Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?— Не хочется огорчать тебя, парень, — с кислой улыбкой заметил он. — Самое неуязвимое у тебя место — это, безусловно, психика. Никто и ничто не сможет пробить в ней брешь.— Что-то больно много вы обо мне знаете...— Читал.— Где?Он опустился на стул, подался вперед, руки сложены на коленях.— Ты считаешься погибшим. Твой друг из департамента полиции, Патрик Чамберс, отслужил по тебе панихиду. Надо сказать, на этой церемонии было полно народу. Весьма странные собрались там скорбящие.— По крайней мере, я никогда не оставлял своих клиентов в подвешенном состоянии, — заметил я. — В досье и папках все подчищено, все...— Да, но твоя секретарша...— Вельда?— Да. Она собирается снова открыть контору.— Что ж, у нее самой тоже есть лицензия частного сыщика. Думаю, вполне справится.Затем вдруг мне стало плохо. Возникло странное ощущение невесомости, пустоты, в ушах зазвенело. Я чувствовал, как против собственной воли мышцы становятся дряблыми, словно я таю, уменьшаюсь... Мельком успел заметить, как док поднялся со стула. Подошел, пощупал пульс и пробурчал нечто нечленораздельное, а затем уложил меня на пол.Я открыл глаза. Он смотрел на меня.— Я был не прав, Майк. Оказывается, и в твоей броне можно пробить брешь.Я закрыл глаза и лежал молча, пытаясь представить, что это за штука такая — смерть.Паршивая штука...Влажным прохладным полотенцем кто-то отер мне пот с лица. Еле тлеющая искорка жизни превратилась в маленький язычок пламени. И когда пламя это разгорелось, доктор спросил:— Можешь встать?Я моргнул один раз. Говорить было трудно.С его помощью я оказался в сидячем положении и несколько раз глубоко втянул в грудь воздух, от чего сразу полегчало.— Что, плохи мои дела, да, док?— Не слишком хороши, но и не так уж плохи. Как сейчас, получше?— Чувствую себя на миллион долларов.— Прекрасно.Я отпил глоток холодной воды из стакана. Совсем маленький глоток. Вот и все, что я мог себе позволить.— Думаю, мы с вами в одной лодке.— Какой именно?— Той, что даст течь и потонет, если не грести.— Вон оно что...— Нам обоим... полагается быть мертвыми. Весь вопрос в том, как вернуться с того света. * * * Первые несколько недель пролетели как во сне. Летаргическое состояние, в коем я пребывал, вызванное химическими препаратами, превращало любое физическое усилие в слишком сложное и ненужное. А мозг хоть и фиксировал звуки, запахи, цвета и очертания предметов, делал это лениво и равнодушно, не утруждаясь даже включить в память.Чувство юмора я тоже вроде бы не утратил. Возникали также моменты, когда, к примеру, врач звонил в банк и договаривался о переводе денег. Его дружки, вернее собутыльники, будут просто в восторге... Иногда мне хотелось спросить, как это он так по-дурацки распорядился деньгами, когда уходил из дома. Ведь все можно было устроить по-другому, разве нет? Однажды удалось подслушать какую-то совершенно непонятную тарабарщину. Он советовался с кем-то по медицинским вопросам, и я ни черта не понял. Позже по почте пришла коробка с медикаментами.Однажды я проснулся еще до восхода солнца. В окно врывался солоноватый морской воздух, и пахло от него теплом и ленью. И еще немного — рыбой... И этот новый день уже не казался нереальным. Нет, он был полон жизни, имел фактуру и вкус. Затем вдруг возник еще один замечательный запах, которому я особенно обрадовался. Он показался сладчайшим из ароматов на свете...Доктор Морган вошел в комнату с кружкой дымящегося кофе и вместительной белой миской.— Ты как, не против?— Без молока, пожалуйста. И два пакетика заменителя сахара.— А я-то думал, ты захочешь просто крепкий черный...— Ну нет, это для крутых ребят, — ответил я.Он раскрыл ладонь. На ней лежали несколько розовых пакетиков заменителя сахара. Выглядели они так, словно он подобрал их на помойке.— Знаешь, где достал? — Я не ответил. — Лежали в кармане твоего пиджака.— Тогда с чего вы решили, что я буду пить просто черный, без сахара?— Ошибся в диагнозе. Так с сахарином?— Конечно.Сахарин был не первой свежести, но в целом кофе оказался вкусным. Это была первая чашка, выпитая мной за долгое время. И мне казалось, что я готов выпить весь кофейник. Но, выпив чуть больше половины кружки, я вдруг поставил ее на стол и вопросительно взглянул на доктора Моргана.— Все нормально, — заметил он. — Организм сам решает, сколько ему надо. Так что не насилуй себя. Есть хочешь?— Да нет, не очень. Насытился кофе.— Тогда попозже я принесу тебе вкусную кашу.— С чего это вы так добры ко мне? — спросил я.И снова увидел, как пролегли меж бровей морщинки озабоченности, и услышал, как он ответил:— Ты завернул за угол. И входишь теперь в новую фазу.— Да нет, я не о том.