— Ага, вот они! — радостно воскликнула Кристина, но осеклась. — Хотела сказать — вот они, те самые письма, с которых я срезала марки лет пятнадцать назад, но ничего подобного. Не они! Этих я никогда не видела, хотя старая семейная переписка меня интересовала. Точно, этих я не видела, а ведь лично рылась в сундуке… Погоди, это же не тот сундук! Тот был поменьше. Куда же тот подевался?— Ясно, не тот, за каких-то пятнадцать лет столько пыли не накопится. А ты копалась на этом чердаке?Кристина тупо глянула на меня, подумала и наконец сообразила.— Да нет же! На чердаке, но не на этом! На этом я никогда в жизни не была. Он всегда оставался запертым. Постой… сдаётся мне, копалась я в той, другой части чердака, где Кацперские устроили зимнюю сушку для белья.Со стоном поднявшись с карачек и растирая задеревеневшую поясницу, я решительно направилась к выходу. Какое нужно терпение, чтобы общаться с такой дурындой, как моя сестра!— Неужели ещё за тебя думать? Совсем из головы вылетели твои паршивые марки, а ведь ещё в Нуармоне твёрдо решила — начинать нужно с переписки предков. Ну, вспоминай, откуда ты брала те самые письма с марками?— Говорю же тебе — из сундука! — оправдывалась сестра, топая следом. — Но он был поменьше. Не вырос же за пятнадцать лет? Холера, где он может быть?Сундук поменьше как бык стоял в углу второго, обжитого, чердака, где Кацперские сушили бельё в непогоду и в зимнее время. В тот раз, когда нам демонстрировали эту часть чердака, мы не заметили сундук, ибо все помещение было завещано выстиранным бельём. Эльжуня обожала стирку, у неё вечно что-нибудь сохло.— О, вот он! — обрадовалась Кристина, бросаясь к старому знакомцу. — Тогда он тоже стоял в этом углу. Видишь, и старая этажерка рядом. Помню, зачитывалась журналами, что на ней лежали. И лежат. В те времена все было на виду, никакое бельё их не заслоняло, а ты придираешься!— Ведь мы же тогда приехали в Пежанов летом, на каникулы, забыла? Бельё Эльжуня развешивала для просушки в саду.— Да, да, всегда в саду что-нибудь висело…— Хватит о бельё, берись с той стороны, отнесём его в комнату, там работать сподручнее.Сундучок был тяжёлый, но мы справились. Отдыхая по дороге, перетащили его вдвоём в мою комнату, и я, не теряя драгоценного времени, немедленно принялась разбирать письма. Наверное, Кристину все-таки замучили угрызения совести, потому что она по собственной инициативе принялась сносить в мою комнату бумаги, обнаруженные в первом, большом сундуке. Носила частями. Должно быть, ей доставляло удовольствие постепенно превращать мою комнату в склад макулатуры. * * * Вот наконец дорвались мы до полного собрания переписки наших предков, которые, похоже, никогда ни одного письма не выбросили, все сохранили в полном объёме. И перед нами предстала история двух семейств, Дембских и Пшилесских, а также бескрайнее окружение их родных и знакомых. Читая, я забыла, для чего изучаю эти документы, такими увлекательными оказались перипетии биографий, извилистые жизненные пути и тропки, а главное, детали, подробности, живые чёрточки давно минувшего.Скандал в благородном семействе — мезальянс новоиспечённого графа Дембского, деда (пра— и так далее, эти бесчисленные «пра» буду опускать, иначе запутаешься) прабабки Каролины, с дочерью гданьского купца и английской леди, дочери лорда, мультимиллионерки. Одного этого скандала хватило, чтобы заполнить чуть ли не полсундука. А как интересно было читать, ну и повеселились же мы с Крыськой! Благодарственное послание Кацперского — участника восстания, адресованное бабке — купецкой дочери, в котором красочно описывалась его, повстанца, клиническая смерть и воскрешение благодаря сверхчеловеческим усилиям ясновельможной паненки Клементины. Ага, вот они, истоки опять же сверхчеловеческой любви к нам рода Кацперских.Письма Клементины бабке сначала извещали об ухаживании за ней виконта де Нуармона, а затем о сделанном ей предложении, обручении и, наконец, свадьбе. Ироничное и остроумное письмо отца Клементины давало представление о характере виконта, в котором отмечалось немало достоинств, и в то же время в этом письме поднимались вопросы финансового порядка, подтверждающие поступление средств из Лондона.— Гляди-ка, прадедушка был настоящим денди! — обратила я внимание сестры. — Жилет ценою в две гинеи, с ручной вышивкой. Вот интересно, жемчугом, что ли, эту жилетку вышивали, такие деньги! И в таком возрасте!— Тоже мне возраст! — хмыкнула Кристина, которая в отличие от меня считала быстро. — Сорок восемь лет, совсем молодой человек. И вообще, не отвлекайся, у нас вон ещё сколько работы. А об алмазе никакого упоминания. Его к тому времени ещё не было?