– Хорошо, я сделаю это. Ладно. Сделаю, потому что ты сам меня попросил, Слаггер, только скажи мне, ладно? Скажи, что все это не так. Ты понимаешь, что я хочу сказать?– Извини, Томми.– Но почему?Джо сунул руки в карманы.– На все есть свои причины, как любил говаривать мой старик.Он повернулся и направился к своей машине.– Слаггер, подожди! – Эндрюс догнал его и схватил за плечо, поворачивая к себе. – Чуть не забыл, – выдохнул он и полез в карман. – Я захватил с собой одну из фотографий с того самого места, где был убит Шэхтер. С места преступления, так сказать. У меня есть приятель в отделе убийств детройтской полиции, и он мне такое достает... Вот она!Адвокат вытащил наконец из кармана черно-белую фотографию размером пять на семь с загнутым углом и протянул ее Джо.Тот посмотрел на сделанное полицией фото: мертвый лидер нацистов, распростертый в задней комнате какого-то безымянного дорожного кафе.– И что мне с ней делать?Эндрюс неловко улыбнулся и протянул ему ручку.– Не подпишешь мне ее?Джо покачал головой, взял ручку и нацарапал внизу: «С любовью, Слаггер». Потом он вернул ее адвокату вместе с ручкой и ушел прочь.
* * *
В тот вечер небо над озером Мичиган было цвета синяка.Джо остановился у своего дома, зашел на минутку в квартиру, собрал кое-какие вещи и выехал на Кольцевую. Остановившись около «Хайат Ридженси», он прошел с небольшим чемоданом через вестибюль, спустился по ступенькам вниз и вышел из здания через служебный вход.За гостиницей была заброшенная стройка – пустырь изрытой земли и бетонная дорожка к набережной озера. От набережной уходил на милю волнорез из набросанных камней, вокруг которого вздымались белые шапки пузырящейся воды. В это время дня озеро смотрелось как на открытке. На воде играли ярко-оранжевые солнечные блики, а запах гниения и озерной форели сливался с угарным газом города. Джо с чемоданом пробрался по грязи и огляделся, проверяя, что вокруг никого нет. За ним маячил подъемный кран.Джо открыл чемодан.Там в окружении коробок с патронами, глушителей и оптических прицелов лежала «Люси», завернутая в промасленную ветошь, двадцатичетырехкаратный дубовый лист тускло блестел, как старая бронза. Эта винтовка системы кольт сорок пятого калибра была с ним уже больше двадцати лет, и пару раз он пользовался ею в трудных случаях, когда нужна была дополнительная поддержка от госпожи Удачи. «Люси» была скрипкой Страдивари. Из восьми выстрелов через толстое зеркальное стекло она все восемь клала в яблочко. Еще она была единственным оружием, которое Джо хранил. Для большинства заданий он пользовался чистым оружием, которое нельзя проследить, и избавлялся от него тут же. Но «Люси» была его ребенком, напоминанием о добрых битвах.Напоминанием о его миссии.Джо бросил оружие в воду.Волны поглотили винтовку и потянули ее в грязную синеву, а Джо стоял и смотрел, тяжело дыша. Потом размахнулся и бросил в воду чемодан с оставшимися патронами и всеми принадлежностями. Чемодан проплыл по инерции несколько футов, его закрутило потоками воды, быстро уволакивая вглубь, со звуком отрыжки вырвался из него воздух. Джо смотрел. Потом почувствовал боль в руках. Опустив глаза, он увидел, что ногти впились в ладони.