— Я Лукьянов, категория «S. E.», self-employed. Ваша система ошиблась. Таких случаев немало. Электронные сети всегда ошибаются. Их употребление спорно.
«Все мы влипли, и очень», — подумал с тревогой Тэйлор, предвидя, что за разъяснениями Дженкинс обратится к нему.
— Вы производили арест, лейтенант Тэйлор? — Дженкинс, судя по лицу, ни в чем еще лейтенанта не подозревал. Просто-напросто обратился к нему как к источнику информации.
— Йес, сэр! Задержанный Лукьянов был арестован позднее, как член банды О'Руркэ, точнее, его подозревают в принадлежности к банде. В соответствии со сведениями, полученными здесь, в Департменте.
Дженкинс задумчиво уставился на маленького арестованного.
— Предъявите мне вашу айдентити-кард, мистер!
— Была изъята второго июля гардиен-компьютером Центра здоровья.
— Причина изъятия?
— Закон 316, пункт «B», ваш закон, сэр.
— Где вы его арестовали, Тэйлор?
— При выходе из дома, где он был замечен нашими агентами последний раз. Точнее, в сотне ярдов от этого дома, на East Семьдесят четвертой улице.
— В досье действительно имеется видеоматериал о связях Ипполита Лукьянофф с бандой О'Руркэ… — начал Кэмпбэлл.
— Мы не банда, — вмешался Виктор. — Это вы — банда!
— Заткнись! — попросил лейтенант.
— Имеется видеоматериал о встречах этих людей, — Кэмпбэлл указал рукою на клан О'Руркэ, — с Лукьянофф, но человек не тот, вы взяли не того, Тэйлор, — закончил Кэмпбэлл.
— Я взял того, на кого меня навели компьютерные данные. Возможно, что он однофамилец? С видеодосье я не был ознакомлен.
На лице Дженкинса появилось выражение скуки.
— Вы, Кэмпбэлл, и вы, Тэйлор, разберитесь в происшедшем. Если арестован однофамилец, то арестуйте и того Лукьяноф, который нам нужен. Допросите всех О'Руркэ, одного за другим. Выясните, почему у этого малыша та же профессия и явно, вопреки здравому смыслу, преувеличен возраст. Если он лжет, выдавая себя за шестидесятипятилетнего, то есть записываясь в мертвецы добровольно, следовательно, он психически нездоров и ему место не у нас, но в домах для такого рода больных, и этим занимаемся не мы, а Департмент Здравоохранения. Если он лжет с преступной целью, следует его наказать согласно законам Соединенных Штатов.
Дженкинс повернулся, чтобы уйти. Вспомнил об арестованных.
— А вы обдумайте свое поведение. Рекомендую вам с самого начала чистосердечно признаться. Таким образом ваша участь будет менее трагической. Вы избежите… — Дженкинс замялся. — Ненужных вам и нам эксцессов.
И Дженкинс направился к выходу, сопровождаемый «бульдогами». Солдаты Тэйлора занялись арестованными. Развели их по камерам. Когда уходил Джабс, Тэйлор поймал на себе его испуганный взгляд. Тэйлор отвел глаза. Что он мог сказать маленькому человеку? Слушая рассуждения Кэмпбэлла, они вместе подымались по лестнице, Тэйлор думал, что первую стычку он не выиграл, но и не проиграл. И еще он чувствовал, что влез в механизмы своей судьбы необдуманно резво и глупо, и неприятные последствия этого только начались.