— Был. Мариэтта попала под машину ещё до этого. То есть я хотела сказать — под фиакр. Или под карету? Да нет же, послушай, это просто прелесть. «На этом балу маркграфиня де Мерсье блистала в платье абрикосового атласа, украшенном оборками из алансонских кружев цвета слоновой кости». Интересное сочетание. И ко всему этому рубины в ушах, на шее и диадема в волосах. Наверное, очень эффектно баба выглядела!— Говорю тебе, успокойся и давай делом займёмся, а исторические изыскания оставь до лучших времён. Поищи письма более близкой нам эпохи.С трудом оторвалась я от потрясающего письма, в котором описывался в подробностях бал по случаю именин какой-то из прабабок и на котором глупенькая Элеонора имела бестактность учинить афронт графине Потоцкой, а ей, прабабке, теперь расхлёбывать. А сделать это надо срочно, иначе вредная графиня нипочём не допустит до желанного брака. Так и не выяснила, о каком марьяже шла речь, а жаль, безумно интересно! Ладно, и в самом деле потом, в свободное время снова вернусь к этим письмам и почитаю без спешки, в своё удовольствие.Пришлось отложить в сторону массу интереснейших сообщений. К примеру, о сломанной оси новой кареты и неслыханной компрометации молодой пани Имельской, которая всенародно продемонстрировала в катастрофе ногу по самое колено, и теперь бедняжке только в монастырь удалиться. О заливном поросёнке, который неосторожно был подан на стол «вроде как бы малость засмердевши», и опять была жуткая «компрометация», о водке, настоянной на золототысячнике, которая очень помогает «при звоне в ушах и лишаях по всему телу», о бесчисленных недомоганиях членов семьи и прислуги, всех этих вздутиях живота, колотьё в боку, болях в пояснице и пр. и пр. И о тысяче всяких других мелочей, благодаря которым словно воочию видишь минувшую жизнь с её красками и запахами. Обязательно вернусь к этим письмам.Один из объёмистых пакетов я сунула Кристине, коротко заявив:— Травки.— Холера! — услышала в ответ.Однако пакет Крыська аккуратно спрятала в свою сумку.Наконец мы опорожнили сундучок. Ни одного словечка об алмазе! Крыська в полном отчаянии принялась рыться в кучах бумаг, принесённых ею из большого сундука.— Гляди-ка, Иоаська! — оживилась она. — Наконец-то письма Кацперских. От и до… И наши тоже. О, как раз те годы, которые нужнее всего!А я-то собралась передохнуть. С тяжким вздохом взялась за работу, но не успела ничего стоящего разыскать, как пришла Эльжуня.— Я, конечно, молчу! — веско заявила эта энергичная женщина. — Сижу тихо, не мешаю, с обедом не навязываюсь. Но ужин-то вы у меня съедите как миленькие! И не здесь, не на полу же есть, так что извольте спуститься в столовую. О боже, сколько тут бумаг! И все надо прочесть?— Надо! — печально подтвердила Кристина. — Эльжуня, вы как раз вовремя появились, не знаю, как Иоаська, а я как волк голодна. Пошли скорее!Ужин, как всегда, затянулся, и к прерванной работе мы вернулись за полночь. А полезная переписка отыскалась и ещё позже. На неё наткнулась сестра, потому что я опять застряла на каком-то историческом описании, оторваться от которого было выше моих сил.— Вот она! — шёпотом, чтобы не разбудить всех в доме, заорала Крыська. — Антуанетта! Наконец что-то о ней!Я отмахнулась от сестры.— Да погоди ты! Мне попались дневники Флориана Кацперского. Чудо! Это надо переписать. Вот, гляди, истории, рассказанные старой ключницей. О том, как молодой граф де Нуармон наделал долгов и отправился в Индию на войну, а его долги выплачивала сестра, маркиза д'Эльбекю, и какие возникли сложности…Вырвав у меня из рук изящно переплетённую тетрадь, Крыська безо всякого почтения отшвырнула её в сторону и, размахивая у меня под носом листками бумаги, яростно зашипела:— О маркграфине мы уже читали, не отвлекайся, идиотка! Вот письмо Мартина родителям, отправленное из Кале. Он помчался вслед за пани Юстиной, та махнула в Англию, а он бросил якорь у мадемуазель Антуанетты. Вон из той кучки письмо, может, там и ещё есть.— Тогда зачем ты развалила кучку? Сама идиотка! Они наверняка были сложены по порядку, а ты все перепутала. И слезь с моей ноги! Убери ногу, кому говорю!— А куда мне её деть? Вокруг шеи замотать? Тут ногу поставить некуда, все письмами завалено. Ну читай же скорее!Нет, я не стала торопиться, читала внимательно, вдумчиво, ведь именно сведений о мадемуазель Антуанетте нам так не хватало. Очень кстати, что вот в этой кучке обнаружилась переписка как раз того периода, когда Антуанетта появилась на горизонте. Именно переписка, а не односторонняя корреспонденция.