– Ну что ж, порядок, моя миссия завершилась, – шепнул Джо, поворачиваясь и направляясь обратно по бетонной дорожке.Был еще один вопрос, который требовал внимания. Долг, выполнить который будет в миллион раз труднее, чем бросить в воду винтовку. 4 ОТКРЫТОЕ СООБЩЕНИЕ // КОД ДВАДЦАТЬ ТРИ-СОРОК СЕМЬ БРАВО-ОМЕГА // СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ В США, ОТКРЫТЫЙ ДЛЯ ВСЕГО МИРА // ШЕСТЬ ЧЕКОВ ТОМУ, КТО ПЕРВЫМ ПОРАЗИТ КЛИЕНТА ПОД УСЛОВНЫМ ИМЕНЕМ СЛАГГЕР // ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ПРЕМИИ ПОРАЖЕНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ МАКСИМАЛЬНЫМ // КЛИЕНТ ЯВЛЯЕТСЯ СПЕЦИАЛИСТОМ В ОБЛАСТИ КУОП. ЗАНИМАЛСЯ САНКЦИОНИРОВАННОЙ РАБОТОЙ ПО ПОРУЧЕНИЯМ ОРГАНИЗАЦИИ // ПОДРОБНАЯ ИНФОРМАЦИЯ В СЕТИ – ДОСТУП ЧЕРЕЗ ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК ВИКТОР-ЛИМА-ВОСЕМНАДЦАТЬ.Светящийся текст тускло мерцал на экране портативного компьютера; его скрытая мощь затаилась в глубине электронных схем. Том Эндрюс, эсквайр, кивнул, щелкая по значку «СОХРАНИТЬ», и откинулся на спинку кожаного стула, восхищаясь своей работой. В противоположность тому, что он говорил Джо сегодня утром, Эндрюс был страстным любителем операций плаща и кинжала. Он любил погружаться в подземный слой сообщества тайных служб. Он был полным новичком, и неожиданное предложение Джо было для Эндрюса прекрасной возможностью вступить в игру.Кончиком пальца он погладил значок «ПЕРЕДАТЬ» в правом верхнем углу экрана. Она завораживала, скрытая мощь этого значка. Эндрюс точно знал, что через мгновения его краткое послание полетит по оптоволоконным каналам, выйдет на факсы и интернетские почтовые ящики в главных преступных центрах всего мира. Оно будет переведено как минимум на девятнадцать языков, будет тысячи раз кодироваться и раскодироваться. Многие примут это за розыгрыш. Другие сочтут тонкой ловушкой, операцией с отравленной приманкой. Лишь лучшие в Игре распознают его подлинность, и эти люди сразу начнут готовиться вступить в состязание.А шпионский жаргон был для Эндрюса еще одним развлечением; он любил тайную речь. «Браво-Омега» на шпионском жаргоне означало операцию на свой страх и риск. «Специальный проект» обычно означал ликвидацию. Но главное внимание опытнейших киллеров мира должны были привлечь две вещи – личность клиента и призовой фонд. Все участники Игры знали, кто такой Слаггер, если не в лицо, то по репутации. «КУОП» указывало на опыт Джо в конспирации и уходе от преследования, словосочетание «санкционированная работа» относилось к его заказным убийствам, а уж «максимальная ликвидация» была красочным эвфемизмом для устранения с предельной надежностью. Но главной морковкой была табличка с ценой. Шесть миллионов долларов – высокая цена даже за диктатора третьего мира.По разным сентиментальным причинам Эндрюс решил не упоминать, что контракт предложил сам Джо.В последний раз пробежав текст глазами, Том Эндрюс щелкнул по значку «ПЕРЕДАТЬ».