7 июля 2015 года

Дженкинс одиноко поглощал салат, принесенный ему из кантины, где кормились «бульдоги» и армейцы, и запивал салат минеральной водой. Настроение у него было задумчивое. Не бордель с арестованными был тому причиной. Он только что получил соболезнование от Президента Российского Союза Владимира Кузнецова, составленное в таком дружелюбном тоне, что подтекст его мог читаться только как однозначное поощрение и поддержка кандидатуры Дженкинса в Президенты. До истинных чувств большого розового человека, Владимира Джорджевича Кузнецова, Дженкинсу, собственно, не было дела, но агентура донесла, что такое же соболезнование по случаю трагической преждевременной смерти друга русского народа Президента Тома Бакли получил и Том Турнер. Получалось, русские играют на два стола, но на каком столе они ведут серьезную игру, а на каком блефуют, Дженкинс не знал, но хотел бы знать. И это не был праздный риторический вопрос моральной поддержки державы с ядерным оружием того или другого политического лагеря в стране-сопернике. Дело было сложнее. Соединенные Штаты и Российский Союз давно уже взаимопроникли в экономику друг друга, и по сути дела, российский Президент являлся могучим финансовым партнером на внутреннем американском рынке. К тому же в последние десять лет экономика «красных» (их продолжали называть «красными», несмотря на суперрадикальные изменения строя) развивалась, в то время как Соединенные Штаты неуклонно сползали по экономическим показателям в разряд второстепенных государств. Для себя безжалостный, Дженкинс объяснял этот феномен истощением энергии американцев. Важно было знать, на чьей стороне русские. Потому что они могли просто экономически задушить изнутри неугодный им режим неугодного им человека. Сформулировав свою мысль, Дженкинс посуровел. Если бы рядовой американец знал, в какой степени его страна уже несамостоятельна, возможно, знание это вызвало бы огромный патриотический подъем в стране. Неужели русские решили стравить его и Турнера? С какой целью? А что если с простой и примитивной, с той, которой они не смогли достичь в 2007 году с помощью ядерного оружия? То есть они хотят разгромить Соединенные Штаты… Маловероятно, пришел к выводу Дженкинс. Крайне маловероятно. Эти пухлые, жирные русские очень уравновешенны и нормальны. Для такой злой задачи им необходим по меньшей мере отечественный, русский Дженкинс. Он усмехнулся. Налил себе еще минеральной воды. Привычно размешал ее ножом.
Вспомнил вдруг, что ему было противно заниматься арестованными. Грязной работой занимался. Можно было обойтись без этого? Нет, нельзя было обойтись. Он должен был оценить людей, которые в ближайшие недели появятся на всех телеэкранах мира. Они будут выглядеть убедительно. Сын Дункана О'Руркэ — великолепный экземпляр молодого террориста. Он бандит, но это то же самое. Вполне убедителен отец О'Руркэ. Очень убедительна красивая дочь. Что бы они ни говорили, их внешность — внешность решительных людей — будет свидетельствовать против них. Все поверят в их виновность. Их внешность обрекла их на виновность. Черный тоже яростен. Достойные люди — резюмировал Дженкинс. Но в интересах государства ему приходилось приносить в жертву и более достойных людей.
