Ради всех бегающих, прыгающих, плавающих и летающих, скажите, что случилось с его передними лапами?!
А с глазами? С ушами, с носом? Он, правда, по-прежнему видел, но чувствовал себя полуслепым. Его зрение, которым он так гордился, ослабело, утратило четкость. Далекие предметы казались размытыми, сливались с окружающим фоном. Он видел мир словно сквозь дождь. Цвета были нарушены, а многие оттенки полностью отсутствовали. Это было ужасно.
Со слухом тоже творилось что-то странное: казалось, мир замолк. Он словно бы лишился защитной брони, сплетенной из множества шорохов, рождаемых живыми существами. Он слышал только тех, кто был совсем рядом.
Что касается чудесного мира запахов, то его отсутствие было похоже на ту же болезнь, которая поразила его зрение. Чтобы учуять что-нибудь, приходилось напрягаться, упорно внюхиваться в самые простые запахи, при этом те ароматы, которые ему удавалось определить, были настолько однообразны, что ловить их уже не имело смысла.
Даже лишь для того, чтобы удержать свое смехотворное тело от падения, требовалось постоянное внимание. И еще он осознавал — пусть даже смутно, — что его тело, пусть невысокое, гораздо лучше тех, что двигались рядом. Он испытывал слабость, он был растерян и поэтому инстинктивно попытался найти убежище.
Неподалеку было огороженное место, которое, казалось, обещало наградить его уединением, дать возможность осмотреться, понять, что же произошло. Он очень мало знал об окружающем мире, почти ничего в нем не понимал, так что неудивительно, что ему было плохо и неуютно. Но здание за оградой оказалось не пустым.
В обычных условиях он бы убил пару двуногих самок, которые бросились в его сторону. Однако по непонятной причине он этого не сделал, а, наоборот, позволил им довести до конца что-то похожее на нападение на него самого. Они принялись бить его по груди и по рукам, хватать за бедра, что-то лепетать прямо в уши. Самая юная из них, гибкая, не так давно созревшая самка вела себя скромнее, чем ее подруга. От обеих исходил пряный аромат обещаний и страсти, взволновавший его. Правда, и этот зов был фальшив и нарочит.
Еще одна самка, выскочив из входа в здание, ни с того ни с сего обвила его передними и задними лапами. К удивлению и неудовольствию Алиты, вместо того чтобы в качестве приветствия лизнуть его, она втолкнула свой язык глубоко ему в рот. Он был так напуган этим неестественным, жутким поступком, что забыл откусить ей язык. Она, со своей стороны, была не прочь погрызть его ухо. Тем не менее эти заигрывания, хоть и бессмысленные, его взволновали.
Самым неожиданным следствием этого нападения оказался жар в чреслах. Сбитый с толку, он не стал сопротивляться, когда самка повела его в здание, а потом — в затемненную комнату.
Догадавшись, чего именно она добивается от него, он ответил ей соответствующим образом. Очевидно, это не вызвало у нее раздражения. Совсем наоборот. В свою очередь, ему эти плавные телодвижения — так же как и их быстрое окончание — показались очень похожими на те, что он испытывал ранее. Теперь он был благодарен ей за сочувствие. После того как они оба немного отдохнули, он приготовился повторить процесс. Женщина не возражала.
После четвертого раза она с нескрываемым благоговением посмотрела на него. После пятого — с некоторым смущением. Когда же он отважился в шестой раз влезть на нее, причем с тем же энтузиазмом, что и в первый, она выскользнула из-под него и быстро выбежала на освещенное место. Ее реакция привела Алиту в замешательство. Он вполне был готов заниматься этим весь остаток дня и всю ночь. Видимо, в роду женщины такого обычая не было.
Его голова разламывалась от боли. Не в силах справиться с возбуждением, смущенный бегством самки, он заковылял к выходу. Его поджидали несколько очень крупных двуногих самцов, вооруженных, с мрачными лицами. Самка, с которой он только что соединялся, пряталась за их спинами. Она все время указывала в сторону Алиты и тараторила что-то невразумительное. Лица обоих вооруженных самцов все больше и больше наливались злостью.
Этого он уже не мог позволить себе стерпеть. Чтобы эти, у ворот, знали, с кем имеют дело, он издал предостерегающий рев.
Этот звук подействовал на них благотворно. Шерсть на их головах встала дыбом, глаза выпучились. Они побросали оружие и с криками разбежались.
Он почувствовал себя гораздо лучше и покинул бордель. Он не заплатил за визит, но никто больше не отважился встать у него на пути.
Алита облизнулся во сне и перевернулся на другой бок.
Войдя в город, Симна нахмурился. Где золотые башни, где мраморные аркады, где толпа уличных зазывал и базарных торговцев, где вкусные запахи? Его окружали простые хижины, крытые соломой. Вместо породистых лошадей и мулов по улицам бродили собаки и кошки. Вместо булыжной мостовой под ногами была утоптанная земля.
