Но ощутил одну лишь пустоту.— А где же оно? — спросил я. — Где это оборудование?— Мы держим его в кладовой — в других пространствах. Я вывела то, что мне было нужно, на свою рабочую подстанцию, а когда закончила, вернула на место.— Но почему — именно сюда?— Потому что я много об этом думала. — Она мотнула головой в сторону семи повешенных и пояснила: — Мне не давала покоя проблема восьми Альфов!— Выяснила что-нибудь?— Нет. А ты сам ничего не хочешь мне поведать?— Нет.Она взяла меня за руку и мягко повернула лицом туда, откуда я пришел.— Что ж, в таком случае мы квиты. — И ее соблазнительное бедро скользнуло по моему бедру.И снова меня охватила растерянность, но я постарался с ней справиться и сказал:— Я, между прочим, сперва искал тебя на улице. И возле крыльца встретил одного старого пьяницу, очень интересного. Его зовут Уртч.— Это невозможно! — покачала она головой.— И тем не менее он там был. Продемонстрировал мне поток фотонов. И вовремя остановил меня, чтобы я в такой же поток не превратился.— У тебя, должно быть, галлюцинации, Альф! Там снаружи ничего быть не может.— Но он был — у самой двери, на крыльце. И я тоже там некоторое время простоял, все туманом любовался. Я абсолютно уверен, что все это было на самом деле.— Но все же…Мы как раз выходили из Дыры, и я, схватив ее за руку, решительно направился к входной двери.— Идем. Я подумал, что мне еще кое-какие вопросы ему задать хотелось бы.На крыльце никого не было, хотя клочья тумана умудрились просочиться даже в вестибюль. Теперь туман стал таким густым, что практически ничего в нем различить было невозможно.— Не может быть! Он же был здесь буквально несколько минут назад!— Уртч. Странное имя.— Я также видел спину змея Уробороса. Кончиками пальцев правой руки она быстрым спиралевидным движением провела вниз от точки между глазами к подбородку.— Великий предок! — пробормотала она. — А этот… он что же… сказал что-нибудь особенное?..— Нет, — отвечал я. — Просто заставил меня стащить у вас бутылку вина и сообщил, что ты на улицу не выходила.— Интересно… А не мог ли он забраться в дом? — вдруг спросила она, нервно озираясь.— Не думаю. Я приглашал его зайти и с большими удобствами посидеть и выпить вина, но он отказался, заявив, что предпочитает пить на улице, на СВОЕЙ улице.Она покачала головой и что-то тихонько прошипела. Потом тщательно заперла входную дверь и принялась обыскивать дом. Я помогал ей — мы искали всюду, кроме самых дальних глубин Дыры.— Уртч, Уртч, — словно звала она время от времени.— Так ты все-таки видела его?— Нет, дело не в этом… Это я так просто… Мы проверили все шкафы и кладовые, осмелившись даже зайти в комнату Адама, — там было на удивление чисто и аккуратно прибрано; комната выглядела почти как монашеская келья. Но Уртч нам так нигде и не попался.Наконец мы вернулись в комнату Глории и тут же полностью отвлеклись от мыслей об Уртче. Ну а потом я уже не в состоянии был ни о чем думать и что-либо замечать…— Проснулся? — тихо спросила Глория, медленно скользя вдоль моего правого бока.— Да. А знаешь, красотка, ты здорово мне подходишь!Она захихикала. Потом погладила меня по голове и шепнула:— Взаимно. Ну что, давай включим Рубильник и вернемся в лавку?— Ни за что! Мы останемся здесь. Не знаю, готов ли я продолжать столь приятные занятия, но ведь можно и просто поговорить, правда? Пусть мое бренное тело отдохнет и само решит, готово ли оно вновь предаться плотским утехам.— Поговорить? Хорошо. Конечно. Начинай.— Вот только с чего начинать-то? Здесь столько всяких загадок… №— Так и должно было быть. Но это всего лишь интеллектуальный мусор — остатки разных несерьезных головоломок, скопившиеся за долгие годы.— Тогда давай начнем… с этих «долгих лет». Насколько они «долгие»? Ведь лавка существует по крайней мере со времен этрусков, верно?—Да.— И Адам прибыл сюда из далекого будущего, чтобы устроить здесь нечто вроде меняльной лавки?— Да. В точности как он тебе и рассказывал.— И с тех пор вы живете здесь, двигаясь вдоль нашего вектора времени и заключая самые разнообразные сделки? В течение всей нашей истории?— Да, это так.— И Адама его создатели оценивают по тому, насколько хорошо он ведет здесь дела?— И это верно.— И его послали сюда, потому что у него невероятно высокий коэффициент умственного развития, а также имеется множество иных, самых разнообразных и невероятных талантов?— Ну да. И поэтому тоже. — Она медленно переползла через меня.— Значит, ваш возраст исчисляется столетиями… точнее, тысячелетиями?— Но мы же тебе говорили!— Ну да, считается, что вы из двадцать пятого века и отправились назад по временной оси, открыли эту лавку, а теперь направляетесь домой по, так сказать, самой длинной, но весьма живописной дороге.