по науке, — и никогда не было, смею вас уверить. К нам уже обращались по этому вопросу несколько человек, правда, не имеющих допуска. Но когда начал возрождаться интерес к этим событиям, я дал указание сотрудникам просмотреть описи дел, поскольку предполагал, что вопросом могут заинтересоваться и в центральном аппарате. Так вот, у нас на хранении оказались только материалы следственного дела по поиску так называемых царских сокровищ. Вы в курсе дела?Хотя Куманин имел о царских сокровищах смутное представление, он кивнул, а про себя подумал, не подсказать ли Климову перепоручить это задание полковнику Науменко, который мигом все, что нужно, раскопал бы. Он и в этом архиве хозяин и во всех других, наверняка, имеет своих. Но Сергей прекрасно знал, что ему скажет Климов в ответ: «Куманин, если ты откажешься от выполнения задания, то пиши официальный рапорт о переходе в хозчасть. У нас каждый выполняет свою часть работы: ты ¦— свою, полковник Науменко — свою, не говоря уж о том, что он мне, в отличие от тебя, не подчиняется».— Могу ли я взглянуть на эти документы? — спросил Куманин.— К сожалению, нет, — в интеллигентной манере ответил полковник Науменко. — Дело в том, что подлинники документов мы никому не выдаем. В настоящее время даже заявки из канцелярии Президента СССР выполняются только в ксерокопиях или микрофильмах. Кассеты с микрофильмами именно этой группы документов была совсем недавно отослана к вам в Управление по заявке, если не ошибаюсь, генерала Климова. Вы, наверное, знаете его?Куманин молча кивнул.— Документы старые, — продолжал Науменко. — Если все их будут мусолить, то скоро от них вообще ничего не останется. Вы понимаете?— Товарищ полковник, — спросил Куманин, — а в каком же архиве можно найти материалы, связанные с расстрелом в Екатеринбурге?— Полагаю, их надо искать не в Москве, а в Свердловске, — предположил Науменко, — конечно, и в Москве кое-что может оказаться. Как мне рассказывали, именно с этих документов и началась так называемая «Особая папка Политбюро». Вы, конечно, слышали об этой «папке»?— Слышал, — подтвердил Куманин, — но считал, что это просто наиболее высокий гриф секретности.— Совершенно верно, — закивал головой полковник. — Это никакая не «папка». Она занимает места примерно в три раза больше, чем наш архив. Если вы хотите узнать, что произошло в действительности тогда в Екатеринбурге и кто несет за это ответственность, то вам нужны именно правительственные документы. Впрочем, если вы достаточно давно работаете в нашей системе, то должны понять, что далеко не все свои секреты партия доверяет нашим архивам.В центральный партархив Куманина пропустили без слова. Стоявшие там офицеры милиции при виде его удостоверения лихо взяли под козырек. После чего он предстал перед вальяжной дамой, заметно подкрашенной, но в строгом черном костюме и белой кофточке с изящным галстуком, который производил впечатление не меньшее, чем галстук полковника Науменко.Дама повертела в руках куманинское удостоверение, мельком просмотрела предписание и сказала низким чеканным голосом, как будто выступала с трибуны перед партактивом:— Для допуска к документам до 1941 года необходимо разрешение Общего отдела ЦК по отношению вашего руководства. Отношение должно быть подписано начальником Управления политорганом и парторгом.Справедливо полагая, что в архив МВД его даже на порог не пустят из-за антагонизма между двумя ведомствами (к чему придраться — найдут всегда), Куманин вечером вернулся на Лубянку и доложил обо всем генералу Климову, которого, к счастью, застал еще на месте.— Не пускают? — спросил Климов. — Думаешь, из-за секретности? Нет. Обленились они все. Просто никто не хочет с тобой возится, в фонды лазить, что-то искать. Дожили! В родной архив оперативного работника не пускают, а вешают ему на уши всякую лапшу. Надежда у них одна, что тебе лень будет все эти бумаги и отношения оформлять и ты плюнешь и оставишь их в покое.Генерал взялся за телефонную трубку.— Науменко, — сказал он, — Ты что моего майора гоняешь, как мальчика? Что «товарищ генерал»? У тебя должны быть копии всех докладов по этому делу. Куда взяли? Смотри, я проверю. — Полковник Науменко что-то еще говорил по телефону. Климов слушал морщась, листая настольный календарь и вставляя время от времени свои реплики: «Я приказал? И вы выслали? Микрофильмы… Интересно… Первый раз слышу… Ладно, разберемся». — Он повесил трубку и поднял глаза на Куманина:— Что ты вообще надеешься в архивах найти? Все, что там можно было найти, давно опубликовано. Читай литературу. У тебя полный сейф ею набит…— Товарищ генерал, — сказал Куманин, — разрешите вопрос.