— Красивый!
Взрослый томувог был больше любого из путешественников. У него было блестящее, цилиндрической формы туловище. Он вполз из туннеля совершенно бесшумно и сразу же прижался к стене. Наполовину материальное, наполовину иллюзорное, это удивительное создание тоже изучало непрошеных гостей.
Хвост у него был короткий; томувог нервно бил им из сторону в сторону, разбрасывая зеленоватые искорки. Его фасеточные глаза отливали бледным перламутром. Мордочка, или точнее рыльце, была узенькая, толстые короткие лапы напоминали скорее плавники — правда, снабженные когтями и, как приметил Симна, наверняка очень острыми. Весь, от хвоста до лап, он светился тем же голубовато-зеленым сиянием, которым была наполнена его нора. Оно было таким ярким, что ослепляло.
В том, что томувог был встревожен их присутствием, сомнений не возникало. Его мерцающие глазки по очереди посматривали то на одного, то на другого пришельца. Впрочем, он вскоре понял, что гости не представляют угрозы, потому что перестал жаться к стене, немного успокоился и наконец устроился в сгустке аквамарина.
Симна медленно, чтобы не спугнуть томувога, наклонился к Эхомбе и прошептал:
— Как они размножаются, братец? Откладывают яйца?
— Не знаю точно. — Он задумался, глядя на томувога, а потом улыбнулся. — Но думаю, что они откладывают свет. Потом этот свет созревает в соответствии с теми цветами, в которые был помещен зародыш, и развивается во взрослую особь. Томувоги очень пугливы, поэтому их трудно увидеть. Они почти никогда не выходят из своих нор.
— А как же они питаются? По-моему, у него нет зубов.
— Вот это настоящая тайна, — невозмутимо ответил Эхомба. — Никто никогда не видел, как ест томувог. Может быть, они питаются лунным светом, а может, пылинками, танцующими в лучах полуденного солнца. Но люди, я тебя уверяю, в их меню не входят.
Когда все отдохнули, Эхомба снова повел свой маленький отряд на запад. Томувог остался в гнезде, сотканном из света. Он не сделал ни единой попытки помешать им уйти. Вообще с той минуты, как он вошел, и до самого их ухода он не издавал звуков.
В туннеле царила все та же безмятежная голубовато-зеленая прохлада. За прозрачными стенами паслись антилопы, порхали птицы — и никто не обращал никакого внимания на путешественников, ведь они были невидимы.
Они шли по туннелю несколько дней. Такая его протяженность не удивляла Эхомбу. Он объяснил друзьям, что томувоги создают весьма сложную систему нор, в которой обычно бывает несколько выходов. Наконец он решил, что пора покинуть это удобное и надежное убежище и вернуться в обычный мир, который лежит за пределами окрашенного в голубое и зеленое королевства. Тем более что запасы воды и пищи у них уже подходили к концу.
Симна потыкал пальцем в прозрачную упругую стену и спросил:
— И как же мы выберемся отсюда, братец? Дырку вырежем?
— Это под силу только томувогу, — ответил Эхомба. — Мы должны найти естественный выход.
— Ты же сам говорил, что их очень мало.
Эхомба кивнул:
— Так и есть. Поэтому, пока у нас еще есть время, его нужно найти. — Он медленно двинулся вперед, внимательно осматривая потолок. Так продолжалось довольно долго; неожиданно он поднял руку с копьем и с облегчением воскликнул:
— Вот он, наш выход!
Сколько Симна ни пялился в потолок, он не увидел ничего, что отличало бы это место от остальной поверхности.
Входы и выходы из нор томувогов, как и предупреждал Эхомба, были разбросаны очень далеко друг от друга. Он понимал, что стоит ему проявить беспокойство, это сразу скажется на настроении его друзей. Хуже всего, если они потеряют к нему доверие. Поэтому он умолчал о том, что эти самые норы являются результатом существующих снаружи огромных напряжений и потому в любую минуту могут схлопнуться. Что случится с тем, кто окажется в это мгновение внутри норы, он даже представить не мог.
— Я ничего не вижу, — проворчал Симна.
— Там и нет ничего, — подтвердил черный кот.
— Это точно, — согласился Эхомба и двинулся к тому, что только он мог увидеть. Или, точнее, к тому ничто, которое мог увидеть лишь он.
Едва Симна выбрался из норы, окружающий мир встретил его всеми своими бесчисленными красками, звуками и запахами. Хункапа Аюб принялся бегать кругами, ловя на ходу кузнечиков и жуков. Алита же улегся в пожухлую траву и стал перекатываться сбоку на бок, вбирая в себя все ароматы, по которым он так соскучился.
Оглянувшись, Симна увидел только скалы и степь. Ничто не напоминало о том, что всего несколько мгновений назад они вышли из туннеля, проложенного между голубым и зеленым цветом.
Ошеломленный, он повернулся к Эхомбе:
— Это было на самом деле?
