Ну а как, например, ваша фамилия? Посмотрим, что я могу определить по ней.
Фрейлейн Бунт резко перебила его:
— Никаких фамилий, сэр Хилари. Таков закон этого дома. Мы называем девочек только по именам. Это часть лечебного цикла, проводимого графом. Это связано, если хотите, с перевоплощением, так пациенты быстрее идут на поправку. Вам понятно?
— Нет, боюсь, это выше моего понимания, — весело ответил Бонд.
— Завтра граф обязательно объяснит вам кое-что. У него на этот счет свои теории и свой метод. Мир просто ахнет в один прекрасный день.
— Не сомневаюсь в этом, — вежливо сказал Бонд. — Ну а теперь, — он хотел сменить тему и поболтать о чем-нибудь незначительном, дабы отвлечься, поразмышлять о более важных для него вещах, — расскажите-ка мне о том, как вы катаетесь на лыжах. Каких достигли успехов? Сам я, боюсь, в этом ничего не понимаю. Может быть, научусь чему-нибудь, посмотрев на ваши занятия.
Разговор этот он завел весьма кстати. Руби и Виолетта подхватили новую тему, поддерживал беседу и Бонд, до тех пор пока не подали еду, которая оказалась восхитительной. Цыпленок «Глория», похоже, еще пять минут назад бегал по двору, подали его под горчично-сметанным соусом. Девушки замолчали, склонившись над тарелками, сосредоточенно уничтожая их содержимое, делали они это достаточно деликатно, но вполне целенаправленно. За другими столами все разговоры тоже прекратились. Бонд заговорил об убранстве залы, в которой они находились, и это дало ему возможность хорошенько разглядеть официантов. В поле его зрения попало 12 человек. Нетрудно было определить, что трое из них корсиканцы, трое — немцы, трое с Балкан — турки, болгары или югославы, и еще трое — явные славяне. На кухне, должно быть, готовили трое французов. Что это — старая структура СПЕКТРа? Хорошо зарекомендовавшие себя ячейки коммунистов, так называемые тройки, состоящие из представителей наиболее всемогущих гангстерских группировок или тайных служб, осуществляющих свою деятельность в Европе? Эти трое славян, они что, раньше работали на СМЕРШ? Хилыми их, безусловно, не назовешь и ведут себя как настоящие профессионалы. Среди них был и тот человек, которого он заметил в аэропорту, и тот, кто встретил их в вестибюле гостиницы, а вот с этим говорили по поводу дополнительного стола. Он слышал, как девушки называли их Фрицем, Жозефом, Иваном, Ахмедом. Некоторые из них днем выглядели как инструкторы-горнолыжники. Да, компания подобралась подходящая, в этом Бонд теперь не сомневался.
После обеда Бонд ушел, сославшись на то, что хотел бы поработать. Он отправился к себе в комнату, разложил на столике книги и бумаги, не забыл оккупировать и новый стол, который успели поставить. Он склонился над документами, в усердии его сомнений не было — Бонд прокручивал в голове весь сегодняшний день.
В 10 часов он услышал, как девушки в коридоре желали друг другу спокойной ночи, везде защелкали дверные замки. Бонд разделся, повернул термостат, висевший на стене, довел температуру 85^o до 60^o по Фаренгейту, выключил свет лег на спину и некоторое время лежал так, уставившись в темноту. Затем он притворно вздохнул, так чтобы микрофоны это зафиксировали, повернулся на бок и заснул.
Позже, гораздо позже, его разбудило тихое бормотание, которое, казалось, доносилось откуда-то из-под пола, но очень издалека. Он квалифицировал этот шум как тихий шепоток, который не прекращался ни на минуту. Но слов было не разобрать, и в конце концов решив, что звуки издают трубы центрального отопления. Бонд повернулся на другой бок и опять заснул.

11. Смерть на завтрак

Джеймса Бонда разбудил чей-то пронзительный крик. Это был ужасный, душераздирающий крик мужчины. Он начался на очень высокой ноте, потом мгновенно стал глуше, как если бы кричавший человек прыгнул с обрыва. Крик раздался где-то справа, в той стороне, где была канатная дорога. Даже в комнате Бонда крик этот, приглушенный двойными рамами окон, был слышен столь отчетливо, что вселял ужас. Снаружи, наверное, он вообще звучал непереносимо.
Бонд вскочил и отдернул штору, не зная еще, какую сцену паники, снующих повсюду людей он увидит. Но единственным человеком, оказавшимся в поле его зрения, был один из инструкторов горнолыжного спорта; он медленно, даже несколько флегматично поднимался по вытоптанной в снегу дорожке, которая шла от станции канатной дороги к клубу. Просторная деревянная веранда, которая нависала над склоном горы, была пуста, но столы уже накрыли к завтраку, и мягкие яркие шезлонги для любителей позагорать успели расставить аккуратными рядами. Солнце ослепительно сияло на безоблачном небе. Бонд взглянул на часы — 8 утра. Встают здесь спозаранку! И так спешат умирать! У него не было сомнений в том, что он слышал предсмертный крик. Бонд отошел от окна и нажал кнопку звонка.