— Ну, — Климов устало откинулся в кресле.— Полковник Науменко сказал, что вы затребовали к себе какие-то микрофильмы по поиску царских сокровищ, — начал он.— Так что же? — с некоторым недоумением спросил Климов.— Не мог бы я с ними ознакомиться, — не совсем уверенно попросил Куманин.— Я тебе что поручил? Царские сокровища искать? — изображая раздраженность, рыкнул генерал. — Я тебе поручил найти место захоронения останков, а ты по архивам лазаешь. Ты там рассчитываешь останки найти?— Разрешите доложить, — возразил Куманин. — Например, останки Гитлера, как известно, хранятся именно в архиве. Почему бы там не быть и останкам Романовых? Кстати, по одной из версий, Юровский привез головы расстрелянных в заспиртованном виде в Кремль. Может быть, где-нибудь в наиболее запретных фондах они и хранятся.— Любопытно, — Климов с интересом взглянул на майора, — продолжай.— Вот что я подумал, — продолжал Куманин, — там, где хранятся останки Гитлера, стоит еще несколько картонных коробок с разными печатями. На некоторых — печати образца двадцатых годов. Что они могут содержать?— Интересно, — хмыкнул генерал, — а когда это ты успел в этом хранилище побывать?— Я был еще старшим лейтенантом, — поведал Куманин, — когда меня и еще нескольких младших офицеров включили в комиссию по какой-то архивной инвентаризации. Мы перетаскивали ящики и коробки с архивными документами. Нас для этого в комиссию и включили, чтобы использовать в качестве грузчиков. Ни под какими актами мы потом не подписывались. Это за нас сделали генерал Мылин и два полковника. Так вот, когда мы эти ящики таскали, один из архивных работников сказал: «Знаете, ребята, что в этом ящике? Череп Гитлера».— Я бы этих болтунов… — начал Климов, но сдержался и спросил: — Короче. Что ты предлагаешь?— Для начала, — предложил Куманин, — проверить все остальные ящики в этом хранилище.— Кто же нас туда пустит? — поинтересовался генерал. — Ты сегодня походил по архивам, видел как нашего брата там встречают.— Вы сказали, — осмелился напомнить Куманин, — что дело на контроле Политбюро. Если это их задание, пусть они нам откроют доступ во все архивы и хранилища.— Ты как хочешь, — улыбнулся Климов, — но я в эти хранилища не пошел бы, даже если бы меня туда пустили. Там такое можно узнать, что потом и дня не проживешь. «Особая папка» вся уже компьютеризированна. Из тех, кто этим занимался, я имею в виду библиографов и техников, никто никаких премий не получил, если не считать того, что их похоронами занимался лично Управделами ЦК. Соображаешь? Если бы там — генерал указал пальцем вверх — захотели покопаться у себя за пазухой, они бы в шесть секунд обнаружили, что хранится у них под носом. Значит, или там ничего нет, или они хотят, чтобы мы искали все, что нужно, в Свердловске. Поэтому меня очень удивляет, что ты сегодня утром не вылетел туда, а начал поход по архивам. Ты мне не скажешь, почему?— Потому что я ничего не найду в Свердловске. Если бы там можно было что либо отыскать, давно бы нашли. Искали не только Щелоков с Рябченко, искали и группы местных краеведов и разные неформальные группы. Я уже не говорю о наших коллегах, в распоряжение которых все местные архивы. Зачем я туда поеду, товарищ генерал? Копаться в сотый раз в старых шахтах и карьерах? Ключ ко всему лежит не там, а у нас, в Москве. Только здесь можно выяснить о месте захоронения. А уж потом, если понадобится, можно слетать в Свердловск или куда угодно. Вы мне посоветовали литературу читать. Я, разрешите доложить, почти ничем другим последние десять лет и не занимаюсь. Сколько я начитал по этому вопросу, ни одному академику не снилось…— Ну, ты и хвастун, — удивился генерал. — «Ни одному академику и не снилось!» Хорошо. Пока поизучай пленки. В архивы без моего приказа не суйся больше…В этот момент пронзительно затрезвонил один из телефонов, собранных в стадо на боковом столике. Климов взял трубку.— Температура, — спросил он, — какая? Тридцать девять уже третий день. Что же вы сейчас только докладываете? Думали? Вам думать… сами знаете… Где я вам возьму педиатра? Нет у меня их. Скажите капитану Афонину, что я удивлен. Он, кажется, академию закончил… Ну и что, что ребенок?Климов жестом распрощался с Куманиным. Тот покинул кабинет.
