– Сегодняшняя наша тема связана не столько с нежитеведением, сколько с тренировкой внимания. Пишите: «Сказочное оригами», – услышала она голос доцента Горгоновой. – Перед каждым из вас на столе лежат четыре листа бумаги. Они, по сути, ничем не отличаются, но лишь до тех пор, пока мы не начинаем складывать из них нечто. Первый слой называется maelog. Это то, что вы кладете снизу… То, что вы кладете на то, что вы кладете снизу, называется maelogvidikor. Третий слой – maelogvidikorremoloeg. Его кладут сверху того, что кладут на то, что кладут снизу. И, наконец, последний слой – maelogvidikorremoloegmederong. Его, как несложно догадаться, кладут на то, что помещают на то, что кладут на то, что кладут снизу.
Таня ощутила, что мозги у нее начинают медленно плавиться.
– А что означает сама фигура? – спросил тонкий девчоночий голосок.
– Сама фигура не означает ровным счетом ничего! – категорично отрезала доцент Горгонова. – Для сказочного оригами это непринципиально. А теперь, чтобы вы – конкретно вы, дорогая моя, не отворачивайтесь! – усвоили все в правильной последовательности, повторите все, что я сказала, начиная с maelogvidikorremoloeg и до maelogvidikorremoloegmederong.
– Но я ничего не запомнила!
– Тренируйте память, Анечка! У вас что в черепе, мозги или одни дырки для волос?
– Вы не имеете права спрашивать! Это новый материал! Правилами школы это запрещено! – вступился за нее головастенький мальчуган.
Тане стало жутко. Сказать такое Медузии мог только явный самоубийца. Однако Медузия была настроена благодушно.
– Вот и прекрасно, что материал новый! Значит, он еще не успел изгладиться из памяти у Анечки, укрепленной долговременным ковырянием в носу! А вас, господин правовед, я попрошу остаться после занятий и помочь мне почистить клетки с хмырями. Фартук и респиратор я вам выдам.
– Но почему я? – простонал бедолага.
– Как почему? Насколько мне известно, в правилах школы, которые вы так любите, оговорены «помощь в организации учебного процесса» и «уход за наглядными пособиями»!.. – ледяным голосом сказала Медузия.
Тугой порыв воздуха толкнул дверь. Таня услышала, как по классу пронесся безбашенный молодой ветерок, срывая со столов все приготовленное для оригами.
Взглядом вернув на место сорванный шпингалет, доцент Горгонова захлопнула окно.
– Погода портится! Я всецело согласна с вами, уважаемые мои, однако это не повод всем вскакивать с мест! Упавшие бумажки можно вернуть с помощью элементарного телекинеза! – услышала Таня ее голос.

