Я забыла, что ты непосвященный. Выкинь все из головы! Позволь, я займусь твоим лицом… У меня большой опыт. Пару раз я присутствовала при изготовлении мумий. Ты выглядишь чуть лучше, но такой же бледненький… Ты часом не мертвяк, нет?
Не прибегая к волшебной палочке, фея коснулась лица Эди легкой ладонью. Он ощутил покалывание, а в следующий миг Трехдюймовочка уже сидела на краю шкафа и как ни в чем не бывало болтала ногами.
– О, какая прелесть! Уже не болит, не так ли? Никаких следов не будет! Даю пожизненную гарантию. Попутно я убрала с зубов пару пятнышек кариеса, избавила тебя от прыщей, ушной серы и перхоти! Ну и от кое-чего другого по мелочи! – похвасталась она.
Эдя метнулся к зеркалу. Из зеркала на него воззрилось нагловатое, небритое, но очень здоровое и довольное лицо, которое в равной степени могло принадлежать брачному аферисту и трубачу провинциального оркестра. Фея не шутила. Она убрала все лишнее: нездоровую синеву под глазами, следы кулаков Феликса и даже бестолковую родинку у правой брови. Стоя у зеркала, Эдя торопливо просчитывал все плюсы обладания собственной феей. Плюсов было море, но и минусов, правда, тоже. Главные минусы Эдя связывал с теми, кто разыскивал фею. Подумав об этом, он покосился на телефон, соображая, не звякнуть ли 000-00-00, но эта предательская мысль задержалась у него не дольше, чем на секунду. Менять живую и всемогущую фею на какие-то бубличные дырки!.. Это уж увольте!
Хаврон как человек принадлежал к распространенному ныне типу корыстных и циничных, однако в душе был даже слегка идеалистом. Правда, скажи кто-нибудь ему нечто подобное, Эдя скорее всего передернулся бы от омерзения и принялся бы протестовать.
– Я тебя никому не отдам! Ты сокровище! – воскликнул Эдя.
Трехдюймовочка одарила его снисходительной улыбкой.
– Спасибо. Мне уже говорили такое. Хотя я слышала и обратное. Особенно со стороны неблагодарных конкурентов. Они обвиняют меня во всевозможных преступлениях.
Хаврон помрачнел.
– За твое «спасибо» я не скажу тебе «пожалуйста». А за что тебя разыскивают? – спросил он, проверяя.
– Дорогой великанчик! – сказала фея, мило картавя. – Запомни это однажды и больше не повторяй ошибки. Если ты увидел афишу, то потому лишь, что я сама этого захотела…
– То, что в афише, правда?
– Разумеется. Незаконные предсказания будущего – полбеды. На это долго смотрели бы сквозь пальцы, если бы не другой мой проступок… Я помогла похитить артефакт, – сказала Трехдюймовочка.
– Это уже интересно. И как же ты это сделала? – спросил Хаврон.
Фея быстро взглянула на него и наморщила лоб.
– Однажды вечером ко мне явился закутанный в плащ человечек. Я даже лица его не разглядела. Что-то такое мелкое и незначительное. Он принес мешочек алмазной пыли и потребовал у меня заговорить ее. Алмазная пыль, видишь ли, отличная вещь. Большинство артефактов защищены от телепортации и от кражи, однако если посыпать их алмазной пылью, на которую наложена магия фей, артефакт можно унести без особого риска…
– Типичная подстава! Зачем же ты согласилась?
Трехдюймовочка вспорхнула и перелетела на подоконник.
– Я не могла отказаться. Когда-то давным-давно один маг спас мне жизнь. В благодарность я подарила ему кольцо и пообещала, что исполню любую – даже самую невероятную – просьбу того, кто покажет мне его. И вот в тот вечер мне вернули мое кольцо и напомнили об обещании в ультимативной форме.
– А почему ты не отказалась?