III «Сов. секретно12 апреля 1922годаЗаместителю председателя ОПТУтов. Уншлихту.Продолжая разработку источника, удалось установить следующее: источник показал, что в 1918 году на первом этапе при подготовке к дальнейшему этапированию, место которого источнику тогда известно не было, были приняты меры по спасению и сохранению некоторых предметов материального значения. Для этого были привлечен ряд лиц, на которых, по мнению источника, можно было положиться, хотя без всякой гарантии. Фамилии этих лиц прилагаются. Их настоящее местонахождение источнику неизвестно.Старший опер-уполномоченный ОПТУЛисицын А.Е.»
«Сов. Секретно23 апреля 1922годаЗаместителю председателя ОГПУтов. Уншлихту.В дополнение к предыдущему донесению от 12 апреля с. г.Источник предлагает для упрощения розыска представить собственноручно написанное требование к указанным лицам, если их удастся отыскать.Старший опер-уполномоченный ОГПУ Лисицын А.»
«Сов. секретноТоварищ ЛисицынуПостарайтесь, чтобы источник вспомнил какие-либо дополнительные подробности, касающиеся указанных лиц. Вы можете себе представить, сколько в России Васильевых?С комприветом, Уншлихт».
«Сов. Секретно3 мая 1922 годаЗаместителю председателя ОГПУтов. УншлихтуИсточник переболел испанкой. В связи с запрещением допуска медицинского персонала болезнь протекала тяжело. У старшей дочери мало медицинского опыта. Никакой работы не проводилось.Старший опер-уполномоченный ОГПУ Лисицын А.Е.»
«Сов. Секретно7 декабря 1922 годаЗаместителю председателя ОГПУтов. УншлихтуС источником постоянно работает тов. Артузов. Учитывая состояние здоровья (источника), мне совершенно невозможно в настоящее время последовательно работать в. русле моей задачи. Подавляющую часть времени приходится тратить на нужды хозяйственного обеспечения.Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно15 августа 1923годаПредседателю ОГПУтов. МенжинскомуПосле известных вам трагических событий источник решительно отказывается разговаривать с товарищем Артузовым и мною, считая, что мы имеем к этим событиям какое-то отношение. Он просит священника, в чем ему было отказано. Нельзя ли подобрать надежного товарища, чтобы тот под видом священника приехал на объект? Это вопрос очень большой важности.Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын A.E.»
«Сов. секретно4 января 1924годаВаша инструкция выполнена. Относительно культослужителя Иннокентия (Иваненко С. Д.) поступлено согласно вашим указаниям. Родных у него нет.Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно5 июня 1924годаЗаместителю председателя ОГПУтов. Ягоде.Часть книг нами получена, включая два из пяти альбомов, затребованных источником. Прошу вас принять меры к отысканию оставшихся трех альбомов, которые могут находиться в Петрограде. Необходимо начать заготовку дров на зиму. Предполагаю в ближайшее время снова начать работу с источником.Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретно18 августа 1924 годаЗаместителю председателя ОГПУтов. Уншлихту (написано от руки).Мне кажется, что мы не можем требовать от источника более того, что он может знать. Обстоятельства были таковы, что некоторые подробности могли быть ему просто неизвестны. Мое мнение, что источник, несмотря на свою политическую ограниченность, предрассудки и тяжелую болезнь, в настоящее время дает искренние сведения. Мне бы не хотелось переходить известные границы нажима, поскольку в этом случае мы рискуем вообще ничего не узнать.Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».
«Сов. секретноТоварищу Лисицыну.Говоря об усилении нажима, мы имели в виду создание некоторых ограничений в режиме содержания (лишение книг, уменьшение пайка, недостаточное протапливание помещения), но ни в коем случае не меры физического воздействия, каковые строжайше запрещены, равно как и грубое обращение. Таковыми мерами можно грозить, но в очень осторожной форме, только по отношению к другим лицам, находящимся на положении источника. И то только в крайнем случае.С комприветом, Менжинский» (без даты).
«Сов. секретно7 февраля 1925 годаПредседателю ОГПУ по Уралутов. Балицкому.Информируем Вас, что в 1918 году во время нахождения бывшей царской семьи Романовых в Тобольске с помощью епископа Варнавы был допущен в дом бывшей императорской семьи быв. священник тобольской Благовещенской церкви Алексей Васильев, который совершал для царской семьи культовые обряды и на момент их предварительной высылки являлся духовником, имевшим право на вход в арестное помещение. А. Васильев вскоре завоевал доверие и пользовался большим авторитетом у царской семьи. Перед отправкой б. царской семьи из Тобольска, когда последние стали беспокоиться о сохранении своих ценностей, быв. царицей Александрой Федоровной было поручено указанному А. Васильеву вынести чемоданчик с бриллиантами и другими ценностями. При содействии тогдашнего начальника охраны полковника Кобылинского и прислужника Николая Романова Кирпичникова Александра Петровича находящиеся ценности в кожаном чемодане были вынесены Васильевым из охраняемого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54