* * *
– Сиди спокойно, Деррик! – недовольно проворчала Мэйзи Варгас, зажав зубами детскую пустышку.Человек в кресле был в критическом состоянии. Лицо покрыто синяками, правый глаз распух и выкатился, как яйцо, обрамленное посиневшей полосой. На левой стороне подбородка глубокий порез с запекшейся кровью. А волосы свалялись, как почерневшая солома в крысином гнезде.– Ради всего святого, Мэйзи, – простонал Деррик, отмахиваясь от нее театральным жестом. – Мы же ставим «Тристана и Изольду», а не гиньоль.– Подожди еще одну секунду.– Ну хотя бы перестань пачкать меня кровью.– Еще один мазок, и все будет готово, – сказала Мэйзи, вынимая соску изо рта. – Будешь себя хорошо вести, дам конфетку.Она стояла в самом сердце своей рабочей комнаты – гримерной Чикагского театра лирической оперы, осторожно вращая стоматологическое кресло с сидящим на нем актером перед огромным гримерным зеркалом. Она была одета в свободную блузу, черные джинсы и огромные ботинки на толстой подошве. В почтенном здании старой оперы эта маленькая мексиканка смотрелась полным анахронизмом, как фанатка рок-н-ролла, забредшая по дороге на концерт не в тот зал. Но под этой богемной внешностью бурлила трясина противоречивых чувств. Правильно ли она распоряжается своей жизнью? Не тратит ли она ее попусту на Джо Флада? Не идет ли она к несчастью?Несчастьем был город, откуда приехала Мэйзи. Несчастьем было дешевое детство в парке трейлеров в городке Хаммонд в штате Индиана, подростковые годы, когда она то и дело попадала в исправительную школу, дружба с девчоночьими бандами. Она уехала в Чикаго в поисках лучшей жизни, а нашла только нищету и одиночество. Слава Богу, что она нашла Оперу. Это спасло ее. Однажды она выиграла билет в театр на каком-то радиошоу, а увидев спектакль, не могла уже уйти. Посмотрев спектакль, она тут же обратилась к дирекции театра с просьбой предоставить ей любую работу. Она сумела превратить свой талант к косметике в ученичество в союзе театральных рабочих, и через недолгое время была работником кулис на полной ставке.Затем в ее жизни появился Джо.Мэйзи впервые увидела его на представлении «Богемы» и не могла понять, что привело подобного мордоворота на классический спектакль. Но чем больше она узнавала его, тем более сложным он ей казался, полным противоречий, загадочным. Ее привлекла преданность и нежность, крывшиеся под этой твердой скорлупой. Он был нежен и внимателен в постели, и он умел ее смешить. Но в конце концов привычки закоренелого холостяка не могли не проявиться, и последнее время они с Мэйзи часто спорили. Мэйзи хотела, чтобы все стало серьезно.Джо хотел, чтобы все оставалось по-прежнему.Но в данный момент Мэйзи билась с мужчиной совсем другого типа, с человеком по имени Деррик Хальберстам, одной из самых печально известных язв сцены, бывшим проклятием «Метрополитен-опера» и приятелем Джерома Хайнса и Беверли Силлз. Мэйзи гримировала сэра Деррика к генеральной репетиции «Тристана и Изольды», которая должна была состояться сегодня вечером. Мэйзи готовила Хальберстама к появлению на сцене в первом акте. Хальберстам будет изображать Тристана, окровавленного после средневекового морского боя. Самой любимой оперой Мэйзи из всего вагнеровского наследия была «Тристан и Изольда», со всеми этими отсечениями головы, войнами или кораблекрушениями. Чтобы выложить все, что может, Мэйзи использовала новый, экспериментальный грим для ран.– Последний штрих, – сказала она и вынула из нагрудного кармана маленькие маникюрные ножницы.Отщипнув конец пустышки, она выбросила остаток в ближайшую урну, а резиновый кончик осторожно засунула в левую ноздрю Хальберстама.– Боже милостивый! – гнусаво вскрикнул актер. – Что ты там делаешь?– У тебя нос должен быть распухшим.– Осторожно там своими ногтями!За спиной Мэйзи послышался шум – звук шагов у двери на сцену.– Привет!Мэйзи резко повернулась на голос.