Морщинка улетучилась, ее сменила немного растерянная усмешка.— Ну... вообще-то особого смысла лгать нет.— И?..— Мне нужен твой опыт. — Теперь уже я глядел растерянно, и он, заметив это, добавил: — Вернее, совет.— О чем?— О том, как не попасть в тюрьму. Я разъезжал повсюду в старой тачке с украденными нью-йоркскими номерами. И уверен, что однажды меня остановят, хотя бы просто потому, что эта развалина дымит и воняет, резина лысая, а глушитель тарахтит, как автомат.— Приятно, что я наконец-то кому-то понадобился. Тут и думать-то особо нечего, какие проблемы! Деньги у вас есть, док?— Ага. Полные карманы пустых бутылок.— Старые документы сохранились?— Все, что лежало в бумажнике. Водительские права, удостоверение врача еще из той больницы, регистрационная карточка избирателя, в общем, вся эта муть.— Прекрасно. Тогда купите машину, зарегистрируйте ее на собственное имя, оформите все должным образом и легально. И вперед, получать права. Ведь у вас имеется удостоверение личности. Просто скажите им, что надоело сидеть без дела, что мечтаете вновь поступить на работу. Это на тот случай, если возникнут вопросы.— Но, Майк, ведь официально я давно покойник!— Послушайте, док, — резко сказал я, — кто это будет вспоминать о глупости, которую вы совершили несколько лет тому назад? Кроме того, вы мало похожи на покойника. Поверьте, никто не будет ничего проверять. Только сперва раздобудьте себе приличную одежду, чтоб вам поверили. Ну, какие-нибудь там брюки в клетку и футболку для игры в гольф с маленькой такой вышитой ящеркой.— Я в гольф не играю.— Тогда оденьтесь под рыбака.Он поднялся и поглядел на меня сверху вниз. Затем на лице его расплылась широкая улыбка, и он заметил:— Нет, ей-богу, никакого кайфа в том, что ты покойник, нет! * * * Зазвонил телефон. Моргана не было, а потому трубку снять он не мог. А когда снимал, обсуждал разные мудреные вещи по части медицины или доставки продуктов на дом.Я снял трубку и, стараясь изменить голос до неузнаваемости, рявкнул:— Да?Но едва услышал первое слово, спину и плечи словно холодком обдало. Он сказал:— Привет, Майк! Тебе как, лучше?Он старался выговаривать слова как можно мягче и приветливее, словно и не было разрыва в наших отношениях, точно и не было той перестрелки в порту!..Секунду-другую я молчал, затем набрал побольше воздуха, затем спросил своим, уже нормальным голосом:— Как это ты меня нашел, а, Пат?— Я ж как-никак полицейский, или ты забыл? И у нас, капитанов, все же имеются кое-какие возможности и власть.— Откуда звонишь?— Нормальный телефон, не прослушивается. Из будки автомата, в универмаге.— Но как ты все-таки меня нашел?— Это было непросто, — сознался он.— Раз нашел, значит, и другие тоже могут.— Только в том случае, если в их распоряжении всякая там электроника и нужные люди, — сказал Пат.Я еще раз глубоко втянул в грудь воздух.— Тогда скажи вот что, приятель... Зачем?На сей раз уже он сделал паузу, прежде чем ответить.— Кто-то стрелял в Маркоса Дули.Я тихо чертыхнулся.Пат знал, о чем я думаю, а потому не торопился. Старый приятель Маркос Дули, это он привел меня и Пата в военную разведку еще до окончания войны и продвигал по службе, пока мы не заняли нынешние должности. С той разницей, что Пат носит синюю форму нью-йоркского департамента полиции, а я носил при себе удостоверение частного детектива штата Нью-Йорк, а также имел разрешение на оружие. Со временем Маркос Дули превратился в полное ничтожество, и вот теперь его убили. Но мы поддерживали друг друга в самые горячие и трудные денечки, когда кругом свистели пули и рвалась шрапнель. И вышли живыми из этой смертельной игры, потому как делали все правильно, прикрывали друг другу задницу, а уже потом... Потом было куда легче.— Как это произошло, Пат?— Кто-то ворвался к нему в дом и выстрелил в живот.— Ты знаешь кто?— Пока нет. Но подозреваемый уже наметился.— Я его знаю?— Ясное дело. Ты пристрелил его братца. Уго Понти.Я буркнул нечто невнятное, потом спросил:— Как он?— Помирает. Как считаешь, можешь сюда приехать? Он хочет тебя видеть.— Приеду. — После паузы я спросил: — А как там Вельда, Пат?Я прямо так и видел, как он ухмыляется в телефонную трубку.— Ждет, — ответил он. — Ей и в голову никогда не придет, что ты можешь окочуриться. * * * Врач посадил меня на самый ранний рейс до Нью-Йорка, разорившись при этом на билет в первом классе, где можно нормально вытянуть ноги и отдыхать. Я попросил стюардессу не будить меня до посадки, затем скинул мокасины и уснул. На сей раз — без всяких таблеток. Это был нормальный, естественный сон с наиестественными сновидениями, которые казались столь реальными, что пришлось проснуться, чтоб избавиться от них. Изуродованные, но тем не менее узнаваемые лица, глухие грохочущие звуки пришли ко мне из прошлого. Иногда время как бы сжимается, и, прежде чем я успел вырваться из лап какой-то неописуемой штуковины, которая впилась в меня мертвой хваткой, я вдруг открыл глаза и увидел хорошенькое личико стюардессы. Склонившись, она нежно трясла меня за плечо. Я выдавил улыбку.