– Ты глуп! Магические обещания нельзя нарушать! Даже темные маги вынуждены держать слово, если уж его дали… – с раздражением отвечала Трехдюймовочка.
– К тебе пришел он? Тот, что спас тебя?
Фея замотала головой так решительно, что едва не потеряла шляпу.
– Ничего подобного. Тот был гораздо выше и не стал бы прятать лицо. Но кольцо было мое. Взять клятву назад я не могла и заговорила алмазную пыль. Человечек молча повернулся и исчез, спрятав под плащом мешочек с пылью. Прошел день, еще день, потом неделя. Все было тихо. Я начала уже успокаиваться, как вдруг среди ночи на Лысой Горе поднимается страшный переполох. Упыри, ведьмы, оборотни, всякая прочая шушера – все носятся как ошпаренные и сплетничают как сглаженные бабки, хотя никто толком ничего не знает. Даже мертвяки и те повылезали из могил, хотя у них был законный выходной и вообще не их ночь…
– А что, бывают и их ночи? – с суеверным ужасом спросил Эдя.
Трехдюймовочка поморщилась. Ответ для нее был слишком очевидным.
– Наутро понаехали шишки из Магщества Продрыглых Магций и завертелось. Площадь, где находится Хранилище Артефактов, моментально оцепили. Накануне ночью кто-то проник в хранилище, а оно у нас путаное, как лабиринт. Расположение коридоров и комнат меняется каждое новолуние. Предположили, что похититель еще внутри, потому что телепортировать из хранилища невозможно. Две группы боевых магов и проводник проникли в хранилище и все там обшарили. Разумеется, никого не нашли. В полу хранилища зияла дыра. Явная работа нежити. Только нежить могла подрыть лабиринт в такие короткие сроки. Все артефакты были на месте, кроме одного… – фея выщелкнула из пачки новую сигарету.
Эдя подумал, что она либо чудовищно волнуется, либо действительно курит как паровоз.
– Барон, огонька! А, да, я забыла! – сказала она и вновь воспользовалась ногтем.
– Так что украли-то? – нетерпеливо спросил Эдя, не любивший долгих предисловий.
Оберегая дым в легких, фея подняла брови и сделала несколько зигзагообразных движений сигаретой.
– Знаю, что какая-то невзрачная с виду вещица… Вскоре я услышала, будто на месте преступления обнаружили алмазную пыль. Не дожидаясь, пока меня вычислят – а это легче легкого сделать по наложенной на пыль магии, – я скрылась. Несколько дней прожила у знакомой колдуньи, а потом старушка перетрусила, и я бежала в мир лопухоидов, – сказала фея.
– А остаться нельзя было? Ну объяснить этим шкетам из Магщества: мол, клятва и все такое? – спросил Эдя.
Трехдюймовочка выпустила дым через ноздри.
– Можно – нельзя, какая разница! – нервно отвечала она. – Им нужны не объяснения, а исчезнувший артефакт. Вот увидишь, они пошлют за мной Глиняного Пса!
– Это так страшно? Что за Глиняный Пес-то?
– О, некромагия! Ни больше и ни меньше. Наскоро слепленный кусок глины, пропитанный человечьей и собачьей кровью в соотношении один к трем. Не знает усталости. Обладает потрясающим нюхом. Пока не высохнет кровь – будет идти по следу и приведет к похитителю даже в том случае, если он телепортировал. Когда же Пес совсем близко – телепортации вообще становятся невозможными. Сама возможность их перечеркнута па корню. Короче говоря, скрыться от Пса чудовищно сложно!
– А как он возьмет след? – легкомысленно спросил Эдя.
Он никогда особенно не интересовался собаками и знал о них лишь то, что не стоит особенно размахивать руками, когда проходишь на улице мимо.
– Как можно такое спрашивать! Да проще простого! – всплеснула руками фея. – А алмазная пыль с наложенной на нее магией? Моей магией! Уверена, он уже идет по следу. Проклятая глиняшка! Сидеть вот тут и бояться! Тьфу, ненавижу!
