Я готова прозакладывать все сокровища мира, ни один из этих тупых маразматиков в жизни не сидел за рулём. К счастью, в это время я уехала и не понеслась как разъярённая фурия выяснять отношения.Ситуация в моем собственном доме складывалась невыносимая. Войтек вёл себя скандально, одновременно декларируя великие чувства ко мне. Может статься, и питал таковые, да уж очень они были разнообразны, и я едва от них не очумела. Не имела ни времени, ни охоты на эту партизанскую войну, им ведомую с воодушевлением; нам следовало расстаться если не навсегда, то во всяком случае на время, и я обдумывала, не поехать ли на работу куда-нибудь в провинцию. По ходу размышлений пришло в голову, а почему бы не поехать в более привлекательное место, нежели, к примеру, Великая Роспша, есть ведь на свете Париж, Монреаль, Копенгаген…Париж накрылся ещё раньше из-за Ирэны и нежелания Соланж. Монреаль тоже отпал почти сразу — подвела Тереса. Не помню, что там затевалось, олимпиада не подходит, может, какие другие спортивные игры, а может, и всемирная выставка, во всяком случае работы для архитекторов хватало, кое-кто из приятелей уже там сидел, соблазняли и меня, дело стало за приглашением. Место работы ожидало. На моё письмо Тереса ответила исключительно предостережениями, поучениями и явным нежеланием, до сего дня ни я, ни она не понимаем, почему она так испугалась перспективы моего приезда в Канаду, переписка продолжалась долго, и работу на гипотетической выставке черти взяли. Остался Копенгаген.Написала я Алиции отчаянное письмо, умоляя о приглашении, приглашение получила молниеносно. Возможно, Алиция спасла мне жизнь, а уж свободу несомненно, так как я почитала своим долгом убить Войтека во что бы то ни стало. В состоянии аффекта, конечно, но отсидеть пришлось бы изрядно. Из двух зол лучшее — уехать, бросив детей, тем более что Ежи исполнилось шестнадцать лет, парень был абсолютно самостоятельный, а Роберт остался под надзором семейства.Уехала я на две недели, имея на тот момент двадцать две тысячи злотых долгу, а на ногах последние туфли, у которых отлетал каблук. В письме попросила Алицию принести на вокзал какую-нибудь обувь — вдруг каблук не выдержит и приеду босая, а носили мы один размер. Деньги за книги и фильм уже иссякли, а писать новые Войтек мешал всеми силами…— Не желаю видеть такое выражение лица! — заявлял, когда я садилась за машинку. — Для меня у тебя такого выражения морды не бывает. Вот и испорчу тебе это настроение!И портил. Я и сейчас вовсе не удивляюсь, что убийство считала единственным выходом. А сколько тогда этих преступлений обдумала!Платила я за все, с чёртовой «шкодой» в том числе. Дети имели нестандартные размеры, и готовые вещи им не подходили. Роберт был слишком толстый, а Ежи слишком высокий, и все приходилось шить на заказ. Пальто, свитер вроде бы можно удлинить, а какой толк, когда рукава едва прикрывают локти. Семейство меня добивало — обеды для детей тоже стоили немало, короче, и думать не приходится, что моё весёлое расположение духа обусловлено было лёгкой жизнью. Все как раз наоборот.С собой вывезла контрабанду в виде восемнадцати долларов с грошами плюс пять легальных и в купе сбросила сумочку таможеннику на голову — занимала, естественно, верхнее место, а он внезапно меня разбудил. Таможенник вежливо подобрал под скамейками разные мелочи, в том числе и фольговый пакетик с долларами, что меня ни в малейшей степени не смутило — просто совершенно забыла про эти доллары. Доехала до ГДР, села на датский паром в Варнемюнде и очутилась совсем в ином мире.Сам воздух казался насыщенным чем-то таким, что не поддаётся определению, но что сотворило чудо — я почувствовала себя человеком. Личностью, а не составной частью массы, к тому же личностью, имеющей все возможные права. Могла делать, что мне нравится, и никто не запрещал, даже не интересовался зачем и почему. Могла позволить себе любые прихоти и капризы. Я ничего не делала, и вообще ничего не происходило особенного, но сама атмосфера наполняла меня блаженством.Алиция про обувь, естественно, забыла, но мой каблук выдержал. Опоздала она на вокзал всего на пять минут, и, приняв во внимание мой багаж, мы поехали на Sanct Annae Plads, то есть на площадь Святой Анны, в такси. И в самом деле, я ничего не наврала, мы жили в прачечной у господина и госпожи фон Розен, на пятом этаже без лифта, с уборной на первом этаже.А теперь прошу перечитать "Крокодила из страны Шарлотты" — в копенгагенской части там описана одна только правда и ничего, кроме правды. Прачечная состояла из трех помещений, двух поменьше по одну сторону лестничной клетки и одного побольше — по другую. В этих помещениях мы и жили, так как там была кухня и слив, большое помещение использовалось по мере надобности, например, в качестве душа — зарешеченные стоки в полу позволяли безнаказанно обливаться, во все стороны расплёскивая воду.