— Да, Симна, все это было на самом деле.
Северянин печально кивнул:
— Колдовство! Я привык, что ты, Этиоль, постоянно отказываешься это признать, но мы с тобой оба знаем, кто ты на самом деле.
— Каким образом нам обоим может быть известно то, чего я сам не знаю? — сказал Эхомба без улыбки. — Я всего лишь хороший следопыт и умею видеть следы.
— Ты хочешь сказать — всякие штучки, которые никто, кроме тебя, видеть не может. Что же это, если не колдовство?
— Нет, Симна, — перебил его пастух и зашагал на запад. — Многие наумкибы умеют то же самое, что и я. — Он усмехнулся. — Просто я не ленился задавать вопросы и слушать ответы, поэтому и научился видеть то, чего другие не замечают. — Он показал направо. — Например, вон там я вижу «гоглоииика», удивительное существо с четырьмя глазами, пурпурными крыльями и хвостом, который раза в три длиннее тела. А на голове у него целый венец причудливой формы рогов.
Симна посмотрел в том направлении и напряг зрение, пытаясь различить невероятное, фантасмагорическое существо, но увидел лишь насекомых, мельтешащих над травой, да кролика, который тут же скрылся из виду.
— Я ничего не вижу, Этиоль. Твой зверь — это что-то полуневидимое, как томувог?
— Нет-нет. Справа от тебя! Да что с тобой? — Эхомба не мог скрыть раздражения.
Симна остановился, нахмурился, потом решительно зашагал в том направлении, в каком указывал Эхомба. Он сделал круг и вернулся.
— Ради Гитуента, братец, там ничего нет! Где же…
Он замер.
Хункапа Аюб прыснул и, не в силах больше сдерживаться, расхохотался. Даже Алита улыбнулся, если так можно выразиться о кошачьей морде. Эхомба закрыл лицо рукой, но голова его подрагивала от смеха.
У Симны потемнело лицо.
— Очень смешно, долговязый братец! Сначала напугать человека до полусмерти, а потом посмеяться над ним. Как благородно! Как остроумно!
Он двинулся дальше, всем своим видом стараясь подчеркнуть, что держится отдельно от остальных.
Алита догнал его и с непривычным сочувствием произнес:
— Я все понимаю, маленький человек. Не принимай близко к сердцу. И если это тебя утешит, я не одобряю того, что сделал твой наставник.
Симна с недоверием взглянул на него.
— Не одобряешь?
— Конечно. Какой смысл на минутку делать тебя предметом насмешек, если ты, с моей точки зрения, всегда им был, есть и будешь?
С этими словами кот отошел.
«Загадочный человек», — подумал Симна, глядя на спину идущего впереди Эхомбы. Вздохнув, он догнал его.
— Если ты, Этиоль, колдун — а я по-прежнему придерживаюсь этого мнения, — то у тебя очень своеобразное чувство юмора.
Пастух усмехнулся.
— Я родом из бедной деревушки, дружище. Поэтому мое чувство юмора — самое примитивное.
— Вот с этим я спорить не стану. — Симна прибавил шаг и пошел рядом с товарищем. Вновь начался обмен шутками, и по степи разнесся веселый хохот. Смеялись только люди. Хункапа Аюб шуток не понимал, а Алита и не желал понимать.
Когда эти неисправимые весельчаки, сопровождаемые ходячей волосатой горой и черным исполинским котом, удалились в сторону заходящего солнца, «гоглоииик» поднял свою чудную голову и долго смотрел им вслед. Он даже не заметил, как между лапами у него прошмыгнул сукстрам, которого запросто можно было зафенегрейтить.
XIV
Перегриф задумался, хватит ли у него смелости постучать. Южная часть дворца была не единственным местом, где хозяин устраивал свидания с дорогими проститутками, которых привозили из города. Несмотря на многочисленные скандальные слухи, ходившие о Химнете Одержимом, старшему дворецкому было хорошо известно, что господин — настоящий мужчина и все мужские желания ему не чужды. Тем не менее Перегриф был рад, что не в его обязанности входит доставлять господину женщин. И о том, что происходит в будуарах дворца, он предпочитал не задумываться.
Правда, хозяин пока не требовал женщины. Возможно, что всемогущий правитель сказочного Эль-Ларимара решил провести полдень в уединении и предаться мыслям, которые только ему дано оценить по достоинству — или, добавил про себя дворецкий, в которых господин испытывает нехватку.
Он затаил дыхание и наконец рискнул несколько раз стукнуть в резную дверь. Мелкий и трусливый человечишка на его месте все-таки на это бы не осмелился. Но мелкий и трусливый человечишка никогда и не поднялся бы до ранга самого доверенного советника Одержимого.
Сначала на стук никто не откликнулся. Перегриф решил, что теперь со спокойной совестью можно и удалиться. Если он явился не вовремя и его хозяин занят, лучше не настаивать на аудиенции. И все-таки… Он вновь поднял руку, но постучать не успел.