* * *

Ураган, первым посланцем которого был еще вчерашний ветерок, разыгрался на рассвете. Он принесся с океана, проскользнув в разрыв между скальными грядами. Первым делом ураган взлохматил и частично переломал вершины соснового бора. Свалил в пруд старый дуб, что вызвало ожесточенную стычку между лешими и водяными, в которой пострадало несколько русалок, одна наяда и три нервные дриады. Причем дриады по собственной горячности, неосторожно сунувшись преследовать врага на мелководье.
Дальше ураган пронесся по парку, опрокидывая статуи, которые Поклеп не успел убрать в ящики с песком. У поручика Ржевского ураган вызвал такой бурный восторг, что он охрип от радостных воплей, едва не заболел от перевозбуждения и растерял все торчащие у него в спине ножи.
Недолеченной Даме, как личности до кончиков ногтей трагической, буйные восторги мужа не нравились. Она скорее предпочла бы, чтобы он порыдал где-нибудь в сторонке или по примеру Безглазого Ужаса слегка пораскинул мозгами по подвалам Тибидохса.
– Вольдемар, умоляю вас: будьте благоразумны! Не надо экстазов, криков, ничего этого не надо! – настойчивой осой гудела она.
Таня услышала ураган на рассвете. Не зная еще, что это такое, сквозь сон удивилась монотонному гулу и шуму, которые издавали массивные, окованные железными полосами подъемные ворота. Ветер давил на них с ровной, беззвучной силой. Ворота стонали и раскачивались на цепях.
На тесную площадку, окруженную с трех сторон стенами, нанесло океанской пены, и она лежала огромной, почти в треть башни желтоватой шапкой. Рыхлая влажная земля, сорванная с клумб, налипала на мраморные основания статуй. Она же забила фонтаны.
К десяти утра могучий ураган, до того наступавший единым фронтом, ослабел и распался на множество буянящих ветерков-мародеров. Гуляя по двору Тибидохса между его башнями и многочисленными постройками, ветра-мародеры опрокидывали бочки, охотились за плохо запертыми форточками, срывали и закручивали вывески.
В четверть одиннадцатого в окно к Тане забарабанил Соловей.
– Драконы! – крикнул он, задыхаясь, и, не объясняя ничего, умчался.
Таня схватила контрабас и полетела за ним. Ветер рванул ей навстречу, но сил для атаки у него уже не оставалось, и он лишь швырнул ей в глаза горсть пыли.
Ворота ангара сыновей Гоярына были вдавлены внутрь и распахнуты. Ангар же Гоярына больше напоминал консервную банку, которую за отсутствием ключа вскрыли топором, а после бросили в костер, чтобы она как следует обуглилась.
Увидев Таню и Соловья, джинны-драконюхи заметались, симулируя деятельность. Потом все быстро слиняли. Лишь один, которого Соловей настиг, пояснил, что случилось.
Первым ураган атаковал ангар с молодыми драконами и выдавил ворота. Сыновья Гоярына стали в испуге метаться и улетели. Причем улетели все шесть – Ртутный, Пепельный, Стремительный, Искристый, Огнеметный и Дымный. Перед тем как улететь, Огнеметный немного прочистил стадион от лишних, по его мнению, скамей.
Гоярын, возбужденный воем ветра и тревожными криками сыновей, стал биться в ангаре. С воротами он не совладал, но проломил хвостом крышу, спалил огнем те скамьи, которые оставил ему добрый сынок, и тоже улетел.
– А вы почему не ловили? Вас же тут, дармоедов, целая толпа! – рявкнул Соловей.
Джинн горячо залопотал что-то невнятное, из чего Таня заключила, что им, бедолагам, помешали роковые обстоятельства, которых он, Махмуд ибн Юсуф ибн кто-то там, еще не придумал.
– Но драконов же удержала Грааль Гардарика ! – с надеждой сказала Таня.
– Ураган снес Грааль Гардарику еще на рассвете. Иначе он вообще не ворвался бы на Буян! Не думаю, что Сарданапал восстановит ее раньше вечера. Где к тому времени будут драконы, предсказывать не берусь, – отвечал Соловей.
В его голосе была непривычная горечь. Плоское желтоватое лицо казалось вылепленным из мятой бумаги.
– А если догнать? – сгоряча вызвалась Таня.
Соловей усмехнулся и ничего не ответил, позволив ей самой осмыслить всю наивность затеи.
Драконы, особенно испуганные или разозленные, летят вдвое быстрее любого контрабаса, не говоря уже о пылесосах, метлах и прочем мусороуборочном инвентаре. Драконюх же неспособен был даже внятно объяснить, в какую сторону они полетели. Ему вообще показалось, что в разные, хотя потом все почти наверняка сбились в стаю.
– Я все равно полечу! Вдруг повезет! Драконы могут носиться над Буяном кругами! – упрямо заявила Таня.
– Не сейчас! – отрезал Соловей. – Только попробуй не послушаться – узнаешь, что такое штопорный свист! Одна закрученная струна от твоего контрабаса, думаю, все же останется.
Таня усомнилась, что у Соловья поднимутся губы на ее заслуженный инструмент, однако проверять не стала. В некоторых случаях «нет» может означать «да», однако сейчас лучше не экспериментировать.
– Но почему? – спросила она.
– Посмотри на небо! – велел Соловей.
Таня послушалась. Воздух как-то странно сгустился. Казалось, его можно резать ножом и укладывать на бутерброд. Со всех сторон на Буян наползали многослойные тучи. Сверху сквозь них еще робко пыталось пробиться солнце, однако ближе к земле тучи стали уже фиолетово-сизыми, непроницаемыми.
– Хотите сказать, в таких тучах я их не найду? – беспомощно спросила Таня.
– Хочу сказать, что через двадцать минут ты не найдешь Буяна, – пояснил Соловей.
Он не ошибся. Не успела Таня вернуться в Тибидохс, как снег повалил так густо, точно там, наверху, двести тысяч подушек одновременно сделали харакири. Снег налипал на одежду, на волосы, даже на ресницы. Таня едва добралась до окна. Отяжелевший контрабас повиновался плохо. Таня поняла, что не послушайся она тренера и помчись искать драконов, она сгинула бы без следа в этой снежной массе, такой густой, что даже смычок в вытянутой руке едва различала.
Снег валил весь день. Он заполнил ров и иссяк лишь к вечеру. Громадные тучи высыпались без остатка. «Отбомбились!» – констатировал Ягун. Парк занесло, и лишь незамерзший пруд смотрел в небо немигающим и растерянным темным зрачком.

Глава 2
NEC PLURIBUS IMPAR Не уступающий и множеству (лат.). Девиз французского короля Людовика XIV.



