В любом случае ее шоковое состояние сделало бы, скорей всего, допрос бесполезным.
Приказ Нагумо был совершенно ясен: охранять ее, наблюдать за ней, расспрашивать, но ни при каких обстоятельствах не позволять пленнице причинять себе вред! Нагумо предчувствовал, что лейтенант Сью Эллен Клейн была весьма ценной добычей — возможно, даже ключом к уничтожению наемников, недавно появившихся на Верзанди.
Доктор Влад Янсон, один из специалистов-психиатров контрразведки Дома Куриты, был обязан следить за поведением Клейн. Именно Янсон пришел к выводу, что она достаточно окрепла к данному моменту, чтобы Нагумо приступил к беседе. Психиатр тщательно проинструктировал Нагумо, что говорить и делать при этой встрече.
— Это был мужественный поступок, — сказал Масаеси Нагумо. — Я понимаю, сколь трудно это было сделать. Но это показывает вашу особенную силу. Вы не смогли оставить товарища умирать в муках. Вы поступили так, чтобы избавить его от этого, взяв на себя страшную роль милосердия.
— Я... я не представляла, что делать. — Она пару раз глубоко вздохнула, подавляя спазмы в горле. — Не было никакого способа вызволить Джеффри. Никакого способа... Я ничего не могла поделать...
— Ваш товарищ сражался храбро. Я глубоко чту его память.
— С-спасибо.
— Я также уважаю и вас, лейтенант, за ваши благородные, героические действия. Я полагаю, вы сделали жертву более дорогую, чем отказ от собственной жизни.
— Н-нет. Не было ничего подобного, господин. — Слезы грозили вернуться. — Мой господин, я на самом деле... не могу говорить об этом...
— Я понимаю. — Он нежно погладил ее по спине. — Но хочу, чтобы вы знали: я уважаю ваше мужество. По этой причине я предлагаю вам поступить на службу в войска Красного Охотника. Мой командующий, герцог Хасид Ринол, высоко ценит воинскую храбрость. У нас есть подходящее место для вас, лейтенант. Присягните герцогу Ринолу — и вам откроются большие перспективы. Повышения по службе... Награды...
— Мой господин, пожалуйста, поймите меня... Я не хочу делать карьеру. Я всего лишь... Я всего лишь хочу забыть.
— Разумеется. Вы приняты, можете идти. До присяги выберите время познакомиться с новыми товарищами. Достаточно ли у вас денег? Нравится ли жилье? Хорошо. Я уверен, что вы обнаружите — не все так ужасно на службе Дому Куриты, как, возможно, убедила вас вражеская пропаганда. Наберитесь терпения. Постарайтесь узнать нас. Я хочу еще раз побеседовать с вами через неделю или около того, когда у вас уже будет время вжиться.
— Мой господин, вы очень добры.
— Не совсем, моя дорогая. Мне нужны, для моих дел люди, похожие на вас.
— Спасибо, мой господин.
Он посмотрел, как она вышла из кабинета, и, когда дверь за ней захлопнулась, выждал еще несколько минут. Затем нажал кнопку своего интеркома. На экране появилось мужское лицо — тощее, сухощавое, с острыми чертами. На застегнутом доверху воротнике виднелся красный кант контрразведки Дома Куриты.
— Итак, Влад, твое заключение?
— Она придет в себя, господин, но еще не готова.
— Комментарии?
— Мы получили прекрасные данные через электроды кресла. Минутку. Разрешите посмотреть... — Янсон взял рулон распечаток и ткнул в него пальцем. — Ваш намек на повышение, на награды... она совсем не отреагировала на эти стимулы, господин. Я даже не уверен, что она услышала их. Ее горе неподдельно. Ей потребуется время оправиться.
— Дальше.
— Так... — Он снова посмотрел на распечатку. — Наблюдаются отчетливо сильные отрицательные эмоции каждый раз, когда вы вели речь о ее бывшем командире, как он покинул ее с напарником, которого она называет Джеффри, и о смерти Джеффри. Мы не можем знать наверняка, но я чувствую, что Джеффри был ее возлюбленным. В противном случае трудно понять глубину и силу ее горя.
— Дальше.
— Мне особенно интересна ее реакция, когда вы коснулись ее спины. Судя по тому, что я знаю о ее характере, я ожидал или отрицательной реакции, или никакой. Тем не менее реакция оказалась положительной. Вполне положительной.
— Гмм! И как ты это объяснишь?
— Это одинокая, запуганная... в данный момент очень уязвимая юная женщина, господин. Она не осознает этого сама, но уверен, что она изголодалась по друзьям.
Нагумо фыркнул:
— Уж не предлагаешь ли ты мне закрутить с ней любовь, чтобы добыть необходимую информацию? Я несколько староват для таких игр, Влад!
