А сейчас придется рискнуть. Взять бы Дингстета и швырнуть во врата для верности – но этого делать нельзя. Если Дингстет умрет, некому будет впустить Орка обратно. Если же во вратах нет ловушки, Дингстет придет в ужас, будет смертельно обижен – и никогда больше не впустит Орка.
– Я принесу тебе лекарство, – сказал Орк.
– Я открою тебе, чтобы испробовать. Думаю, что открою. Всего тебе хорошего, Орк, сын Лоса и Энитармон!
– И тебе тоже, – сказал Орк и прошел сквозь кристаллическую стену.

ГЛАВА 24

Но оказался он не в мире Лоса. Отец сказал неправду о том, что врата с Антемы выведут Орка в родную вселенную. Лгал Лос или сам заблуждался?
Из Мира Пещер Орк вышел в мир, который местные жители называли Лактер. Вскоре Орк понял, что тоанам он известен под именем Ядавин Тар – Мир Ядавина. Когда-то это был Мир Туллоха – Туллох Тар. Но Ядавин разгадал ловушки в его вратах, и Туллоху пришлось спасаться бегством.
На Лактере казалось, что звезды порхают в ночном небе, как светляки. Орк употребил слово «казалось», потому что в карманных вселенных существовало множество иллюзий. Врата вывели его в пещеру у подножия горы на большом тропическом острове. Орк вышел через джунгли на берег моря. Понаблюдав несколько дней за туземцами, он открылся им. Это был мирный и дружественный народ, хотя некоторые их обычаи представлялись Орку странными и чересчур жестокими.
Язык поашенков не имел ничего общего с тоанским. Орк освоил его довольно быстро, хотя некоторые звуки были ему незнакомы. Он жил в хижине из стеблей растения вроде бамбука, оплетенных травой, с миловидной женщиной, охотился, ловил рыбу, досыта ел, много спал и залечивал свои раны. Душевные раны заживали не так легко, как телесные. Несмотря на кажущееся терпение, Орк горел желанием разыскать следующие врата. Хорошо овладев языком, он стал расспрашивать всех, кто хоть что-то знал, о мире за пределами острова. Сведения были скудны и больше походили на легенду.
Тем временем его темнокожие друзья предложили ему наркотик под названием афлатук, сделанный из сока трех растений. Орк пил его, а также курил измельченную кору дерева сомакатин. Оба снадобья вызывали у него приятное, мечтательное состояние, когда движения и мысли делаются медленными. Вкус плода или жареного мяса держался во рту часами. Оргазмы охватывали вечность от края до края. У вечности, как известно, нет ни начала, ни конца – для тех, кто не пьет афлатук и не курит сомакатин. Те же, кто делает это, видит начало и конец того, у чего нет ни начала, ни конца.
Следовало бы попробовать эти наркотики раз или два, а потом бросить. Но их употребление не оставляло последствий, и Орку сказали, что к ним не привыкают.
Только через некоторое время он заметил, что взрослые члены племени не отличаются хорошей памятью. А у его жены произошел выкидыш, что, как выяснилось, было здесь довольно частым явлением. Тогда эти факты не слишком обеспокоили Орка. Но когда он несколько раз промахнулся на охоте – а ведь он всегда был превосходным лучником, – его охватила тревога. Потом он начал забывать всякие важные вещи, и это встревожило его еще больше. Но все это со временем прошло.
В определенные дни года поашенки отправлялись в другие деревни большого племени сквамапенк – объединения мелких племен – на ритуальные празднества или просто поразвлечься. Орк заметил, что все пять мелких племен, собирающихся там, одинаково привержены к афлатуку и сомакатину.
Лишь после пятого праздника он ощутил смутное беспокойство. Открытие пришло к нему не сразу, а придя, поразило его, хоть и не сильно. Они наркоманы. Все, кто употребляет эти наркотики, уже не могут без них обойтись, включая и его самого!
В ту ночь, несмотря на мучительное искушение выпить афлатук и покурить кору, Орк устоял. Ни с кем не попрощавшись, он вышел в море на своем челноке. Он взял с собой воду и пищу, но наркотики не захватил.
На следующий день он пожалел, что не взял афлатук и сомакатин. Как он мог быть так глуп? К ночи он уже корчился в судорогах, и ветер уносил его крики, которые слышал только он да морские птицы. Его отнесло далеко от острова, и он не имел понятия, где искать другую землю. Волей-неволей приходилось подвергаться мукам резкого отвыкания.
Джим Гримсон тоже страдал и мучился, он тоже, фигурально выражаясь, кусал свои запястья и впивался пальцами в плоть. Он, как и Орк, вопил, он видел демонов, встающих из моря, и огромные, грозные призрачные фигуры, глядящие из туч, он чувствовал, что его мускулы вгрызаются в кости, выплевывая их прочь, а кости в это время пытаются прорваться сквозь плоть и кожу.
В промежутках между этими пытками Орк, а с ним и Джим, впадали в бездну депрессии. Орк видел самого себя – призрак сидел на носу лодки и скалился. Как ни странно, это видение открыло ему, что он получает извращенное удовольствие от своих страданий.