Он шел по улице, и женщины провожали его взглядами. Кажется, многие узнавали его. Они были красивы: высокие, стройные, крутобедрые… Он улыбался им; некоторые улыбались в ответ, хотя с некоторой нерешительностью и смущением, что уязвило его гордость.
Куда он попал? Разве это не Варуфан Блистательный, прославленная столица императоров Дхаштари? Но где же тогда величественные купола, облицованные плитками из отполированного змеевика, где знаменитые золотые решетки? Самой заметной вещью здесь был колодец. Что касается куполов, то Симна наткнулся на один из обожженного кирпича, но тот был необитаем.
Пока он удивленно озирался, что-то толкнуло его в ноги. Симна опустил голову и увидел маленькую девочку, прижавшуюся к его бедру. Ее личико сияло, она вся раскраснелась от радости. Он сделал слабую попытку освободиться от ее сильных, словно хватка питона, объятий. В следующее мгновение из ближайшего дома выбежал подросток. В одной руке мальчик держал копье, похожее на игрушечное. Низко поклонившись, он взял Симну за руку и заулыбался.
Ошеломленный Симна не сопротивлялся, когда мальчик повел его в дом. В заднем помещении, возле каменного стола стояла удивительной красоты женщина. На столе лежали ножи самых разных размеров и веса: от очень тонких до тяжелых секачей, которыми орудуют мясники.
Женщина повернулась, лицо ее озарилось улыбкой, и она стала еще прекраснее. Даже пятнышки крови на переднике не портили впечатления. Она поцеловала Симну и торжественно проговорила:
— Добро пожаловать домой, муж!
Симна ибн Синд проснулся от собственных воплей. Его крики разбудили всех, включая Хункапу Аюба, который дремал у костра. Была еще глухая ночь. Эхомба бросился к другу.
— Симна, что случилось? Чем я могу помочь тебе?
Хункапа Аюб пытался стряхнуть с себя остатки сна, а лежавший поодаль Алита не моргая глядел на людей.
— Чем можешь помочь?.. — Северянин исподлобья взглянул на Эхомбу. — Ради Гукваквы, когда в следующий раз услышишь, как я кричу во сне, тут же буди меня! — Он обхватил голову руками и горестно уставился на потухший костер. — Ну и кошмар! Мне привиделось, что меня одомашнили: семья, дети…
Эхомба разочарованно скривился.
— И все?
Симна бросил на пастуха долгий серьезный взгляд.
— Брат, у каждого человека свои страхи. Я же не смеюсь над твоими. И ты к моим, будь добр, относись с уважением.
Эхомба помрачнел и кивнул.
— Ты прав, друг. Прости меня. — Он задумался на мгновение и добавил: — Любопытно — мне ведь тоже приснилась какая-то чушь! Будто у меня четыре ноги и я охочусь.
— Мне тоже, — с недовольным рычанием признался Алита. — Будто я, как человек, расхаживаю на двух ногах — и вдруг попадаю туда, где за совокупление надо платить.
Эхомба потер переносицу.
— Похоже, какая-то сила перепутала наши сны. — Он кивком указал на северянина. — Тебе, Симна, достался мой сон. — Затем глянул в сторону исполинского кота. — Мне — сон Алиты. А левгеп пострадал из-за твоих грез, Симна.
Симна энергично кивнул.
— Это безумие, но даже безумная логика все равно остается логикой! Я, конечно… — Тут его поразила неожиданная догадка. — Постой! Что ты имеешь в виду — «пострадал»? — Северянин повернулся к Алите. — Разве мой сон причинил тебе страдание?
— Безусловно, — ответил кот. — Хотя смею предположить, что тебе он доставил бы огромную радость.
— Дьявольская несправедливость! — проворчал Симна. — Каждый человек — и каждый кот! — должен видеть свои сны. Кто просил тебя лакомиться моими?
— Поверь, — ответил Алита, — если бы у меня был выбор, я лучше обменялся бы сном с каким-нибудь кроликом. По крайней мере тогда у меня было бы нормальное количество ног.
— Эй! — воскликнул Симна. — Разве это так важно…
Эхомба перебил его:
— Хункапа Аюб, ты тоже подремывал, когда Симна разбудил нас своими воплями. Что тебе снилось?
Во взгляде человекозверя было детское простодушие.
— Хункапа не видит снов, Этиоль. Хункапа спит крепко.
Симна фыркнул.
— Спишь — не грешишь! В неведении — непорочность.
Эхомба задумчиво рассматривал последние затухающие в костре угольки.
— Нам все-таки следует подумать о будущем, — заявил он. — Очень опасно, когда сны от одного переходят к другому.
Путешественники уселись в кружок и принялись обсуждать этот вопрос. В конце концов усталость их одолела, и они вновь разбрелись по своим местам. На сей раз им ничего не снилось, и проснулись они отдохнувшими.
На будущее решили воздержаться от употребления в пищу местных грибов, какими бы аппетитными те ни казались.