Появился человек, один из той тройки, которую Бонд посчитал русской.
— Как вас зовут? — спросил Бонд, стараясь показать себя одновременно старшим по званию и джентльменом.
— Питер, сэр.
«Петр, — так и подмывало сказать Бонда, — а как там поживают мои старые друзья из СМЕРШа?» Но он сдержал себя.
— А что это был за крик?
— Прошу прощения, — человек с глазами серого гранита насторожился.
— Только что кричал какой-то человек. Там, на канатной станции. Что это было?
— Кажется, произошел несчастный случай, сэр. Что вы хотите на завтрак? — Он вытащил из-под мышки огромный лист и неловко протянул меню Бонду.
— Что за несчастный случай?
— Кажется, упал вниз один из инструкторов. Каким образом мог этот человек знать все это, если с того момента, как раздался крик, прошло всего несколько минут?
— Он сильно пострадал?
— Возможно, сэр. — Глаза, безусловно тренированные, привыкшие наблюдать, бесстрастно смотрели на Бонда. — Так что вы хотите на завтрак? — Он слегка подтолкнул меню в сторону Бонда.
— Я надеюсь, что с беднягой ничего серьезного не случилось, — сказал Бонд, сделав достаточно озабоченный вид. Он взял меню и сделал заказ. — Дайте мне знать, если услышите, что там произошло.
— Если дело серьезное, об этом, безусловно, сообщат. Благодарю вас, сэр. — И он удалился.
Именно этот ужасный крик заставил Бонда подумать о том, что, помимо всего прочего, он должен находиться в хорошей спортивной форме. Бонд вдруг понял, что, кроме умственной работы, связанной с принятием головоломных решений, помимо естественной необходимости в аналитическом мышлении, наступит момент, когда в расчет будет приниматься только физическая сила. Не очень охотно в течение 15 минут он делал зарядку: наклоны, отжимы, упражнения для грудной клетки — в общем, все то, что необходимо горнолыжнику. Он подумал, что настанет момент, когда ему придется убираться отсюда подобру-поздорову. Придется просто уносить ноги!
Он принял душ и побрился. Завтрак ему принес Питер.
— Есть какие-нибудь новости об этом несчастном инструкторе?
— Я больше ничего не слышал, сэр. Этим занимаются те, кто работает на улице. Я же нахожусь все время в помещении клуба.
Бонд решил спустить все на тормозах.
— Скорее всего он поскользнулся и сломал ногу. Бедняга! Благодарю вас, Питер.
— Благодарю вас, сэр. — Не промелькнула ли в гранитных глазах ухмылка?
Джеймс Бонд поставил поднос на письменный стол и с трудом открыл окно. Он убрал небольшой валик, который лежал между рамами, — специальное средство от сквозняков, сдул накопившуюся там пыль и дохлых мух. Холодный, безвкусный воздух, характерный для больших высот, хлынул в комнату. Бонд подошел к термостату и поставил его на отметку 90, чтобы создать противоток. Он нагнулся к столу, голова его при этом находилась ниже уровня подоконника, и сел завтракать; это был обычный завтрак, подаваемый в европейских гостиницах. Пока ел, прислушивался к голосам девушек, которые собирались около террасы. Говорили они громко, перебивая друг друга. Бонд мог слышать каждое слово.
— Лично я считаю, что Сара не должна была доносить на него.
— Но он пришел, когда стемнело, и начал к ней приставать.
— Ты хочешь сказать, что он действительно пытался изнасиловать ее?
— Так она, по крайней мере, заявляет. На ее месте я бы поступила точно так же. Какая же он скотина!
— Ты хочешь сказать, какая же он был скотина. Кстати, кто из них?
— Один из югославов. Бертил.
— А, знаю. Он действительно был жуткий тип. И зубы просто отвратительные.
— О мертвых так не говорят.
— Откуда ты знаешь, что он мертв? В конце концов, что с ним произошло?
— Он работал еще с одним в начале трассы бобслея. Они заливали стартовую площадку. Ты же знаешь, ходят там каждое утро со шлангами. Следят за тем, чтобы желоб соответствовал всем стандартам, чтобы сани скользили как следует.
— Фриц сказал мне, что он поскользнулся, потерял равновесие — или что-то в этом роде. И все. Он просто полетел вниз, как сани.
— Элизабет! Как ты можешь так спокойно говорить об этом!
— А что? Так все и было. Ты же сама спросила.
— Но неужели он не мог спастись?
— Не будь идиоткой. Это же сплошной лед, целая миля льда. А сани летят со скоростью до 60 миль в час. У него не было никаких шансов.