— Господин, конечно, это вам решать. Я имею в виду... вы определенно не настолько стары. — Янсон умолк, смутившись и запутавшись.
— Не отвлекайся, доктор. Говори по делу.
— Итак, господин, я должен обратить ваше внимание, что реакция на ваше прикосновение не была однозначно реакцией на ваше прикосновение, а только на чувство близости, по сути дела, на эротическую стимуляцию. Обращаю ваше внимание, что она уже вступала в дружеские разговоры с одним из молодых людей, которого вы назначили в ее эскадрилью.
— Кто это?
— Капитан Винсент Миллз.
— А, ладно.
— Разумеется, он из ваших агентов.
— Как думаешь, она уже готова, чтобы начать ее допрашивать всерьез? Янсон нахмурился:
— Господин, нужно дать ей побольше времени, чтобы обрести умение держать себя, наладить взаимоотношения с Миллзом или какими-либо другими сильными личностями, которым она сможет довериться. Ей нужно осознать свое одиночество после смерти возлюбленного и нужно время для переосмысления того, что она может ощущать как предательство его памяти. Хотя временами ее горе может стать настолько большим, что она будет нуждаться в утешении, будет искать близости с кем-нибудь, кого она посчитает сильным защитником.
— Насколько это затянется?
— Неделя... две. — Доктор пожал плечами. — Трудно сказать. Это же только молодая, разбитая горем женщина, а не машина.
— М-м-м. А если я прикажу тебе использовать более традиционные методы допроса?
Янсон сделал паузу, облизал губы:
— Господин, конечно, мы могли бы прибегнуть к более прямым методам. Но при этом останется значительный риск. В ее теперешнем душевном состоянии боль при допросе может так глубоко погрузить ее в шок, что она никогда не сможет оправиться. Возможно, она станет душевнобольной, заболеет кататонией.
— И то, что мне захочется узнать, может быть навсегда потеряно. Или она умрет до того, как откроет это. Очень хорошо, доктор. У меня не много времени, но я могу подождать. Если мы подведем Клейн к сотрудничеству по ее собственному, добровольному желанию, то будет намного лучше.
— Да, господин.
— Свободен.
Нагумо еще некоторое время смотрел на опустевший экран, затем обратил свой взгляд через окно на пасмурное небо Верзанди. Психиатры так любят напоминать остальным, что сгустки надежд, мечтаний, страхов и горя, которые они изучают, присущи людям, а не машинам. Хорошо... возможно. Но Нагумо обычно поднимался над всем этим клубком эмоций — так же, как водитель боевого робота, например Кевлавич, держал под контролем своего «Мародера». Нагумо не нужно было призывать доктора Янсона с его скрытыми датчиками и компьютерными распечатками, чтобы осознать, что девочка Клейн откликнулась на его прикосновение. Он ощутил ее отклик, почувствовал ее одиночество в то самое мгновение, когда догадался, что она не будет отстраняться от него.
Клейн должна что-нибудь знать об этом Сером Легионе Смерти, который появился на Верзанди. Скоро он узнает это от нее, узнает, как использовать эти признания против ее бывших товарищей. А тем временем он позволит себе расслабиться, чтобы наблюдать и ожидать очередных действий повстанцев.
Генерал-губернатор Нагумо был совершенно уверен в хорошем результате.
Осыпаемый брызгами волн «Стингер» Хасана Халида высился на берегу вблизи расположенной у подножия горы рыбацкой деревушки Уэстли. Она тонула в сумраке, хотя до рассвета оставалось лишь несколько минут. Плохое время для разведки на предположительно вражеской территории, но выбора не было.
«Фобос» уже остановился во фьорде вблизи этой деревни. С восходом светила шаттл будет отчетливо -виден с суши. Если здесь окажутся враги, они должны быть обезврежены. Из сообщений Топлена Бразедновича следовало, что Уэстли — рыбацкая деревня, симпатизирующая повстанцам, и что редкие части лоялистов, появлявшиеся в деревне, никогда здесь не задерживались, но все же...
Халид изучал экраны выстроившихся в ряды приборов, плотно заполнявших кабину «Стингера». Инфракрасный сканер показал источник тепла на некотором расстоянии в том направлении. Что же это могло быть? Большими быстрыми шагами он двинул «Стингера» вверх по берегу, в сторону ветхих, потрепанных погодой домов.
Халид был сауриматом, ихваном «Быстрой смерти», и этот основополагающий факт никогда, ни при каких условиях нельзя было изменить, хотя его братья убили бы его, если бы они встретились сейчас лицом к лицу. Воспоминание об окончательном расставании с ними все еще представлялось очень мрачным. Как сауримата, его безжалостно тренировали, чтобы он мог командовать, принимать решения о жизни и смерти тех, кто возложил ответственность за успех миссии братства Сауримат на него лично. Мастера-сауриматы учили его, что такие решения лучше всего принимать в состоянии заледеневшей крови — фарир кальб — «пустого сердца». В этом самовнушаемом эмоциональном состоянии любовь и ненависть, страх и смелость отступали в область, где они не могли повлиять на разум воина, на его решения.
