Но она никак не могла вспомнить, когда в последний раз он надевал пальто из верблюжьей шерсти!
Во всяком случае, менее недели назад, потому что на прошлой неделе она сдавала его в чистку.
А она-то считала, что знает каждый его шаг, каждый жест! Он рассказывал ей все, даже анекдоты, услышанные за день в редакции. Без конца звонил ей. Они встречались в городе. Если у него выпадала свободная минута, он тут же мчался к ней в магазин, чтобы лишний раз повидаться с ней.
По-прежнему сильно возбужденная, вернулась на балкон и вдруг опять побледнела
- Ты ведь никогда не бывала на зимних курортах, киска? Была, один раз, в качестве продавщицы, когда сестры Коро открывали в Межер сезонный филиал.
- А хочется? Тебе ведь дадут пару недель отпуска? Достаточно мне провернуть одно дельце, и мы с тобой...
Почему она тогда не запротестовала? Наоборот, даже выразила радость, в сущности, лишь потому, что не поверила Он ведь только и делал, что строил самые невероятные планы, один дороже другого, словно был миллионером, имея при этом единственный источник дохода - свои статьи.
Не она ли сама сказала ему как-то:
- Ты рожден быть богачем. Ты хочешь иметь все...
- Особенно для тебя... - ответил он тогда с несвойственной ему серьезностью. - Знаешь, с тех пор, как мы вместе, мне безумно хочется иметь машину.
- Ты умеешь водить?
- Да, когда-то у меня был автомобиль...
Она не решилась спросить, когда В сущности, они почти ничего не знали друг о друге, кроме того, что любили друг друга Их брак был чем-то вроде игры, чудесной игры.
- У тебя есть родители?
- Отец...
- Разумеется в провинции!... - сам уточнил он, - Но ты совершеннолетняя... А у меня никого нет... Займись документами... Зарегистрируемся в мэрии IX округа...
Потому что Жермена до замужества снимала комнату в одной из меблировок DC округа
- Она не слишком унылая, эта мэрия, не знаешь? Впрочем, долго ли мы там пробудем...
Такси. Нет. Едет дальше. Вернулась в комнату, чтобы взглянуть на часы. Начало первого. Прохожие стали настолько редкими, что на улице подолгу слышались их гулкие шаги.
- Жаль, что я не встретил тебя три года назад...
- Почему?
- Потому что в молодости люди зря теряют время...
Нет конца подобным вроде незначительным фразам, которым она в свое время не придала значения и которые теперь сами всплывали в памяти. Даже его веселость приобретала теперь в ее глазах иной оттенок. Он был по натуре веселым, жизнерадостным, живым. И в то же время в его взгляде всегда присутствовала какая-то задиристость, упрямство.
- Я докажу тебе, что я не такой уж плохой.
- Но почему ты должен быть плохим? Он улыбался, или смеялся, или целовал ее.
- На самом деле, понимаешь, я, по-моему, такой же, как все... Намешано и хорошее, и плохое, причем так здорово перемешано, что я и сам не всегда могу разобраться...
Только бы он вернулся! Только бы увидеть, как он выходит из такси, или появляется из-за угла улицы, или услышать его шаги на лестнице!
Почему он позвонил, в половине одиннадцатого? И почему у него был такой смущенный голос, словно ему впервые приходилось от нее что-то скрывать?
Ей не следовало звонить туда, в зал Ваграм. Теперь она это понимала. Это могло иметь серьезные последствия. Сказала ли она главному электрику, что она жена Марселя? Она не помнила
Но нет! Не может быть! Почему именно сегодня, именно в этот вечер?
Но с какой стати он вдруг заговорил о зимнем курорте и об автомобиле? Какое дело собирался "провернуть"? Время от времени, помимо статей о спорте, ему перепадала также реклама, от которой ему шло десять процентов. Несколько тысяч франков, не больше.
Вернулась в комнату, к телефону. Нет. Снова вышла на балкон, где с низкого неба теперь сеялся мелкий дождик. Было очень тихо. Панорама ночного Парижа за легкой вуалью дождя выглядела еще интимнее. Где Марсель? Почему он не возвращается?
Телефон... Она то и дело возвращалась к нему, отходила, снова подходила
- Алло!... Междугородняя?... Пожалуйста, соедините меня с номером 147, в Жуэнвиле...
Звонки, на том конце провода, звучали очень долго и, неизвестно почему, создавали впечатление разбуженного в большом пустом доме эха
- Не отвечает...
- Пожалуйста, звоните еще, мадемуазель... Я знаю, что хозяин дома.. Просто он, видимо, уже спит... Звоните еще, пожалуйста
Звонки, звонки... Одновременно она прислушивалась и к звукам на лестнице, и к шуршанию шин такси и автобусов на улице...
- Алло... Это Жермена.. Ты спал?... Точно?... У тебя сейчас никого нет?
Черты ее стали жесткими.
