, я тебе дал развернутый ответ. Конечно, я ни секунды не верю, что они Кудрявцева завалили. А завалил его…
– Кто?
– Тебе интересно?
– Конечно. Еще бы.
– Сказать?
Буров был уже изрядно пьян.
– Тебе, Шурик, я могу, конечно, сказать. Ты ведь как бы свой человек. Да? Я не ошибаюсь?
– Слушай, брось ты чушь молоть. Свой, не свой… Что мы, первый день знакомы?
– Не первый. Но и не так чтобы очень уж долго. А ведь я про тебя много чего знаю, Шурик…
– Да я в курсе.
– Серьезно? Ну вот и отлично. А завалил Кудрявцева, конечно же, Грек.
Буров так неожиданно закончил фразу, что Шурик не сразу осознал смысл сказанного. У следователя была такая особенность – важную информацию он выдавал вскользь, как бы между делом, вставляя ее в поток необязательных слов.
– Как ты сказал? Грек?
– Ну да. А кто же еще? Конечно, Грек. У него и интерес был. Я его давно пасу. Он, гад, через клубы Кудрявцева наркоту гнал. А Ромочка наш стал упираться. Мол, и без Грека, говорил, обойдусь, и вообще вещал – дескать, не хочу с наркотой возиться, опасно это, да и быдло всякое вечно вокруг трется. Он ведь, блядь, светский господин был. Ну, конечно, из золотой молодежи… Сволочь номенклатурная. Не поверишь, Шурик, ни капельки мне его не жалко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54