Орк чуть было не прыгнул в море, чтобы покончить со всем этим.
И вдруг его муки прекратились. Тело очистилось от наркотиков. Он ослабел, исхудал и испытывал жажду, потому что долго не пил и не ел, но выиграл свою битву. Нет, не битву, а войну. Он поклялся, что никогда больше не притронется к наркотикам.
К несчастью, во время бреда он выбросил за борт все запасы еды и питья, и теперь приходилось вести новую войну – против жажды и голода. Орк проиграл бы ее, если бы его не подобрал корабль. Но оказалось, что это судно работорговцев. Орка заковали и бросили в трюм к сотням других несчастных.
Работорговцы были очень высоки ростом и проживали в восточной части большого материка, о котором говорили Орку поашенки. Кожа у них была светлее, чем у островитян, а оружие сделано из стали. Судно было оснащено парусами, но на случай штиля имелись также и весла.
Эти пираты совершили два набега на какой-то большой остров и, набив свой корабль до отказа рабами, пошли на север – плавание продолжалось три недели. Орк пережил ужасы трюма, но не был уверен, что переживет само рабство. Его продали на плантацию, где выращивалось что-то похожее на коноплю, и отправили работать в поле. Работа от зари до темна под убийственным солнцем, дурная пища, беспрестанные унижения, недремлющие бичи надсмотрщиков – все это подвергало тяжким испытаниям его терпение и выносливость.
Орк знал, как карается недостаточно наглядное и полное послушание. Знал, что бывает за возражение надсмотрщику и даже за случайный угрюмый взгляд – знал и все же с большим трудом переламывал себя. Он внимательно наблюдал за всем, что его окружало, и искал пути к побегу.
Джим Гримсон не только разделял страдания Орка – у него были еще и свои. Он никак не мог оторваться от Орка, каким бы испытаниям и опасностям тот ни подвергался. Еще когда Орк переживал ломку, Джим решил, что с него хватит, и прочел возвратное заклинание. Но оно не подействовало. Придя в ужас, Джим повторял волшебные слова снова и снова – но освободиться не мог Его поглотили без остатка муки рвущегося на части тела и лихорадочные кошмарные видения. Он стал слишком Орком, чтобы быть Джимом Гримсоном.
Когда ломка завершилась, Джим подумал, что теперь-то можно вернуться на Землю, но решил задержаться еще немного. Он выдержал корабль работорговцев, поскольку сам Орк не находил это испытание совсем уж невыносимым. По той же причине Джим остался с Орком, когда тот стал работать на плантации.
В один прекрасный день Джим решил: хватит, сколько можно. Пора уходить. Вернусь потом, когда ситуация изменится к лучшему.
И снова Джим пришел в ужас, потому что не мог вырваться. Только на этот раз его не пускал мозг-призрак. Он придвинулся к Джиму и «схватил» его своими призрачными клешнями. Джим почему-то знал, что это именно клешни, вроде крабьих – мозг-призрак отрастил их и теперь использовал против него.
Больше мозг-призрак ничего не делал. Казалось, он пока довольствуется тем, что держит Джима. Сам Джим довольства далеко не испытывал. Он вырывался. Он читал заклинания. Он беззвучно взывал к Богу, в которого не верил. Все напрасно.
Вскоре после этого Орк взбунтовался. Он не намеревался этого делать – просто он перешел, или его вынудили перейти, предел своего терпения. Его надсмотрщик, Нагер, питал неприязнь ко всем рабам своей партии, но особенно невзлюбил Орка. Он издевался над белой кожей Орка, плевал в него, хлестал его чаще, чем других рабов, и за меньшие провинности, и всегда взваливал на него двойной урок.
В середине дня, когда Нагер велел водоносу не давать Орку воды, потому что тот пить не хочет, Орк выхватил все ведро и поднес его ко рту. В следующий миг Нагер сбил его с ног, ударив ногой в живот. А после взялся за бич. Молодой властитель вынес шесть ударов, прежде чем глаза ему застлало красным. Он ринулся вперед в алом облаке, которое окутало все вокруг, и лягнул Нагера в пах.
Прежде чем подоспели другие надсмотрщики и стражники, Орк свернул Нагеру шею.
Орк отчаянно боролся – он убил стражника и изувечил одного надсмотрщика, но его все же одолели и свалили наземь. Главный надсмотрщик, бледный под темной кожей, чуть ли не с пеной у рта, приказал обезглавить Орка немедля.
Рабы, согнанные смотреть казнь, образовали круг, в центре которого был Орк и те, кто его держали. Рабы стояли молча, но на их лицах читалась ненависть. Любой из них поступил бы так же, как Орк – вот только смелости недоставало.
Орка поставили на колени, скрутив руки за спиной, и пригнули вперед.
Главный надсмотрщик приближался к нему, обнажив свой длинный меч.
– Держите крепко! – говорил он. – Один удар – и я отнесу его голову хозяину!