Продолжая порхать по комнате, Трехдюймовочка едва не врезалась в детскую фотографию Мефодия. От ее взгляда не укрылся и ошейник Депресняка, валявшийся па некогда занимаемой Даф кровати.
– Ого! – воскликнула она. – Я не ошиблась! Веселенькое местечко! Они не скоро догадаются, что я могу оказаться ЗДЕСЬ…
Эдя хотел уточнить, что она имела в виду под «здесь» и что такого особенного в его комнатушке на окраине города, но не стал. Последнее время их дом порой казался ему очень странным местом. Хаврон чувствовал это с остротой так и не выросшего ребенка.
– Кстати, – продолжала фея. – Раз уж я тут поселилась, кое в чем я должна признаться. Ты готов к признаниям?
– Смотря к каким, – осторожно ответил Эдя.
– А к таким! Если ты заметишь, что я резко переменилась, перестала тебя узнавать, угрожаю или пытаюсь напустить на тебя порчу – не тревожься, не возмущайся. Дело в том, что это буду не я.
– Как это не возмущаться? – не понял Хаврон. – Тогда я тоже хочу вас предупредить. Если однажды я запущу в вас молотком, просверлю дрелью или случайно вылью на голову кипящее молоко – не тревожьтесь и не качайте права! Это буду не я.
– Видишь ли, тут такое дело… Это неприятная семейная тайна, почти скелет в шкафу, – продолжила Трехдюймовочка со смущением в голосе. – У меня была сестра-близнец. Как ни больно это говорить, особа не слишком приятная во всех отношениях. Феи обычно служат свету – она же служила тьме. Век темных фей обычно бывает недолог. О том, как она встретила свой конец, рассказывать тебе я не буду. Если она захочет – расскажет сама…
– Что сделает? – с суеверным испугом переспросил Хаврон. Его не слишком тянуло общаться с умершими феями.
Трехдюймовочка пропустила его реплику мимо ушей. Она страдала. Ее маленькие руки мяли поля соломенной шляпки.
– Как бы там ни было, сестра есть сестра. Я позволила ей – позже я сто раз об этом пожалела – вселяться в мое тело на любую треть суток по ее выбору. Так вот – она пользуется этим правом до сих пор. Я не знаю точно, что происходит в те часы, когда она занимает мое сознание, но сдается мне, что ничего особенно хорошего. Тело всегда достается мне объевшимся и уставшим. Я вынуждена отсыпаться, тратя на это добрую половину своих шестнадцати часов. Вот и получается, что, хотя ей принадлежит всего треть суток, на самом деле у нас все поровну, так как еще треть я вынуждена отсыпаться и вообще приводить себя в порядок!..
– Разве с вами что-то не в порядке? – неосторожно сказал Эдя.
– РАЗУМЕЕТСЯ, НЕТ! – взвилась фея. – Смотри, в кого превратила меня эта обжора! Я ее ненавижу! Иногда, чтобы в нее ничего уже не влезло, я назло ей съедаю две крошки орехового рулета и выпиваю наперсток молока! Но разве эту свинью проймешь? С нее же все как с гуся вода!
Негодующее лицо Трехдюймовочки приобрело багровый оттенок. Эдя терпеливо слушал. Он уже привык, что как только речь заходит о родственниках, особенно о братьях и сестрах, самые приличные с виду люди начинают грызть зубами полировку.
– Да что она вообще может! Никакой усидчивости, никакой любознательности! Не умеет заплетать в косы солнечные лучи! Вышивать росой на листьях эвкалипта! Превращать слезы в морские жемчужины! Только и способна, что предсказывать будущее!.. Ну да, в боевой магии она тоже отлично разбирается! Но это же дурновкусие! Фея и вдруг боевой маг, устраивающий в кабаках дебоши!
Эдя сладко прищурился, представив себе крошечную фею, разносящую с пьяных глаз клуб «Царица пляжа».