«А я?» — спросил себя Дженкинс. «Непогрешим, аскетичен, лично не заинтересован», — вспомнил он досье на самого себя, однажды обнаруженное им в недрах одной из программ Кэмпбэлла. То, что его личный секретарь собрал на него досье, не тревожило Дженкинса. Обнаруженное досье даже польстило ему. Тщательно проверяя себя, Дженкинс убеждался снова и снова, что только интересы государства и американской нации руководят всеми его действиями. Даже во сне он был верен государству. Проснувшись однажды, он понял, что цитировал во сне Декларацию Независимости! Что касается нации, Дженкинс предпочел бы, чтобы она была более однородной, но нацию не выбирают. «Я непогрешим, аскетичен и лично не заинтересован, — подтвердил сам Дженкинс еще раз диагноз Кэмпбэлла. — И потому имею право принести в жертву этих энергичных людей», — сказал себе Дженкинс. Жаль, что они не работают для Департмента Демографии, заключил он. Путаница с арестованным Лукьяноф, вспомнил Дженкинс. Кэмпбэлл с помощью Тэйлора разберется. Может быть, именно Тэйлор и напутал. Что выглядит малоправдоподобно, так как он сообразительный офицер. Плохо дисциплинированный, точнее, экстравагантно дисциплинированный. Есть сведения, что он несколько раз привозил к себе в дежурную комнату женщин. Однако до сих пор ни одного огреха собственно на службе. Этот Лукьяноф… о нем можно было бы забыть, он всего лишь пытается продлить свою жизнь, в бегах от закона 316, «B» числится полмиллиона человек, Лукьяноф лишь один из них. О Лукьяноф можно было бы забыть, если бы… если бы не его сходство со мной. С Секретарем Департмента Демографии. В сущности, он мой двойник, этот Лукьяноф. Хорошо бы все-таки иметь его в камере Департмента. Предпочтительнее, нежели иметь его на свободе. Двойника могу использовать я. Или, если он попадет в руки к политическим авантюристам, его могут использовать против меня. Чтобы свалить меня… Дженкинс нажал на кнопку вызова. Активатор Кэмпбэлла где-то в глубине здания сработал, и Кэмпбэлл откликнулся:
— Йес, сэр!
— Лейтенант Тэйлор до сих пор еще около вас, Кэмпбэлл?
— Да, сэр, он здесь. Сдает дежурство Де Сантису.
— Будьте добры, Спенсер, пошлите лейтенанта ко мне. Я знаю, что его смена кончилась, но я его долго не задержу.
— Йес, сэр.
«Никто, — подумал Дженкинс, — не ориентировал Кэмпбэлла на это армейское «йес, сэр!», но, кажется, самому Кэмпбэллу нравится так отвечать».
Лейтенант стоял перед Секретарем Департмента навытяжку. Щелкнул каблуками.
— По вашприказанию явился…
— Смотрите на консоль, лейтенант. Вы видите типа в черном костюме. Сейчас я приближу его лицо. — Дженкинс потыкал в кнопки управления, и физиономия Лукьянова растянулась на всю консоль. — Вот тот человек, за которого выдает себя ваш пленный карлик. Прошу обратить внимание на сходство этого Лукьяноф с Секретарем Департмента, с вашим боссом, со мной, Тэйлор.
— Да… — лейтенант замялся, — да… По моему мнению, он не так уж и похож на вас при увеличении, скорее похож по силуэту тела. Худ, высок, строение черепа.
— Вас сбивает с толку его артистическая седая грива. Если убрать гриву, будет разительно похож. Такой человек, Тэйлор, — Дженкинс отвернулся от экрана и поглядел лейтенанту в глаза, — представляет опасность для секьюрити Соединенных Штатов Америки. Очень жаль, что вы не арестовали его, когда брали О'Руркэ. Он должен был находиться с ними.
— Мои люди методично обыскали все помещения. Больше никого не было. Лейтенант Шульц, занимавшийся взятием объекта «O'Rurke Demolishing Limited», также не обнаружил никого под фамилией Лукьяноф.
— Теперь, когда вы знаете, как он выглядит, пожалуйста, осмотрите арестованных Шульцем. Где они содержатся?
— В казармах батальона, на Сорок пятой West. Я отправлюсь туда сейчас же.
— Пожалуйста, сделайте это для меня, — мягко сказал Дженкинс. — Я знаю, что ваше дежурство закончено, но это моя личная просьба к вам.
— Без проблем, шеф! Разрешите выполнять?
— Да, идите. И выспитесь после этого хорошо. Ходят слухи, что девушки не дают вам спать, лейтенант…
— Преувеличение, сэр… — Тэйлор вышел. Злой и спокойный.
В подземном паркинге не было ни души, потому Тэйлор поднял брезент, прикрывавший заднее сиденье.
— Жив, старый Лук?
— Жив, но очень голоден.