С первых же дней появился Мартин, студент архитектуры, ему удалось поехать на заработки, и он сидел в Дании уже несколько недель; моложе меня на десять лет, моложе Алиции ещё больше, он получил у неё убежище. Они оба нарезались привезённой мною «чистой выборовой», в чем я участия не приняла, ибо свалилась от усталости, к тому же меня донимала печень. На следующий день я была вознаграждена вполне: у них похмелье, а я как огурчик.При случае хочу сразу объясниться: когда я написала «Крокодила», Мартин впал в панику и категорически потребовал изменить его имя из-за мамуси. Мамуся в Польше и близко не представляла, что он делает в Копенгагене; пришлось принять мамусю во внимание и через весь текст, уже в корректуре, менять Мартина на Михала. А мамуся все равно догадалась, о ком речь, так что секрета уже не существует и могу открыто объявить: в "Крокодиле " действует не Михал, а именно Мартин.Через пару дней по приезде я отправилась с визитом в архитектурную мастерскую Алиции, куда как раз зашёл какой-то тип. На каком языке они говорили, не знаю, думаю, на смеси немецкого с английским. Алиция лучше знала немецкий, датчанин — английский, а я высказывалась с помощью польского словаря иностранных слов, и мне было все едино. Среди весёлых хиханек и хаханек меня спросили, не соглашусь ли поработать; я похохотала в ответ: ха-ха, да, конечно, с удовольствием. И вдруг меня оповестили — могу начать сразу, не в мастерской Алиции, а у господина профессора Суенсона, таким образом я попала прямиком в рай, на Гаммель-странд, сорок четыре.Первые минуты труда переполнили меня прямо-таки упоением и обратились в ничем не омрачённый триумф. Работу получила сразу же — чертежи части проекта, в условиях, в Польше не виданных. Винтовой стул на колёсиках, калька идеально прозрачная, всевозможные приспособления для затачивания карандашей и прочие люксы, одного мне недоставало — роликов. Работали с рейсшинами. Ролики у меня нашлись, не помню, привезла с собой или прислали позднее, привинтила их, возбуждая безумный интерес и большое недоверие персонала, скрупулёзно проверяли, действительно ли параллельно, сверяли результаты. Через некоторое время вся мастерская перешла на ролики, присланные от нас частным образом. Одновременно все внимательно следили за моими первыми чертежами, к чему я отнеслась снисходительно: кого они проверяют, чертёжника из наших мастерских?Успех был абсолютный, над моим творением чмокали и цокали с удивлением. Я чертила двор, выложенный каменными плитами, террасы и лестницы. Само собой, сообразила, что плиты надлежит пересчитать так, чтобы уместились все целиком, а в зависимости от этого следует установить и ширину швов между плитами. Полдвора уже вычертила, когда явился некто, кому, по-видимому, поручили меня опекать, и на листочке принёс свои расчёты. Я взглянула и постучала пальцем по краю чертежа, где написала идентичные цифры. Посмотрел, удивился, похлопал меня по плечу с большим одобрением и как бы чуток ошеломлённый, а в перерыве вся мастерская прилетела поглазеть на мой чертёж. В таком сумасшедшем темпе рассчитала эти плиты, да ещё столько успела начертить — не верится, просто невозможно!Я не поняла, в чем загвоздка, пока не объяснила Алиция. Датчане думают в три раза медленнее нас, а работать быстро вообще не могут. Зато — и эту великую правду я уже открыла сама — в противоположность нам думание уважают, платят за него и отводят на это время. Работают, не сравнить с нами, тщательней, организация труда у них безошибочна. Экономят со смекалкой, поэтому стены кухни и ванной чертят в масштабе 1:20, все плитки кафеля должны поместиться целиком, чтобы рабочему не пришлось их отбивать и подгонять Строительные работы ведутся с точностью до полумиллиметра, поэтому все ко всему подогнано, все, чему положено, двигается легко, одним пальцем, открывается и закрывается идеально. Я от зависти чуть не лопнула, ибо знала наше строительство…Работа в Дании стала для меня радостью, за что я им должна бы платить, а не они мне. Получила я работу по счастливой случайности, и надо бы совсем ума лишиться, чтоб не воспользоваться возможностью. Отправила в Варшаву заявление с просьбой о годовом отпуске без сохранения содержания, на что получила ответ: не вернусь до тридцатого ноября — выкинут с работы. Не вернулась, выбросили меня с треском, из-за чего абсолютно не страдала и начала хлопотать о разрешении на работу в Дании. Не сама, через посредничество господина фон Розена, то есть нашего благодетеля.