— А разве он не мог вылететь из желоба на одном из поворотов?
— Фриц говорил, что он промчался до самого конца. Врезался в хронометражную будку. Но Фриц утверждает, что он был уже мертв после первых ста ярдов.
— А, вот и Франц. Франц, мне, пожалуйста, яичницу и кофе. И скажи им, чтобы только не пережарили ее, терпеть не могу, когда перебарщивают!
— Хорошо, мисс. А для вас, мисс? — Официант принял заказы, и Бонд услышал, как под его башмаками заскрипели деревянные доски.
Та девушка, что произносила нравоучительные фразы, опять заговорила нравоучительно:
— Мне абсолютно ясно, что он был наказан за то, что приставал к Саре. За дурные поступки надо платить.
— Не смеши, пожалуйста. Господь никогда не накажет так сурово. — Беседа потекла по новому руслу, девушки утонули в наивных рассуждениях о морали и Священном писании.
Бонд закурил сигарету, откинулся на стуле и задумчиво посмотрел в небо. Нет, девушки правы.
Господь не стал бы прибегать к такому наказанию. А Блофелд стал бы. Состоялось ли одно из собраний, устраиваемых Блофелдом, на котором в присутствии всей команды сообщается о преступлении и приговоре? Был ли Бертил насильно сброшен вниз по желобу? Или, может быть, на его напарника пал жребий, ему приказали поставить согрешившему подножку или слегка подтолкнуть его, что еще нужно? Скорее всего так и было. По характеру крика можно судить, что все сочилось внезапно, человек осознал весь ужас ситуации, в которой оказался, лишь в момент падения, он вцепился в лед ногтями, сучил ногами, а потом, набирая скорость, полетел вниз по голубой отполированной до блеска поверхности желоба и понял, что неминуемое случилось, от судьбы не уйдешь. Что за смерть! Бонд однажды спускался с самой вершины «Кресты», просто чтобы доказать себе, что способен на такое. В шлеме, с маской на лице, защищающей от ледяного потока воздуха, в одежде, подбитой кожей, в дутой куртке, он тем не менее испытал 60 секунд животного страха. Даже теперь он помнил, как дрожал всем телом, когда с трудом выбирался из хлипких саней в конце трассы для бобслея. И всего-то преодолел какие-то 3/4 мили. Тот же человек, или то, что осталось от него, кровавое месиво, пролетел больше мили. Летел ли он головой вперед или ногами? Начал ли он кувыркаться? Пытался ли он, пока сознание не покинуло его, затормозить у края одного из поворотов, специально — по науке — огороженного насыпью, пытался ли сделать это при помощи носка ботинка без шипов или? Да нет. Уже пролетев несколько ярдов, он должен был двигаться с такой скоростью, что утратил способность рационально мыслить. Боже мой, что за смерть! Типичная, в духе Блофелда, смерть, типичный для СПЕКТРа способ мести за самое тяжкое преступление — неповиновение. Это единственный способ поддерживать в своих рядах строгую дисциплину. Итак, сделал вывод Бонд, убрав поднос и садясь за книги. СПЕКТР опять на марше! Куда же он направляется теперь?
Без десяти одиннадцать Ирма Бунт зашла за ним. Они обменялись приветствиями, Бонд набрал кучу книг и бумаг и последовал за ней. Они обогнули здание клуба и пошли по узкой, хорошо утоптанной дорожке мимо указателя, на котором было написано: «Частная собственность. Вход воспрещен».
Все здание, силуэт которого Бонд видел накануне поздно вечером, предстало перед ним. Ничем не примечательное, но на совесть сработанное строение, одноэтажное, сложенное из блоков местного гранита, с плоской бетонной крышей, на дальнем конце которой возвышалась небольшая, вполне профессионально выглядевшая радиомачта. Как теперь понял Бонд, через эту радиомачту вчера вечером пилот вертолета получал информацию по условиям посадки, и это же оборудование было ушами и голосом Блофелда. Здание располагалось на самом краю плато, ниже последней вершины пика Глория, но вне досягаемости снежных лавин. Еще дальше склон горы резко обрывался и исчезал за отвесной скалой. Там, внизу, виднелась граница еще одного лесного массива и долины Бернина, ведущей в сторону Понтресины; можно было различить блеск железнодорожных рельсов, по которым, как крошечная гусеница, полз длинный товарняк, шедший из Ратишбана через перевал горного массива Бернина скорее всего в Италию.
Пневматические двери здания открылись с привычным шипением; центральный коридор был почти точной копией коридора в здании клуба, но двери здесь располагались по обе стороны, и не было никаких картин. Стояла мертвая тишина, и невозможно было догадаться, что скрывается за дверями. Бонд спросил об этом.
— Лаборатории, — ответила Ирма Бунт несколько неопределенно. — Все это лаборатории. И конечно, учебные классы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36