— Мы не из двадать пятого века.— Но Адам говорил, что вы прибыли сюда… или, точнее, отправились в древнюю Этрурию… именно из этого времени.— Это правда. Мы остановились там на обратном пути, чтобы кое-что починить. Тот… корабль, в котором мы живем и работаем, во время полета был поврежден, а двадцать пятый век — самый первый пункт на временной оси, где такой ремонт еще возможен.— Ах вот как? В таком случае откуда же — точнее, когда же вы в действительности отправились сюда?— Этого я сказать тебе не могу.— Почему?— Я обещала Адаму. Еще когда ты впервые здесь появился.— Но почему?!— Из-за тех клонов. Если ты действительно среди них самый главный, это слишком важная информация для тебя.— И чем же она для меня так важна? Она снова переползла через меня.— И этого тоже, дорогой Альф, я тебе открыть не могу.— По-моему, я догадываюсь.— Нет, не догадываешься.— Ну и ладно. Расскажи мне лучше о своих генетических корнях.— Охотно. Я из рода змей. Адам — кошка. Вот и все.— Похоже, ученым пришлось проделать огромную работу по расщеплению генов, чтобы вывести оба этих вида на уровень человека — по внешности и по уровню умственного развития…— Согласно старым проектам мы вовсе не должны были обладать таким разумом, как ваш. Скорее предполагалось, что будет развиваться наш собственный разум, со свойственным ему образом мыслей. И он должен был достигнуть весьма высокого уровня…— Но, очевидно, этот план воплотить в жизнь не удалось?— Да-с-с-с.— Но вы способны по-настоящему размножаться? И представляете собой теперь совершенно самостоятельные расы?—Ода!— В таком случае к чему же вся эта чехарда с детьми в пробирках? И эта история с Адамом?.. В его изложении она звучала как описание неких первых опытов не сразу удавшегося крупного эксперимента.— Это так и было. Вернее, есть… И Адам на самом деле является результатом все еще продолжающегося эксперимента по доведению каждой из созданных рас до наивысшего уровня развития. Ученые хотели узнать, как далеко может продвинуться каждый народ и какой из них сможет дать некое особое суперсущество благодаря «четырехкратному клонированию». Правильный термин на языке этрусков звучит примерно как «калейдейон», то есть «прекрасные из пробирки». Или «божественные из пробирки». Если это действительно ваш язык.— Ну конечно, наш. Земной. А почему ты так говоришь?Она на мгновение прилегла мне на грудь вся целиком и затихла. Потом вдруг спросила:— Ты ведь не стал бы лгать мне, правда, Альф? Ты ведь не участвуешь в заговоре против нас?— Да я в заговорах ни черта не смыслю! И чего ради мне в нем участвовать? Слезь-ка, пожалуйста, а? — Но я уже и сам обнимал ее. — Да если бы я только попробовал, вы бы меня тут же вокруг пальца обвели! Значит, наш Адам — «калейдейон»?Она покачала головой:— Так нельзя сказать. «Калейдейон» — это множественное число. ,?(отя всего лишь раз за всю долгую историю этой программы что-то действительно удалось и было создано одно такое существо. Наш Адам.— Ну хорошо. Пусть будет множественное, — сказал я. — Просто для меня это термин, которым можно его называть. Я и без того знаю, что он необычайно умен и изобретателен.— Но значение этого термина значительно шире… — начала было она и умолкла.— Тебе нельзя говорить об этом? — догадался я. Она кивнула. — Я понял. Не расстраивайся, дорогая. — Я стиснул ее в объятиях. — А как они наблюдают за Адамом? Способны ли они оценить, насколько хорошо он справляется со своими обязанностями?— Мы думаем, что они делают выводы на основе тех разрушений, которые мы вызываем, проходя сквозь время и его историю, — сказала она. — По всей видимости, у них нет возможности наблюдать за самим Адамом непосредственно. Если только ты и твои клоны специально с этой целью ими не засланы…— Ты это себе окончательно в голову вбила, да? — Я покачал головой.— Послушай, а не опасно ли то, что он шныряет туда-сюда по временной оси и перекраивает историю по своему вкусу? Так ведь вам в вашем далеком будущем недолго и в тыквы превратиться!Она рассмеялась и сказала:— Ну что ты, Вселенной это вреда не причинит. Она достаточно велика и способна вобрать, поглотить и скомпенсировать все. А ваша история — на самом деле всего лишь небольшой эпизод ее существования. И эпизод этот никогда не сможет стать настолько значительным, чтобы повлиять на развитие всей Вселенной. Однако в будущем кто-то, пристально этот эпизод изучая, сможет, видимо, сделать кое-какие догадки насчет того, как развивались «божественные».— Но это будут всего лишь догадки, да и то весьма, как мне кажется, смутные. Ведь природа данного явления исключительно самобытна.— Да, это, пожалуй, правда. — И она улыбнулась.— Значит, я прав?— Я этого не говорила.