Голос из-за двери приказал ему войти. В голосе не было ни раздражения, ни нетерпения — ни единого намека на то, в каком настроении находится властелин. Перегриф одернул мундир, потом поднял задвижку и толкнул дверь.
Никому не придет в голову назвать латы «игрушечными», но сегодня правитель облачился в доспехи, предназначение которых было скорее в том, чтобы произвести впечатление, а не испугать. На ремне из темно-голубой кожи выделялась стальная застежка с изящной гравировкой. Ниже был широкий длинный килт, выше — жилет, под которым виднелась тонкого плетения кольчуга. Шлем был сделан из лучшей стали и тоже покрыт гравировкой. Из-за длинной и узкой прорези для глаз он напоминал корабль, прокладывающий путь через бурные океанские воды.
— Что случилось, Перегриф?
В звучном голосе человека, привыкшего повелевать, сейчас угадывалось лишь безразличие — верный признак дурного настроения. Перегриф еще более встревожился, но, поколебавшись, все же рискнул войти. Украдкой он бросил взгляд направо. Вешалка и скамья под ней были пусты. Перегриф низко поклонился и осторожно глянул влево. Кровать была не разобрана!
Два безобидных с виду создания, похожих на темные тучки, устроились на вышитом покрывале. Когда Перегриф вошел, они зашевелились, но узнав его, сразу притихли. Им было хорошо известно, что кое-кого из придворных трогать нельзя, и Перегриф входил в число этих избранных.
— Мой господин, вероятно, изволил позабыть? На сегодняшнее утро назначен смотр дворцовой гвардии. — Генерал позволил себе слегка повернуться и указать в сторону двери. — Я пришел, чтобы проводить вас.
— Ах да. Мои мысли были заняты другим, мой верный Перегриф.
Генерал рискнул угадать:
— Не о том ли, о ком предупреждал Червь?
— Ты знаешь, нет. — Химнет поднялся во весь рост. — Я начинаю подозревать, что этого человека просто не существует. Если бы он и в самом деле был наделен силой, способной доставить мне беспокойство даже на расстоянии, он, я уверен, уже давно появился бы здесь. Слова Червя с самого начала показались мне лишенными смысла, и пока у меня не появилось оснований изменить это мнение.
— Все равно, господин, вам следует проявить осторожность.
Глаза за прорезью шлема чуть сузились, а голос властителя стал обманчиво мягок:
— Ты осмеливаешься давать мне советы, Перегриф?
Перегриф знал, что единственный промах, который Химнет никогда не прощал своим советникам, — это нерешительность, поэтому не медлил с ответом:
— Нет, господин. Лишь неизменная забота о вашем благополучии заставила меня высказать свое мнение.
— Ладно, хорошо. Благие намерения заслуживают одобрения.
Голос повелителя стал обычным, зловещее равнодушие ушло из него, и Перегриф перестал дрожать.
— Осторожность — не та вещь, которая способна облегчить мое бремя, Перегриф. — Правитель Эль-Ларимара отошел от окна и направился к выходу. — Все дело в доверии. — Рука в железной перчатке махнула в сторону двери. Пальцы у правителя были толще и короче, чем у обычного человека. — Пойдем на смотр, а то мои воины заскучают.
Слуги, которые встречались им на пути, при виде правителя бросали свои занятия и падали ниц. Химнет считал себя требовательным, но справедливым хозяином, и при каждом удобном случае старался проявить это свое качество. А таких случаев было много.
Две служанки болтали между собой и имели несчастье не заметить его приближения. Химнет знаком велел Перегрифу вести себя тихо и неслышно подкрался к болтушкам. Наконец одна из них то ли заметила хозяина, то ли почувствовала его присутствие. Она обернулась и прежде, чем упасть в обморок, позволила себе издать душераздирающий вопль. Подруга едва успела ее подхватить.
Химнет счел это чрезвычайно забавным. Он потрепал потерявшую сознание служанку по волосам.
— Дай ей немного вина, — приказал он ее подруге. — Когда придет в себя, скажи, что я не разгневался. Падение в обморок может быть расценено как оригинальная форма поклона.
— Да-а-а, господин…
Перепуганная служанка попыталась одновременно поклониться и удержать подругу. В результате обе повалились на пол. Химнет рассмеялся. Этот смех многие слуги считали более страшным, чем вспышка гнева.
— Замечательно, когда тебе пытаются воздать почести. Ты не находишь, Перегриф?
— Да, господин, — ответил генерал, изобразив на лице скромную улыбку, уместную к случаю.
Более никаких задержек на их пути не случилось. Выйдя из дворца, они словно вступили в другой роскошный чертог — природный. Дни стояли погожие, Эль-Ларимар вообще славился хорошей погодой. От подножия горы, к которой прилепился замок, в трех направлениях раскинулись город, гавань и океан;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35