— Как хорошо, что в этой семье испокон веков ценили написанное слово! — торжественно заявила Кристина. — Смотри, Мартин получал письма в Кале, Париже, Нуармоне и все их заботливо сохранил, не растерял, не выбросил, а привёз обратно в Польшу, в родительский дом. Ведь не сами же они сюда прибежали?— Не сами, — подтвердила я. — Оба брата так поступали. Взять хотя бы вот этот дневник Флорека, который ты так непочтительно отшвырнула. Не сомневаюсь, мы непременно найдём и письма, которые ему слали отсюда… Ага, вот как раз письмо от сестры, ответ на одно из его писем.— Езус-Мария, что за марки! — схватилась за голову Крыська. — И я только теперь это обнаружила?!— И хорошо, что только теперь. Марками займёшься потом. Не отвлекайся!Часа через два мы рассортировали драгоценные письма рода Кацперских и уложили в хронологическом порядке. Только потом принялись читать. Ах, какое это было увлекательное чтение! Не заметили, как минула ночь, как наступило утро.От случайных и сухих упоминаний о мадемуазель Антуанетте Мартинек быстро перешёл к похвалам девушке и восторгам. Как и следовало ожидать, вскоре последовала просьба к родителям дать своё родительское благословение на брак с этим чудом природы. Письма Мартинека мы читали вперемежку с письмами его старшего брата Флориана. Тот поначалу отмалчивался, а потом принялся высказывать предположения, что его братишка не иначе как спятил. Проблему разрешила ясновельможная паненка Юстина, авторитетно подтвердив высокие моральные и прочие качества француженки и полностью одобрив предстоящий марьяж. Очень понравились нам письма сестёр Мартина и Флорека, девиц хоть и крестьянских, но образованных. В их письмах почти не встречались орфографические ошибки.Итак, в одну сторону летели ироничные письма Кацперских дев, а им в ответ Мартинек всячески превозносил свою невесту, особенно напирая на её хозяйственность. Уж такая она мастерица, вон, даже смастерила потрясающую подушечку для иголок — глаз не оторвёшь. И с таким вкусом её отделала ракушечками, такой красивый бархат выбрала — просто нет слов!Видимо, не так уж много изделий смастерила собственноручно прекрасная Антуанетта, потому как о подушечке для иголок Мартин писал неоднократно, что дало повод сёстрам деликатно поиздеваться над влюблённым братцем. «Теперь, любезный братец, — писали девы Кацперские, — отпадёт потребность в портном, жёнушка-искусница станет тебя обшивать. Это какая же экономия в хозяйстве!» А вот письмо Флорека, написанное уже позже, когда братец Мартин привёз молодую супругу в замок Нуармон: «…а на игольницу из красного бархата Антуанетта не надышится и трясётся над ней, словно та золотая…» — Чего это они так расписывают несчастную подушку для иголок? — недоумевала Кристина. — Прямо помешались на ней.— Из-за того, наверное, что девушка она была бедная, приданого не имела, вот и подчёркивали всячески её хозяйственные способности.— Возможно. Старики Кацперские небось по-крестьянски на какое-то приданое рассчитывали, но в письмах нигде не жалуются.Тут я вспомнила о главном.— Погоди, ведь по нашим предположениям алмаз в это время у Антуанетты уже мог быть. Интересно, куда она его дела? Оставила в Кале или привезла в Нуармон?— Если обнаружила, то обязательно захватила с собой, — была уверена Кристина.— А если не обнаружила? Он мог так и остаться в проклятом саквояже жениха, бывшего жениха. А брошенная невеста увлеклась новым поклонником, нашим Мартинеком, в саквояжик могла и не заглянуть. Не знала, что алмаз оказался в её распоряжении. Ведь недаром же Хьюстон так упорно разыскивает жёлтый саквояжик!— Логично, — немного подумав, согласилась Кристина. — Могло получиться и так: заглянула в жёлтую сумку только перед самым отъездом в Польшу, обнаружила в ней сокровище, забрала с собой и спрятала уже где-то здесь. А перед кончиной не успела никому сказать.— Перед кончиной, как ты выразилась, уж непременно бы хоть кому-нибудь призналась.— Необязательно. Во-первых, может, не было у неё такого доверенного лица. А во-вторых, откуда человеку знать, что наступает эта самая кончина? Всегда ведь надеется, что ещё не время…— В таком случае перед нами открывается роскошная перспектива: перекопать весь чердак, не ограничиваясь одной корреспонденцией.— Будь я законченной свиньёй… — ехидно начала Крыська и многозначительно замолчала.— Ну!— Я предоставила бы моей сестре одной рыться на чердаке. Плевать мне на алмаз, марок вполне хватит на лабораторию для Анджея.— Марки являются составной частью общей наследственной массы, — не менее ядовито заметила я. — Не говоря уже о тех, что наклеены на конвертах с перепиской Кацперских. Переписка принадлежит Кацперским, значит, ограбишь их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65