Невозможно закопать на пути человека все ямы, зато можно научить его из них вылезать.
Медузия Горгонова


Ванька не любил гостиниц в небольших городах. Точно солдаты, которым приказали рассчитаться на первый-второй, они делились на две примерно равной численности группы. Одни были убитые и прокуренные. Запах табака навечно поселился в их покрывалах и шторах и не выветривался даже заклинаниями ураганного ветра. Кран в ванной капал прозрачными слезами, а ночью через равные промежутки времени горестно булькал, всхлипывал или икал. Населялись такие гостиницы большей частью командированными, которые вечером дисциплинированно расходились по номерам, прежде товарищески разводя ослабших от непрерывного бухучета.
Гостиницы второй группы были полной противоположностью первым. Шторы в них не пахли табаком, краны не капали, лифты не гудели, а номера открывались не прокручивающимися ключами, а магнитными карточками. В каждой комнате обязательно стояла вазочка с сушеными лепестками роз. На телевизионном пульте обретался таинственный след помады, а кокетливые шторы напоминали фату невесты. На стенах селились картины, изображавшие не родные березки, а какой-нибудь манерный европейский городок.
Командированные в гостиницах второго рода почти не водились. Населялись они в основном мирными пожилыми стадами путешествующих германцев, а также американцами и англичанами средних лет, невесть что забывшими в российской глубинке. Эти вторые на туристов были похожи мало, а на собственников крупного бизнеса еще меньше. На лицах у них был вечный насморочный сплин. По утрам за завтраком они долго щекотали желтым ногтем дрожащий омлет, точно желая услышать, как он не выдержит и хихикнет.
Знатоком гостиниц Ванька стал не так давно и во многом поневоле. Ночами, коченея на пылесосе, он выслеживал неуловимую многоглазку . Всматривался в синевато-пористую, похожую на застывшие волны, снежную гладь, надеясь увидеть внизу слабую вспышку маленьких цветов.
Ваньку вела та спокойная, неприметная сразу сила, которая всегда заставляла его доводить намеченное до конца, какие бы непредвиденные препятствия ни появлялись в процессе. Сила эта проявлялась давно и во всем. Еще до Тибидохса, когда ему было лет восемь, Ванька задумал построить яхту внутри бутылки. По неопытности с самого начала он промахнулся и бутылку взял неподходящую, пивную, мало того что с зеленым малопрозрачным стеклом, но еще и с дефектным утолщением внутри горлышка, которое мешало проталкивать внутрь детали. Но все же он справился, хотя у него ушло на это долгих четыре месяца.
Так же получалось и теперь. Местонахождение многоглазки Ванька ощущал с точностью в пятьдесят квадратных километров. Другими словами, найти ее было так же трудно, как яблоко, о котором только и известно, что оно спрятано где-то в Москве. Ночь проходила за ночью, а поиск все не давал результатов.
Под утро окоченевший, почти превратившийся в сугроб Ванька осознавал, что ему надо где-то отогреться и отоспаться. Спать в поле не решился бы даже маг уровня Сарданапала. Даже джинн Абдулла не отважился бы, ибо от мороза джинны сгущаются и впадают в спячку.
Ванька разворачивал карту и отыскивал на ней тот населенный пункт, что был поближе. В поселках гостиницы встречались нечасто, так что, при возможности, он предпочитал выбирать город, даже если до него надо было лететь на час дольше.
Где-нибудь недалеко от гостиницы он, стараясь не привлекать внимания, снижался, делал два-три приседания, разминая ноги, и входил. Иногда Ванька задумывался, за кого его принимают в этих гостиницах? Обмерзшего, с обмороженным лицом, едва владеющего речью от холода. Без вещей, зато с пылесосом в руках. Ноги до колен были в ледяных штанах, которые при каждом шаге звенели и роняли сосульки. Объяснялись «штаны» просто. Выплевывая из трубы огонь, пылесос растапливал оседавшую на нем изморозь. На брюки Ваньке стекала вода, при первом удобном случае замерзавшая.
С деньгами у Ваньки было не то чтобы туго, а вообще никак. Начиная со школьных лет все его существование подтверждалось правилом, что ниже нуля чисел нет. В результате за гостиницу и еду Ванька предпочитал расплачиваться заклинанием халявум . После зеленой искры выражение лица у администраторши обычно становилось удовлетворенным, и она принималась самостоятельно заполнять карточку, тщательно списывая паспортные данные с какого-нибудь рекламного проспекта.
Вот и в этой петрозаводской гостинице все было как всегда. Даже подозрительно «как всегда», что Ванька осознал позднее. Администраторша, суровая с виду, необъяснимо блондинистая дама с темными сомкнутыми бровями, внезапно смягчилась и, рассматривая всунутый ей Ванькой календарь с городской набережной, позаимствованный тут же, на стойке, воскликнула:
– Надо же! Вас действительно так зовут?
Ванька вежливо улыбнулся. Две секунды назад он мысленно произнес паспортное заклинание ксивум , и, разумеется, представления не имел, какое имя администраторша прочитала на календаре.
– Бывают же такие совпадения!
1 2 3 4 5