Ну, это было неудивительно. Она
представляла неорганизованных университетских дам - как я теперь понимал,
еще один "тихий" округ, ведь из них пять против одной - экспансионистки.
Дальше шли номера ее перчаток и всего остального, излюбленные цвета
(кстати, насчет одежды я мог бы ей кое-что присоветовать), любимые духи
("Вожделение джунглей", конечно) и куча других мелочей самого безобидного
свойства. Был и "комментарий": "Обостренное чувство справедливости; к
точным наукам неспособна; гордится своим чувством юмора, коего начисто
лишена; соблюдает диету, но при виде засахаренных вишен тотчас о ней
забывает; комплекс ответственности за все сущее; обожает печатное слово в
любой форме."
Ниже - приписка рукой Бонфорта: "Ух, Хохолок! Я же вижу - опять нос
суешь!"
Возвращая ей все обратно, я спросил, читала ли Пенни свое досье. Она
посоветовала мне не лезть не в свои дела! Потом покраснела и извинилась.

Львиную долю времени отнимали репетиции, а что оставалось - шло на
поддержку и уточнение внешности. Я добавил недостающие родинки, кропотливо
наводил морщинки, сверял оттенок "полупрозрачного" по колориметру и
укладывал электрощеткой остатки волос. Сложновато потом будет вернуть
прежний вид, но надежность грима того стоит. Даже ацетоном не смыть, не
говоря уж о всяких там салфетках и носовых платках. Я и шрам на "нужную"
ногу нанес, по фото из истории болезни, что мне дал Чапек. Если б у
Бонфорта была жена, или, скажем, любовница, она вряд ли смогла бы
наверняка сказать, кто же из нас - настоящий. Повозиться, конечно,
пришлось, зато о гриме можно было больше не заботиться и заниматься
другими не менее важными делами.
Почти весь перелет я старался вникнуть в то, о чем думал Бонфорт, во
что он верил - то есть, в политику Партии Экспансионистов. Да он, можно
сказать, сам был Партией Экспансионистов! Не просто выдающимся ее
деятелем, но - основоположником и духовным отцом. На заре существования
партия была лишь движением "Наша Ноша" - сущим винегретом из самых
разноцветных группировок, объединенных одним пониманием того, что
"государственные границы" в космосе очень скоро станут весьма щекотливым
вопросом для будущности всего человечества. Бонфорт четко определил курс и
партийную этику; он заявил, что свобода и равноправие важнее даже флага
Империи и не уставал повторять, что человечество не должно забывать об
ошибках европейцев в Азии и Африке.
Но одной вещью я был просто ошарашен: оказывается, на первых порах
Партия Экспансионистов в точности повторяла политику сегодняшней ПЧ! Я в
таких вещах ничего не понимаю; мне и невдомек было, что политика партии с
возрастом меняется зачастую сильнее, чем люди, - до полной неузнаваемости!
Правда, краем уха я слыхал, будто Партия Человечества начиналась, как
ответвление движения Экспансионистов, но никогда над этим не раздумывал.
Однако, по зрелом размышлении, это неизбежно. Недальновидные течения
затерялись со временем в недрах Истории, когда не смогли больше выдвигать
достойных кандидатов, и единственное, шедшее по верному пути, просто
обязано было разделиться на два потока...
Извините, отвлекся. Так вот, мое политическое образование не
развивалось так же последовательно. Почина ради я старался лишь усвоить
побольше выражений и фраз Бонфорта. По дороге на Марс я занимался, по
существу, тем же, но тогда я усваивал, как он говорит, а теперь - что.
Бонфорт принадлежал к ораторам классической школы, но в споре
отпускал иногда замечания - ядовитее купороса. Вот, например, выступление
в Новом Париже; это когда поднялся гвалт вокруг договора с Гнездами Марса
- так называемого Соглашения Тихо. Бонфорту удалось тогда провести его
через ВА, но обстановка так обострилась, что вотум доверия был проигран и
кресло премьер-министра пришлось освободить. Но как бы то ни было, Кирога
не осмелился впоследствии денонсировать договор!
Речь ту я слушал с особым интересом - Соглашение Тихо в свое время
сильно раздражало меня. Мысль о том, что марсиане должны пользоваться на
Земле теми же правами, что и люди на Марсе, была для меня совершеннейшей
чушью - до визита в Гнездо Кккаха.
Бонфорт на экране раздраженно гудел:
- Мой почтенный оппонент, возможно, знает, что девиз так называемой
Партии Человечества - Да будут люди править людьми во имя людей! - не что
иное, как бессмертные слова Линкольна, переиначенные для нужд
современности. Но он явно не видит того, что - хоть голос и остается
голосом Авраама - рука оказывается рукой Ку-Клукс-Клана! Ведь истинное
значение этого, на первый взгляд невинного, лозунга - Да будут люди
править везде и всеми во имя превилегированной верхушки!