Сперва она никого не увидела. Около задника был целый лес старых кабелей, шкивов и противовесов. За кабелями тянулась полуразрушенная кирпичная стена, соединяющая сцену с задней частью здания. А в дальнем углу, наполовину загороженная штабелем мешков с песком и грудой связанных в пучки осветительных кабелей, была дверь на сцену. Она была полураспахнута, и через нее падал грязноватый лунный свет из аллеи.В этом свете стоял крупный силуэт.– Джо?Мэйзи шагнула к двери, прищуриваясь, чтобы рассмотреть получше.Джо Флад стоял на пороге с мрачноватым лицом и руками в карманах. Куртка его была измята, и даже в полумраке было ясно, что он чем-то расстроен.– Привет, детка, – тихо сказал Джо, и в голосе его была какая-то дрожь. – У тебя есть свободная минутка?– Да, конечно, но... – Мэйзи повернулась к сидящему в кресле актеру. Деррик, не могли бы мы прерваться на несколько минут?Актер мрачно уставился на нее:– Ты что, хочешь, чтобы я бродил по театру в таком виде?– Деррик, прошу тебя, очень нужно.Хальберстам неохотно уступил ей, встал с кресла и исчез за кулисами.Мэйзи почувствовала, как у нее дыбом встают волосы на затылке. Что-то с ним не так.– Что случилось, Джо? В чем дело?Джо шагнул вперед и сухо поцеловал ее в лоб. Мэйзи вдохнула его запах мускусную смесь карденовского крема после бритья и сигаретного дыма. Джо показал ей рукой на кресло дантиста:– Нам нужно поговорить.Мэйзи села.– Хорошо, давай поговорим.– Ну в общем, дело такое...Джо начал ходить туда-сюда перед гримерным зеркалом, и лампы на раме зеркала светились ореолом вокруг его мощной фигуры.– Нам придется повременить.– Что ты имеешь в виду?– Нам... в общем, придется как-то замедлить темп.– Не возражаю. – Мэйзи пожала плечами. – Давай замедлим.– Нет, я хочу сказать, нам надо отступить и обдумать, куда мы идем.– О чем ты говоришь, Джо?– Я говорю о нас с тобой, Мэйзи. – Джо остановился и смотрел на нее, будто перед последним объявлением в покере. – Думаю, что нам следует сделать перерыв.– Перерыв?– Да, знаешь, я думаю, нам нужно пообщаться с другими людьми.Мэйзи долго смотрела на него, а потом перевела взгляд на свои руки. Она их ненавидела. Они были маленькими и толстыми, похожими на обрубки. Ногти вечно обгрызены или сломаны, испачканы гримом, липкие от пасты и клея. Глаза жгло слезами. Как может быть, чтобы у них с Джо вот так все поломалось? Это было невозможно. Хотя бы не сейчас. Особенно не сейчас.– Что ты делаешь, Джо? – сказала она наконец. – Что ты несешь, черт возьми? Ты хочешь сказать, что у нас все кончено?Джо кивнул, не отрывая взгляда от ботинок.– Что происходит, черт тебя побери?Мэйзи глазела на него, потом встала и подошла к нему. Коснулась его щеки. Щека была холодной, как обтесанный камень.– Ты собираешься целый наш год вот так просто спустить в канализацию?Джо отодвинулся и сверлил ее взглядом.– Все кончено, детка.Мэйзи почувствовала, что к горлу поднимается горячий комок гнева, в спине что-то резко закололо. Это просто глупая и злая шутка. Не может быть, чтобы так было. Горло перехватило, она искала слова, а слов не было. Но среди этого столбняка что-то поразило ее, что-то странное. Какое-то выражение боли на лице Джо. Такое лицо не могло быть у человека, который целый год ее дурачил. Это было лицо человека, раздираемого противоречиями, человека, что-то прячущего. Может быть, не так все начисто отрезано между ней и Джо, как кажется. Может быть, еще есть надежда.К несчастью, пока Мэйзи собиралась возразить или хотя бы вымолвить слово, Джо быстро повернулся и вышел.
* * *
Поначалу Джо не заметил мигающий огонек. Он ввалился в квартиру пьяный в стельку, с бутылкой «Бэйлиз» в кармане куртки, в разорванной промокшей рубашке, со спутанными волосами. За последние два часа он в баре отеля «Амбассадор» принял на борт больше кварты ирландского ликера, пытаясь заглушить боль, слезы и презрение к себе за мерзкую ложь, которую он вывалил на Мэйзи Варгас – единственную женщину, которой доверял. Зачем он так сознательно все сломал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39