"Хорошо бы ее туда подослать… Типа как подкачаться соломинкой из бара, " – подумал он.
– Понял я, понял. Жуткая у тебя сестра! Соболезную. У меня у самого есть сестра, так что МОЖЕШЬ мне не говорить, – сказал он, пытаясь прекратить излияния на семейную тему.
– Сестра? Что, тоже безумная волшебница? – посочувствовала фея.
– Хуже. Она постоянно ищет человека, которому можно сковать палец обручальным кольцом. Я заранее не завидую этому бедолаге.
– Венец безбрачия? – с интересом спросила фея. – Твоя сестра не ссорилась с сильными волшебниками, нет?
– Да, как с папашкой Мефодькиным развелась, так и ищет… Лет уже десять, наверное…
– Это еще терпимо, – авторитетно произнесла фея.
Хаврон, однако, так не считал.
– Но не в одной же комнате!.. Иметь старшую сестру – это такое уродство. Мне было тринадцать, когда к Зойке начали ходить всякие кретины! Толклись здесь целый день, сидели на моей кровати, ломали мои ролики, ржали как кони… Порой мне хотелось одолжить у кого-нибудь ружье! А потом завелась эта белобрысая мелочь со сколотым зубом, и стал вообще атас! – сказал Хаврон недовольно.
– Ну-ну. Не жалуйся. Помучайся еще лет десять. Когда тот маленький мальчик, что болтается в рамке, войдет в силу, комнат у вас будет побольше. Как ты смотришь, чтобы поселиться в усадьбе Кусково? При желании можно переименовать ее в сельцо Хавроново! – предложила фея.
Эдя недоумевающее заморгал. Слова феи он воспринял как глупую шутку.
– Как это?
– Думаешь, тесновато будет? Ну тогда переселишься в Версаль!..
– Очень он мне нужен. Лучше я повыгоняю всех из нашего подъезда, поломаю тут все перегородки, посажу пальмовый лес, а сам буду качаться в гамаке и есть бананы. На крыше же помещу снайпера, чтоб он отстреливал всех, кто хотя бы издали похож на жениха! – сказал Эдя.
Порой он фантазировал в этом направлении, так что тут у него все было разработано до мелочей.
– Как скажешь, – послушно сказала фея. – Я бы и сама могла тебе все это устроить, но, боюсь, что мне не стоит особенно светиться с магией. Вот моя сестра – другое дело. Иногда ее несет. И она начинает делать глупости.
– Хм… А как вас отличить? Ну тебя и сестру? – спросил Эдя заинтересованно.
– Меня и сестру? О, ты нас не спутаешь, не волнуйся! Я худею, а эта свинья обжирается. Именно из-за нее моя талия почти равна моему росту. Я курю, а она ненавидит курево. Она пачкает мои волосы! Пользуется кошмарными духами! Ссорится с моими друзьями! Ну и многое-многое другое!.. Единственное, что меня утешает – то, что в последнее время мы не общаемся. Когда есть я – нет ее. Когда есть она – нет меня, – заявила Трехдюймовочка.
– А она меня не прикончит? – спросил Эдя с сомнением.
– Пусть только попробует! Я начерчу на тебе знак, и она поймет, что ты лопухоид, находящийся под моим покровительством! – решительно сказала Трехдюймовочка.
Она подняла веер и, прежде чем Хаврон успел сообразить, что она собирается сделать, быстро начертила в воздухе какой-то знак. Эде почудилось, будто его груди коснулось что-то жгучее. Он вскрикнул, схватился за грудь, по странное ощущение уже исчезло.
– Не надо пугаться! Это мое личное магическое тавро. Так мы, феи, метим единорогов, и ни один упырь не осмеливается пустить в них стрелу… Не беспокойся, в твоем случае метка временная. Дня на три, не больше… Зато теперь моя сестренка тебя узнает.
Заглянув под майку и не обнаружив на груди ничего, кроме привычной шерсти, Эдя мало-помалу успокоился.
1 2 3 4 5