Но она догадалась.— Страшные сны?— Ужасные.— Вы хотели побить меня?— Нет, конечно, не вас.— Тогда кого же?— Плохих ребят, — ответил я.— Вы военный?— О, был. Но уже давно.— Тогда, значит, коп, — она слегка сощурилась, в глазах светилась усмешка.— Ну, в каком-то смысле да, — ответил я.Хмурость исчезла, смешинка в глазах осталась.— О-о-о... — протянула она. — Один из тех... — Заметила, что я, по всей видимости, не понял, и добавила: — Ну, типа террориста.На сей раз уже я усмехнулся, выпрямился в кресле, привел спинку в вертикальное положение и сказал:— Можно, конечно, считать и так.Улыбка, которой она одарила меня в ответ, говорила, что она не поверила. Ни на грош.Курортный сезон еще не настал, а потому птиц, слетавшихся с юга, встречало не так уж много людей. Я перекинул сумку через плечо и медленно двинулся по коридору, шагая гораздо неспешнее, чем обычно принято для ньюйоркца.Все остальные пассажиры с того же самолета уже опередили меня, когда, наконец, я подошел к выходу с неким странным замиранием сердца и ощущением радостного предвкушения. И тут же увидел встречающих — Пата Чамберса и Вельду. Они искали меня глазами и не знали, кого сейчас увидят — ходячего мертвеца, духа из прошлого или же озверевшего от чувства мести парня, не знающего, на кого излить свой гнев.Но все сошло вроде бы благополучно... Я понял это по выражению лица Пата и искорке, сверкнувшей в глазах Вельды. Мой друг знал меня как облупленного, как может знать только очень близкий друг. Что же касается Вельды, то она была наделена даром видеть вещи как бы изнутри. И глаза ее говорили о том, что невыносимо долгие месяцы нашей разлуки теперь в прошлом. И ничего более. От меня не требовалось ни оправданий, ни объяснений, ни каких-либо историй на тему этого самого прошлого, если только я, конечно, не захочу рассказать сам. Достаточно было этого взгляда без слов, говорившего: «Я рада, что ты вернулся», вот и все.Со стороны обмен приветствиями мог бы показаться довольно формальным. Мы с Патом обменялись рукопожатием, не слишком крепким — оба знали, что время для крепкого еще не настало. Потом мы с Вельдой обнялись — тоже не слишком крепко, но нежно. И обменялись одним лишь поцелуем, который мог бы показаться постороннему ничего не значащим, просто приветственным. Но для нас обоих в этом поцелуе тлела и подразумевалась страсть. Да нет, слабо сказано, то был целый взрыв эмоций, по-своему даже пугающий. Вельда скромно отстранилась, потом заглянула мне в глаза и поняла, что я почувствовал то же самое.Было время, когда я подвергал сомнению наши чувства, толком не мог в них разобраться. Но не теперь. Теперь я точно знал. И еле слышным шепотом, так тихо, чтоб даже Пат не услышал, сказал:— Я люблю тебя, Вельда.И она быстро и тоже тихо ответила:— Знаю.Я ждал. Она улыбнулась. Потом наконец сказала:— Ты ведь знаешь, что я чувствую, верно?Тут уже я выждал секунду, ухмыльнулся и ответил:— Теперь знаю, котенок. Глава 2 В квартире моей все изменилось. Там по-другому пахло. Нет, мебель стояла та же, но выглядела как-то ярче. А вот шторы на окнах висели новые, не те, которые однажды повесила одна девушка с Третьей авеню. Вельда проследила за моим взглядом и сказала:— Их надо было сменить.Я кивнул, давая знать, что понял, о чем это она.В кухонной раковине — ни единой тарелки. В ванной — кусок нового мыла и новые чистые полотенца на вешалке.— Я здесь прибрала, — сказала Вельда. — А потом все время поддерживала чистоту.— Да, — кивнул я. — Сразу заметно.— Правда? — На лице ее сияла полная самодовольства улыбка.— Уходя, я опустил крышку унитаза, — сказал я.Тут она начала хохотать. А потом, когда наконец успокоилась, глаза ее проделали одну такую штуку, которая всегда меня страшно заводила. Только женщина способна проделывать глазами такие штуки, и Вельда, похоже, владела этим мастерством в совершенстве.И голос ее звучал низко и хрипловато, а слова, которые она выговаривала, — зазывно и нежно. Она еще немного поиграла глазами, прекрасно осознавая, какое это производит на меня впечатление, а затем спросила тихо:— И как собираешься благодарить меня за это, а. Майк?Я тоже не новичок в этих играх. Я знал, чего она от меня добивается, какие хочет услышать слова, но пришло время удивить и ее. Причем удивить не на шутку, а так, чтоб до самых колготок проняло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30