С того момента, как он подписал договор с Легионом, его обучал молодой командир Грейсон Карлайл. Страстность Карлайла, всплеск эмоций, постоянно бушевавших внутри него, было нетрудно увидеть. И все-таки идея приспособления подбитого шаттла для плавания по морю была впечатляющей. Рискованное предприятие должно было провалиться, но тем не менее корабль как-то не утонул. Даже ослепляемый чувствами, Карлайл владел даром руководства, чего в командире Халид не понимал до конца. Здесь можно было многому поучиться.
Противник!
Приближался боевой робот «Шершень-» со знаками Дома Куриты, едва видимый в предрассветном сумраке. Его водитель все еще не видел Халида, машина шла навстречу большими шагами.
Раздался трескучий пулеметный огонь, резкий и отрывистый в утренней тишине. На одном из массивных бронированных плеч сверкнула искра рикошета. «Шершень» остановился, его приземистая голова-турель завращалась, отыскивая источник атаки, массивная механическая рука подняла похожий на винтовку средний лазер.
Кто-то атаковал куритского робота ручным оружием. Хотя этот факт и говорил кое-что о политических симпатиях местного населения, но больше сообщал о рассудке тех же людей. Или кто-то там видел неожиданное появление Халида из моря и знал, что он должен быть из сил наемников, недавно прибывших на Верзанди? Если так, то атака была своевременной, предпринятая преднамеренно, чтобы предоставить ему удобный случай.
Иншалла! Он стал остужать свой разум и сердце, повторяя фразу, которая вводила его в тиски фарир кальб.
Сердце мое пусто, все тело — оружие, ум и тело — единое целое...
Он охватил ситуацию. Ум и тело — единое целое... «Стингер» прыгнул вперед, за двадцать быстрых шагов одолев расстояние до «Шершня». Он решил не открывать огонь, чтобы не рисковать пролить кровь своих новых союзников и не привлекать внимания других роботов Дома Куриты, которые могли быть поблизости. Одна из рук «Стингера» взметнулась в молниеносном ударе, который смял выдвинутый вперед лазер «Шершня». Правая нога сокрушила колено «Шершня», заставив вражескую машину накрениться в сторону.
Иншалла! Ум и тело — единое целое! Аллах акбар! Один из бронированных кулаков машины Халида стремительно опустился вниз, заостренные пальцы пропороли кабину в самом слабом месте. Вражеский робот зашатался, когда Халид вырвал руку «Стингера» из разбитой вдребезги головы. Только после этого Халид разрешил себе расслабиться.
Жители деревни, широко улыбаясь, с оружием в руках, стали появляться из своих укрытий. В гавани свет раннего солнца осветил корпус «Фобоса», засверкавший мокрыми золотистыми отблесками.

XV

Прошла неделя. Грейсон получил сообщение, что «Фобос» невредимым прибыл в Уэстли. Шторм и облачный покров служили прикрытием большей части морского перехода. Драконы его не засекли. Сейчас команда Мартинес находилась в безопасности на якорной стоянке, хорошо укрытой в тени массивных утесов.
В то же время повстанцы из деревни вместе с наемниками нанесли поражение немногочисленным войскам Дома Куриты и лоялистов в окрестностях. Успех, который в большей степени мог быть приписан действиям повстанцев, нежели прибытию поврежденного космического корабля наемников.
Илза послала сообщение от себя лично Грейсону:
«Вы правы. Проклинаю вас за то, что вы гений. Приступаем к ремонту. Илза».
Это известие ободрило Грейсона. Хотя положение Легиона все еще оставалось серьезным, сейчас появилась, по крайней мере, слабая возможность, что шаттл может быть отремонтирован — были бы время, материалы, усердная работа и приличное оборудование. Возможно, что однажды Легион сможет покинуть эту планету самостоятельно. Несмотря на хорошие известия о «Фобосе», прочие дела вызывали большую тревогу, чем обычно.
— Генерал, по моим оценкам, четырех недель попросту недостаточно, — высказал он как-то Торвальду.
— Капитан, это и так больше, чем я планировал. Мы не можем сидеть, ничего не делая и наблюдая за разорением нашей планеты. Армия должна быть готова к решительным действиям через три дня.
Грейсон ожидал и страшился этой беседы несколько недель. Его обязанность по превращению толпы, состоящей большей частью из подростков, в водителей боевых роботов и группу поддержки вызывала в нем мучительную борьбу — борьбу с самим собой так же, как и с командованием армии повстанцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50