Но, возразит мой почтенный оппонент, сам Бог велел человеку нести по
Галактике светоч знания и осчастливить тамошних дикарей благами нашей
цивилизации! Нет! Это, знаете ли, социологическая школа дядюшки Римуса:
Холосый чехномазий петь о бозественном, а ста'ый Масса всем таким любить"!
Весьма умилительная картинка, только жаль - рама маловата! Не уместились в
ней ни кнут, ни колодки, ни лицевой счет "старого Массы"!
Я понял, что становлюсь если и не экспансионистом, то на худой конец
- бонфортистом. Не то, чтобы он брал логикой - на мой взгляд, как раз
логики ему порой недоставало - мое сознание настроено было на восприятие.
Я очень хотел понять суть его убежденности и проникнуться его мыслями так,
чтобы готовая фраза, едва понадобится, сама слетала с языка.
Без сомнения, Бонфорт четко знает, чего хочет и - что встречается
очень редко - почему хочет именно этого. Сей факт невольно производил
громадное впечатление и побуждал к анализу собственных жизненных
ценностей. Во что же я верю и чем живу?
Конечно же, делом своим! Я родился и вырос актером, я любил сцену, я
отдавал ей все, что имел, - и нечего там хихикать! Кроме того, театр - это
все, что я знаю и чем могу заработать на жизнь. Чего вам еще?
Формальные этические учения никогда не привлекали меня. Возможность
ознакомиться с ними я имел - публичные библиотеки суть неплохой способ
провести время для актера с тощим кошельком. Но вскоре до меня дошло, что
все они в смысле витаминов бедны, как тещин поцелуй. Дай любому "философу"
вдоволь бумаги да времени - он тебе что угодно разложит по полочкам и базу
подведет.
Ну, а нравоучительные детские книжонки я отроду презирал. Львиная
доля их - откровенный треп, а те немногие, что имеют хоть какой-то смысл,
сводятся к провозглашению священной истины: "правильный" ребенок не должен
тревожить маму по ночам, а "правильный" мужчина должен неустанно пополнять
свой лицевой счет и успевать вовремя стереть пушок с рыльца! Благодарю
покорно!
Однако даже собачья стая имеет свои правила и обычаи. А я? Чем я
руководствуюсь - или хотел бы руководствоваться - в собственной жизни?
Что бы ни случилось - играй до конца! В это я всегда свято верил и
жил именно так. Но почему обязательно - играй? Некоторые пьесы иначе как
отвратительными не назовешь! А вот почему. Ты уже дал согласие участвовать
в ней и знал, на что идешь. А публика - чем виновата? Она платила за
билеты, и теперь вправе требовать того, на что ты способен! Ты обязан ей
этим! Обязан. Как и менеджеру, и режиссеру, и рабочим сцены, и остальным
членам труппы. Как и своим наставникам, настоящим и тем, уходящим в глубь
веков, к театрам под открытым небом и с каменными скамьями; и даже древним
сказителям с базарных площадей! Noblesse oblige.
По-моему, эта заповедь приемлема к любому ремеслу. Око за око. Строй
по отвесу и ватерпасу. Клятва Гиппократа. Не подводи команду. По работе и
плата. Эти вещи не нуждаются в доказательстве! Они всегда были
квинтэссенцией жизни, прошли через эпохи и достигнут звезд.
И я осознал вдруг, к чему стремится Бонфорт! Если вообще есть в
природе нравственные ценности, не тускнеющие от времени и расстояний, то
истинны они и для людей, и для марсиан! И будут истинными на любой планете
любой звезды! Люди никогда не покорят Вселенную, не руководствуясь ими, -
ведь иначе любая превосходящая раса сможет обвинить их в фарисействе!
Условие экспансии - нравственность. Слабого - задави, падающего -
толкни - слишком узкая философия для необъятной шири Космоса.
Однако Бонфорт вовсе не был сюсюкающим апологетом розовых очков!
- Я не пацифист, - говорил он. - Пацифизм - учение весьма
неприглядного свойства. Оно - для любителей пользоваться благами общества
на дармовщинку; да еще потребовать в награду за свои грязные игрища нимба
на макушку! Господин спикер, жизнь - для тех, кто не боится ее потерять!
Этот билль должен пройти.
С этими словами он встал и перешел в другую половину зала - в знак
поддержки военных приготовлений, отвергнутых общим собранием его партии.
Или вот:
- Делайте выбор! Всегда делайте свой выбор! Не беда, коль ошибетесь
порой, - кто боится сделать выбор, тот неправ всегда! И к черту трусливых
зайцев, дрожащих перед необходимостью выбирать самим! Встанем, друзья,
сосчитаем, сколько нас.