XII
Очень скоро необходимость беспокоиться о странных свойствах даров местного леса отпала, потому что они исчезли — как, впрочем, и сам лес.
Теперь они шли по равнине, поросшей высокой травой, и деревья видели только в маленьких рощицах да по берегам мелких речушек.
Желто-зеленая трава доходила до пояса, и если бы не Хункапа, их продвижение сильно бы замедлилось. Но зверочеловек, защищенный густой шерстью, не боялся колючек и острой осоки. За ним, как за плугом, прокладывающим борозду, путешественники быстро шагали на запад.
Родников и ручьев здесь было вполне достаточно, так что запасаться водой не требовалось. Уютные лощины служили отличным местом для привалов и ночевок. После захода солнца какие-то маленькие существа окружали их лагерь; они пронзительно попискивали, но когда кто-нибудь из путешественников пытался подойти поближе, тут же растворялись в высокой траве. Впрочем, кем бы ни были эти создания, они отличались миролюбивым нравом.
На равнине жили бизоны — исполинские существа; таких больших ни Симна, ни Эхомба раньше не видели. Путешественники обходили их стороной, и только Алита все время боролся с желанием испытать на них свое искусство охотника.
— Ну зачем? — говорил ему Эхомба, идя рядом с котом по примятой Хункапой траве. — Здесь множество мелкой дичи. Какой смысл рисковать?
— Чтобы доказать, что я способен завалить эту гору мяса! — Глаза Алиты блеснули. — Я знаю, тебе не понять. Таков уж инстинкт хищника, — добавил левгеп.
— Зато я понимаю, что если ты перепугаешь их стадо, нам всем крышка. Здесь негде спрятаться, и они нас просто затопчут. И еще я понимаю, что если ты угодишь одному из них под копыта, тащить тебя мы не сможем.
— Человек, ведь ты не жалеешь времени, чтобы проникнуть в суть вещей, которые тебе интересны!
Алита в сердцах прихлопнул полевку, решившую перебежать перед ним дорогу, и проглотил ее целиком.
— Когда мы сталкиваемся с чем-то мистическим, то полагаемся на тебя, — продолжал левгеп. — А когда речь идет об охоте, ты должен доверять мне.
— Хорошо, — не сдавался Эхомба. — Предположим, тебе удастся догнать и свалить одного из этих великанов. Ну а если он упадет на тебя?
Кот неторопливо кивнул, и грива на его огромной голове колыхнулась.
— Это веский довод. Даже самый искусный охотник может пасть жертвой несчастного случая.
— Кроме того, — добавил пастух, — что ты будешь делать с такой горой мяса?
— Как обычно! — воскликнул Алита. — Есть, пока оно не закончится! — Левгеп досадливо фыркнул. — С тех пор как мы путешествуем под предводительством человека, всякое разумное предложение ставится под сомнение. — Он какое-то время молчал, а потом неожиданно согласился: — Возможно, ты прав. Я поищу себе другую добычу.
— Спасибо, — поблагодарил Эхомба.
Вечером путешественники устроили ночевку в низине, где естественная запруда из камней и упавших деревьев образовала неширокий, но глубокий водоем. Симна и Эхомба с удовольствием искупались, а не умеющий плавать Хункапа плескался, как ребенок, на мелком месте у берега.
Ночью Эхомбу разбудил отчетливый запах гари.
Он отбросил одеяло и сел. Заря только-только занималась, все его товарищи спали, кроме Алиты. Поймав на себе взгляд Эхомбы, левгеп молча встал и принюхался.
— Ты тоже почувствовал? — прошептал пастух. Огромный кот кивнул:
— Что-то горит, но что, понять не могу.
— Можешь сказать, в каком направлении? — спросил Эхомба.
Алита помолчал, потом поднял лапу и указал на север.
— Там. И быстро приближается.
— Давай-ка будить остальных.
Эхомба принялся расталкивать Симну, левгеп ткнул лапой Хункапу. Пока Симна просыпался, запах гари усилился.
Северянин приподнялся на локтях, моргнул и поморщился.
— Этиоль? Кто-то готовит завтрак?
Эхомба выпрямился и мрачно глянул на север.
— Похоже, горит трава.
Степной пожар, подобно стене, с ревом надвигался на них. Вал оранжевого пламени, обрамленный густокрасной каймой, жадно пожирал сухую траву. Впереди пожара в панике бежали животные.
— Ради Гапрета! — воскликнул Симна и принялся лихорадочно собирать пожитки. — Все в воду!
— Водоем слишком узкий! — возразил Эхомба. — А огонь очень сильный. Пламя выжжет траву по берегам и сомкнется над водой. Тебе нечем будет дышать, ты обожжешь легкие и задохнешься. Надо бежать вниз по течению, может, там река расширяется.
Пока он говорил это, огненный вал придвинулся к лагерю на добрый десяток футов.
Похватав вещи, они бросились вдоль реки. Алита несся впереди, без особых усилий перепрыгивая через огромные валуны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35