Первые минуты в прогнившем капитализме потрясли меня мощно и многосторонне, только вот очерёдности потрясений не помню. Самое первое, сдаётся, потрясение испытала по поводу кронциркуля. Своих инструментов, естественно, не привезла, брала их взаймы у коллег в мастерской и отломила кончик острия у кронциркуля. У меня в глазах потемнело, скрыла прискорбный факт и помчалась в магазин, готовая отдать все деньги Алиции, потому как своих ещё не получила, показала сломанный предмет, свято уверенная, что придётся купить полный комплект циркулей, как это делается у нас, ну а дальше уже не понимала, что происходит. С версальской галантностью продавец достал комплект циркулей, из комплекта извлёк кронциркуль, а из оного вытащил иголку, воткнул её в мой циркуль, вручил с поклоном и попросил уплатить девять крон. Я готовилась выдать по меньшей мере сто крон и офонарела беспредельно. Явление не укладывалось в моей бедной нардемовской голове, а галантный продавец распахнул передо мной дверь и просил обращаться к нему и в дальнейшем — ничего не понимаю, безумие, не иначе!Затем меня пригласили на приём, утроенный девушкой из нашей мастерской. Описание приёма я прислала семейству и могу процитировать. …Четыре молодые особы в нашей мастерской получили диплом и устроили празднество. Моё желание остаться и поработать мягко отклонили и пригласили в качестве иностранца для приправы вечера. Сперва дали завтрак в мастерской, продолжавшийся до конца работы, после чего пригласили к одной из дипломированных особ. Мне не очень-то хотелось идти, я ждала известий от господина фон Розена и малость нервничала, но Алиция строго приказала не впадать в панику и думать о чем-нибудь постороннем И я отправилась. Прямо с работы. У хозяйки дома муж и трехмесячный ребёнок, скромная квартира из трех комнат — три комнаты с кухней, дай нам Боже такую квартиру. В мастерской подавали мясо в горшочке, чертовски острое, сыр, печёнку, и, хоть я не люблю печёнку, сознаюсь, эта была превосходная, на десерт торт с кофе. Дома — бутербродики с сыром и чем-то ещё, величиной с почтовую марку. И везде, здесь и там, гомерическое количество пива! Сколько усилий мне стоило не пить это пиво, не поддаётся описанию! Я прикинула: на нос пришлось бутылок по десять, а если исключить меня — я выпила едва полбутылки, — то и того больше. А теперь о гостях… Все разместились где попало, хозяин дома на полу, каждый с бутылкой в руках, потому как и мебели и посуды не хватало. Костюмы… не поверите! Пришла хорошенькая девушка с лицом мадонны, гладко причёсанная, субтильная — в свитере, верно, её старшего брата, в жутких штанах из тика, тоже огромных, в тирольских башмаках на толстенной подошве, которые тут же сменила на растоптанные сандалии без каблуков. Хозяин дома пребывал в рабочей рубашке и в ещё более ужасных штанах, для разнообразия вельветовых, растянутых и вытертых на заднице и коленях. Другая чувиха зато явилась в шпильках и в фиолетовом джерси платье для визитов. В самом начале приёма пожаловал молодой монстр, бородатый, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в ещё более ужасных вельветовых штанах и в чем-то странном на ногах, похожем на деревянные концлагерные сабо. Монстр сразу же отправился в другую комнату и там громко проржал весь приём, уткнувшись в книгу. Я не выдержала, из любопытства заглянула — читал что-то вроде «Серенького козлика…»
Здесь важны не датские обычаи, а мои впечатления. Мне и в голову бы не пришло, что торжественный приём по поводу получения диплома может так выглядеть! А ведь это просто доказывает умственную ограниченность…При случае сообщаю: я тогда не пила ни вина, ни пива — меня здорово доставала печень. Даже заподозрила, не рак ли, слава Богу, оказался не рак, а самый обыкновенный невроз. Боли переносила адские, что пережила — все моё.Следующим потрясением оказались сласти. В Дании популярен, и сейчас тоже, деликатес чёрного цвета, изредка случается другой окраски, вкуса смолы с салицилом, заправленных сахаром. Смолы я, правда, никогда не пробовала, но именно так себе представляю. В деликатес добавляется нечто под названием салмиак (объяснить не могу, сама не знаю) — этакое едучее с привкусом мяты, в целом неописуемо кошмарное. Нарвалась я на оный деликатес в условиях в высшей степени неблагоприятных.В день рождения шефа, профессора Суенсона, тоже получила приглашение. Вся мастерская собралась в апартаментах господина профессора и его жены, господин профессор получил в подарок велосипед, на коем госпожа профессорша каталась среди мебели вокруг стола, но не в этом дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44