— А тебе и не нужно говорить! Хотя мне и эчень интересно почему?— А ты подумай.— Хочешь их обмануть?— Возможно.— Ясно! Ты хочешь, чтобы они недооценивали — точнее, оценивали неправильно действия :воего «божественного» Адама, поскольку он сей-[ час готовит что-то такое, что ни в коем случае не 'должно стать им известно, чтобы они были совершенно к этому не подготовлены. Ах, хитрый дьявол!Улыбка застыла на ее губах.— Такая догадка достойна скорее народа мангустов или койотов! — сухо заметила она.— Да ладно тебе! Ты же сама мне подсказала.Ее язычок защекотал мне ухо.— Верно. Но все-таки отдельные отвлекающие моменты…— Слушай, я же не они, правда?— Кто — «они»?— Не мангуст, не койот!— Вспомни, мы ведь уже исследовали ткани твоего тела и можем сказать совершенно определенно: ты самый обыкновеннный человек.— Рад это слышать.— А мог бы и огорчиться. Между прочим, оба вида этих существ обладают массой достоинств. У людей многих из них нет и в помине.— Надеюсь, ты не перестанешь меня из-за этого любить, а? — спросил я, и она вдруг расслабилась и потерлась о мою щеку.— В отличие от некоторых, я верю в возможность межвидовой любви, — заявила она. — Но я уверена: ты смог бы завоевать мое сердце и будучи койотом! А вот если бы ты был мангустом… Не знаю.— А какое отражение это могло бы найти в мировой литературе! Два благородных дома — Змеи и Мангуста — заклятые враги, разумеется… Сцена первая: входят прелестная девушка-змея и живой энергичный юноша-мангуст…— Глория и Альф — две слившиеся звезды! — воскликнула она. — Слушай, мне прямо-таки видится трагическая сцена в гробнице, когда ты насильно открываешь мне рот и пытаешься поранить себе губы моими ядовитыми зубами. И смертельный поцелуй этот длится бесконечно долго, пока аудитория не осознает, что ты лежишь со мною рядом мертвый. А я, проснувшись всего лишь на мгновение позже, подношу руку к губам и сама себя кусаю…— Так у тебя действительно есть ядовитые зубы? Она засмеялась свистящим смехом, переходящим в шипение.— Альф! Да ты весь побледнел, дорогой! Позволь же своей милой иметь хоть какие-то секреты, а если тебе следует ее бояться — так бойся же ее!Ее зубы впились мне в ухо. Я поморщился.— Я ведь всегда был добр к тебе, не правда ли?— Пока что да, — сказала она.— Надеюсь, ты не просто подчиняешься приказу присматривать за мной, а?— Мы давно уже перешли те границы, что были определены для меня приказом, — заметила она. — Сперва, правда, меня это немного беспокоило… но какого черта! Я же все равно выполняю данное мне поручение — так или иначе. Поцелуй же меня, человечек!И уже через несколько минут стакан на столике у кровати зазвенел от ее страстных ультразвуковых воплей.Я сидел в постели, со всех сторон обложенный подушками, и потягивал cappuccino, не имея ни малейшего представления о том, сколько прошло времени.— Между прочим, — сказал я Глории, — когда я упомянул о змее Уроборосе, ты сделала какой-то странный жест и пробормотала: «Великий предок». С чего бы это?— У всякого народа свои тотемы, свои боги или богини, — сказала она.— Покровительница Адама — кошка Баст, египетская богиня радости и веселья. А мы считаем себя потомками — по крайней мере, духовными — этого первопредка. Все началось, насколько я знаю, вместе с зарождением видов и во имя того, чтобы у каждого нового поколения не прерывалось ощущение континуума, непрерывной связи настоящего с прошлым. Так, по крайней мере, принято считать. Однако старинные мифы и легенды успели претерпеть столько всяких изменений и порой так искажены…— Но ведь каждому из ваших народов, должно быть, понадобились тысячелетия, чтобы оформиться как вид и достигнуть такой численности, чтобы иметь возможность создать и развить собственную культуру. Или я не прав?— Ну да, конечно! Ты прав. Хотя культуры наши развивались очень быстро после того, как каждому из народов было предоставлено собственное жизненное пространство. Некоторые виды, разумеется, смешивались, а стало быть, пересекались и их жизненные пути. И все же наличие собственного мира, имеющего конкретные границы, очень помогало.— И все равно — для такого процесса времени требуется немало! Да еще и ваша невероятная продолжительность жизни… Кроме того, ты и сама говоришь, что культуры эти зародились в очень далеком прошлом. Значит, вы явились сюда совсем не из двадцать пятого века?— Ну конечно!— Я догадывался! И эта меняльная лавка с ее загадочной способностью исполнять любые желания тоже свидетельствует о невероятно высоком уровне развития, который для меня, например, граничит с магией… И все-таки объясни мне, какова цель столь значительного увеличения числа различных видов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27