— Голоден, но жив, — мрачно сострил Тэйлор. — Старик повелел искать тебя среди бандитов, арестованных Шульцем. Поехали, будем тебя искать…
— Все сорвалось? Я ждал, что вы вызовете меня, лейтенант.
— Слава Богу, что не дождался. Все отменяется. Я выхожу из дела.
— Вы что, лейтенант, решили меня сдать?
— Сдать я тебя не могу, потому что ты расколешься и назовешь меня. Ты, судя по твоим глазам, хочешь сказать, что не расколешься, ты хочешь обидеться. Но заткнись заранее, старый чудак, потому что они сделают так, что ты заговоришь обильно, со слюноотделением, и оговоришь даже своих детей, если они у тебя есть. Они будут тебя просто бить двадцать четыре часа в сутки, и все тут… — Тэйлор стал натягивать брезент на заднее сиденье и на Лукьянова.
— Что вы хотите делать?
— Вернуться наверх и взять в кантине бутербродов для тебя. Тебе каких — с ветчиной или с сыром?
— И тех и других…
Тэйлор вел свой джип зло и быстро. Блоки домов пролетали, не задерживаясь на сетчатке глаза, сплошной полосой. По другой стороне хайвэя пролетала река Хадсон. Дождя не было, но небо, затянутое серыми тучами, сообщало начинающемуся дню тоскливость. Когда из перпендикулярных улиц вдруг высовывались автомобили, Тэйлор сбавлял скорость и страшно ругался. Не обращаясь ни к кому. Когда утренних перпендикулярных его движению автомобилей не было, Тэйлор покрывал руганью пассажира.
— Fuck you, Лук, и всех твоих родственников, если они у тебя есть. Будь проклята ночь, когда ты, старый рахит, появился на взлетной площадке в мое дежурство. Де Сантис сдал бы тебя не раздумывая, и сейчас ты спокойно лежал бы на муниципальном кладбище для преступников под надежным слоем земли…
Лукьянов молчал, давая лейтенанту выплеснуть злобу, надеясь, что она в конце концов иссякнет. Самому ему тоже хотелось вопить и ругаться, но ругать Тэйлора он бы не стал. Скорее Соединенные Штаты и весь Космос, все более похожий на Хаос.
— Ебаный дурной литератор, fuck, что мне теперь делать, что? И еще мы, одурев, ввели в игру этого карлика, твоего дружка-урода. Если бы его не было, можно было бы придумать басню о твоем побеге, или бы я просто пристрелил тебя, зажмурившись и не глядя тебе в глаза. А что делать сейчас, что? Представляешь, если Кэмпбэлл допрашивал этого урода, твоего дружка, и он начал сбиваться в показаниях?..
— Лейтенант, вы не выспались и потому устали и раздражительны. Не все, наверное, так мрачно…
— Мрачно? Он смеет называть ситуацию мрачной?! Да она безвыходна!
— Зачем вы подвергаете себя еще большей опасности и везете меня в батальон? А если кто-нибудь захочет проверить ваш джип, пока вас нет, и наткнется на меня?
— Это исключено, — буркнул Тэйлор. — Казарма батальона — мой родной дом. Никто не посмеет рыться в моем автомобиле, а если посмеет, ничего не поймет: кто ты и почему в моем джипе, поэтому заткнись и сиди тихо. В любом случае мне негде тебя оставить.
Джип лихо, на полной скорости свернул с хайвэя, и Хадсон-ривер исчезла. Ее сменили полинялые бараки. Джип резко затормозил перед бледно-салатовыми воротами. Ясно было, что за такими воротами может скрываться только нечто армейское.
— Закройся брезентом! — приказал лейтенант и, нажав на сигнал, издал оглушительный и отвратительный звук. Как будто жуткая гигантская лягушка проквакала.
Ворота открылись, и лейтенант рывком внес джип на территорию родного батальона. Ленивый часовой в будке лишь на мгновение приподнял задницу из белого пластикового кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32