Ужас Джима не поддавался описанию. Если Орк умрет, умрет и он. Джим был убежден в этом. Он выкрикнул освобождающее заклинание и сделал самое большое умственное усилие в своей жизни, хотя в последнее время-только этим и занимался.
У него возникло ощущение, что он летит сквозь бесцветную пустоту. Не черную – бесцветную. Холод обжигал его. А потом он оказался в своей комнате.
В ней горел свет. Джим стоял на ногах, нагнувшись вперед, и держал за горло Билла Крэнама, больничного охранника. Билл перегнулся назад, стоя на коленях, глаза у него выкатились из орбит, лицо посинело, а руками он стиснул запястья Джима.
Кто-то орал в голос, требуя, чтобы Джим отпустил Крэнама.

ГЛАВА 25

Два удара дубинкой по локтям парализовали руки Джима, и они сами собой отпустили горло Крэнама. Теперь самого Джима захватили сзади за шею полусогнутой рукой, оттащили его, полузадушенного, от Крэнама и швырнули на пол. Над ним стоял второй охранник, Дик Мак-Донрах, с поднятой дубинкой.
– Лежи тихо, черт бы тебя взял, лежи тихо! – хрипло говорил он.
Несмотря на предупреждение, Джим сел. Он был голый. Перед последними двумя вхождениями он снимал с себя одежду, считая, возможно неверно, что она препятствует переходу.
– Что случилось? – просипел Джим, глядя снизу на Мак-Донраха и ощупывая шею.
– Мы проводим внеплановый шмон, ищем наркотики, – сказал охранник. – Ты сидел на стуле и вроде бы ничего не слышал. Мы обыскали твою комнату – и вот что нашли!
Дик полез в карман и достал пластиковый пакет с черными капсулами.
– Допинг! – торжествующе сказал он.
Джим чувствовал себя отуманенным и отупевшим.
– Это не мои! – сказал он – Клянусь, не мои!
Уголком глаза он видел лица в дверях. Он повернул голову – там толпились больные в пижамах и халатах. У Санди Мелтон был очень опечаленный вид, Джилмен Шервуд ухмылялся.
Билл Крэнам, осторожно ощупывая шею, нетвердо встал и подошел к Мак-Донраху
– Господи Христе, Гримсон! – проскрипел он. – Что это на тебя нашло?
Я еле-еле тебя растолкал, а потом ты взял и кинулся на меня! За что? Уж мы, кажется, всегда были добрые приятели.
– Извини, Билл, – сказал Джим – Я был еще там в другом мире. Здесь присутствовал только частично. И не сознавал даже, что делаю.
– Боже праведный! – сказал Мак-Донрах – Да у меня вся рубашка в крови!
Джим видел кровь, но в голове у него это не отложилось. Он пребывал в полном оцепенении – он мог бы поклясться, что спустил черных красоток, которых дал ему Шервуд, в унитаз.
– Это ты испачкался, когда схватил Джима сзади, – сказал Билл и зашел Джиму за спину. – Иисус-Мария-Иосиф! У тебя из спины кровь хлещет, как из зарезанной свиньи! Откуда взялись такие глубокие раны? Мы не притрагивались к твоей спине, могу поклясться на целой куче Библий!
Теперь Джим почувствовал боль от рубцов и мокрое соленое жжение текущей крови.
– Это… – начал он и умолк. Как объяснишь такое? Да пока что ему и не надо этого делать. Главное сейчас – это разобраться, как попали наркотики к нему в комнату. Сукин сын Шервуд определенно приложил к этому руку! Но зачем ему кого-то подставлять? И как он это сделал, если это он?
Мак-Донрах, толстопузый здоровяк средних лет, повел Джима в ванную и поставил его спиной к зеркалу Джим, вывернув шею насколько возможно, осмотрел свою спину На ней было самое малое шесть длинных и глубоких рубцов. Их нанес Орку бич надсмотрщика, но они отпечатались и на спине у Джима. Кровь только-только начала запекаться.
– Я тебя помою, – сказал Мак-Донрах – Только не делай резких движений. Не доверяю я тебе.
– Я ж не сумасшедший, – сказал Джим. – Просто я был погружен, весь ушел туда. Я даже не знал, что делаю. И эти капсулы, Мак, не мои. Кто-то хочет меня подставить.
– Все так говорят.
Мак стер полотенцем кровь, потом обмыл рубцы водой и просушил бумажными салфетками. Потом еще протер раны спиртом. Джим стиснул зубы, но не издал ни звука.
– Тебе надо будет сходить в травматологию, там обработают как следует, – сказал Мак-Донрах с ухмылкой, точно ему доставляло удовольствие делать Джиму больно. – Но, думаю, теперь инфекция тебе не грозит. Надевай халат и шлепанцы.
– Ладно. Но я эти капсулы не покупал и не приносил их сюда. Честное слово.
– Ишь, невинная овечка! В твоем возрасте невинных уже не бывает.
– Философ хренов! – прорычал Джим.
Красный туман, окутавший Орка, теперь окружал его. Еще недавно Джиму казалось, что он сумеет сохранить хладнокровие и действовать мудро и осторожно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31