Это было закрытое совещание, но Пенни записала все на свой диктофон,
а Бонфорт - сохранил. Он здорово чувствовал ответственность перед Историей
и хранил записи. И хорошо - иначе с чем бы я сейчас работал?
Я понял: Бонфорт и я - одной крови, и был искренне рад этому. Он -
личность. Я мог гордиться этой ролью.
Насколько помню, я ни минуты не спал с тех пор, как пообещал Пенни
провести аудиенцию с императором, если Бонфорт не поправится к сроку. Нет,
вообще-то я собирался спать - не дело выходить на сцену с опухшей
физиономией, - но потом так увлекся работой, а у Бонфорта в загашнике было
столько словесных пилюль самого острейшего свойства... Просто удивительно,
сколько работы можно провернуть, действуя двадцать четыре часа в сутки, да
еще если никто не мешает - напротив, помогут чем угодно, только попроси.
Но незадолго до посадки в Новой Батавии ко мне вошел док Чапек и
сказал:
- Закатайте-ка левый рукав, юноша.
- Зачем?
- Затем, юноша, что мы не можем послать вас к императору шатающимся
от утомления. После укола проспите до самой посадки, а уж тогда дадим вам
стимулирующее.
- А... А он, по-вашему, не сможет?
Доктор Чапек молча ввел мне лекарство. Я хотел было досмотреть
очередное выступление, но, похоже, заснул в следующую же секунду. И, мне
показалось, тут же - услышал голос Дэка, настойчиво повторяющий:
- Вставайте, сэр, вставайте, пожалуйста! Мы - на космодроме Липперши!

8
Луна полностью лишена атмосферы, поэтому планетолеты могут садиться
прямо на поверхность. Однако "Том Пейн", казалось, обречен был ни на
минуту не покидать Пространство, обслуживаясь только на орбитальных
станциях. Посадить его можно было лишь на опоры - "в колыбель", как
говорят космачи. Когда Дэк ухитрился проделать это, я спал - проспав такое
редкое зрелище! Я слыхал, куда легче поймать яйцо тарелкой, не разбив его;
Дэк же был одним из полдюжины пилотов, идущих и не на такой риск.
Но мне не удалось даже поглазеть на "Томми" в его "колыбели". Все,
что я смог увидеть - внутренность герметичного перехода, который сразу же
подвели к нашему шлюзу, да еще пассажирскую капсулу, понесшую нас в Новую
Батавию. Здесь, при слабом лунном притяжении, капсулы развивают такую
скорость, что к середине пути мы будто вновь оказались в невесомости.
Нас сразу же провели в аппартаменты, отведенные лидеру официальной
оппозиции. То была официальная резиденция Бонфорта, пока - и если - он не
изменит своего качества по окончании выборов. Роскошь здешняя меня просто
поразила! Интересно, как же тогда выглядит обиталище премьер-министра?! Я
думаю, Новая Батавия - вообще самая пышная и эксцентричная из всех столиц
мира. К сожалению, осмотреть ее снаружи почти невозможно, зато Новая
Батавия - единственный город Солнечной Системы, которому не страшна даже
термоядерная бомба. Не то, чтобы совсем не страшна - кое-что, конечно бы,
пострадало, я имею в виду постройки, находящиеся на поверхности...
Аппартаменты Бонфорта состояли из верхней гостиной, вырубленной в
склоне горы, с выдающимся наружу прозрачным полукругом балкона, с которого
можно было любоваться звездами и матушкой-Землей. Отсюда специальный лифт
вел вниз - в спальню и кабинеты, надежно укрытые под тысячефутовой толщей
каменного массива.
Осмотреть все как следует я не успел - пора было облачаться для
аудиенции. Бонфорт и на Земле никогда не держал лакея, но Родж навязался
мне помогать (вернее - мешать) наводить окончательный блеск. "Облачение"
оказалось древней придворной одеждой: бесформенные, трубоподобные штаны,
совершенно уж дурацкий пиджак с фалдами, похожими на гвоздодер, - и то и
другое удушливо-черного цвета. Впридачу - сорочка: белый пластрон, от
крахмала жесткий, будто кираса, воротничок-"разлетай" и белый
галстук-бабочка. Сорочка Бонфорта была собрана воедино заранее, ведь
услугами лакея он, как я уже говорил, не пользовался. А вообще-то каждый
предмет полагалось надевать порознь и бабочку завязывать так, чтобы видно
было: завязывали в последнюю очередь. Но нельзя же, в самом деле,
требовать, чтобы человек разбирался в одежде так же хорошо, как в
политике!
Да, выглядел костюмчик более, чем нелепо, но на траурном его фоне
разноцветная диагональ ленты ордена Вильгельмины смотрелась просто
здорово! Надев ее через плечо, я осмотрел себя в большом зеркале и остался
доволен. Яркая полоса на мертвенно-тусклом черно-белом - весьма
впечатляюще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23