- Извини, что разбудила.. Что?... Подагра? Извини, я не знала..
Голос на другом конце провода был недовольный. Голос человека, в разгар приступа подагры поднятого с постели и вынужденного спускаться вниз, к телефону.
- Ты должен ответить мне на один вопрос... Скажи, только честно, ты знаком с неким Марселем Бланом?...
Голос, сердито:
- Мне казалось, что имена у нас не назывались...
- Это необходимо... Ты хорошо расслышал?... Марсель...
- Ну и что?
- Ты с ним знаком? Молчание.
- Ты должен ответить немедленно... Это очень важно... Никогда в жизни я тебя больше ни о чем не попрошу... Ты его знаешь?
- Как он выглядит?
- Двадцать пять лет... Красивый... Элегантный... Брюнет...
Ее вдруг осенило:
- Носит пальто из верблюжьей шерсти, очень светлое...
Молчание.
- Ты знаешь его?
- А ты?
- Неважно. Отвечай. Знаешь?
- Ну и что дальше?
- Ничего... Мне нужно знать... Знаешь, да? Ей показалось, что кто-то поднимается по лестнице. Это оказалась кошка, замяукавшая под дверью.
- Приезжай ко мне завтра, поговорим...
- Подожди... Не вешай трубку... Скажи только, не сегодня ли вечером...
- Что?
- Ты что, не понимаешь?
- Мне казалось, ты замужем.
- Вот именно... Это... Это мой муж...
Почему ей вдруг показалось, что она видит, как мужчина на том конце провода пожимает плечами? Он ограничился двумя словами:
- Ложись спать...
Теперь она могла что угодно и сколько угодно говорить в телефонную трубку. Там, в Жуэнвиле, трубку повесили.
Была половина второго ночи, а Марселя все еще не было. Бесхвостый поросенок отбрасывал розовые блики на полированную поверхность стола с раскрытой на ней коробкой с нитками; пальто из верблюжьей шерсти по-прежнему валялось на ковре.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПРОДАВЕЦ ПОРОСЯТ
Четыре часа. Из всех окон, которые можно было увидеть с балкона, освещено было лишь одно, за занавеской которого то и дело мелькал силуэт - видимо, человека, ухаживающего за больным.
Марсель не вернулся домой. Он не позвонил, никак не дал о себе знать. И вот когда большая стрелка на часах заняла вертикальное положение, Жермена решилась на еще один телефонный звонок.
- Алло... Это ты, Ивет?... Я разбудила тебя, бедняжка... Не сердись на меня... Да, это я, Жермена... Я должна просить тебя о большой услуге... Что ты говоришь?
Здоровенная нескладеха, на том конце провода, сонно буркнула:
- Уже?...
Это была продавщица из ее магазина, здоровая двадцативосьмилетняяя девица, совершенно лишенная внешней привлекательности. Она не питала на свой счет никаких иллюзий, но это не мешало ей быть самым веселым, самым доброжелательным и надежным другом своих красивых подруг.
- Побыстрее одевайся, неважно во что. Я тем временем позвоню и закажу тебе такси. И немедленно приезжай ко мне. Такси не отпускай...
Если не считать этого "Уже?", то Ивет не выразила ни удивления, ни любопытства, и четверть часа спустя у дома остановилось такси, из него вышла рослая девица, вошла в подъезд, и Жермена поспешила ей навстречу.
- Ты, должно быть, удивлена...
- Отчего же, всякое случается, подруга...
- Марселя нет дома...
- Догадываюсь. Если бы он был дома, ты бы не позвала меня...
- Я объясню тебе все позже, вернее, сознаюсь тебе прямо, что ничего не смогу объяснить даже тебе...
- Куда я должна за ним ехать? И что я должна ему сообщить? Что ты заболела и что ты пыталась покончить с собой?
- Ты останешься здесь... Ехать нужно мне... Слушай внимательно... Постарайся не заснуть и не пропустить телефонного звонка... Если позвонят, внимательно запиши все, что скажут... Если позвонит Марсель, назовешь себя... Он тебя знает... Скажешь ему, что я скоро вернусь... Ну и, если он вдруг появится, скажи ему то же самое... Что я беспокоилась, что... что пошла искать его...
- Половина пятого... - заметила Ивет. - Раздеваться уже нет смысла... Могу я лечь на диван?... У тебя не найдется чего-нибудь выпить?...
- В шкафу должна быть бутылка коньяка... Жермена была уже у двери. Еще через минуту она уже садилась в такси.
- В Жуэнвиль, пожалуйста... Потом вдоль берега Марны... Я скажу, где остановиться...
Перейдя от бесплодного ожидания к действиям, она чувствовала, как все больше обретает присутствие духа и ясность ума. Она продолжала, по старой привычке, вполголоса разговаривать сама с собой. Улицы Парижа были пустынны, лишь изредка попадались груженые овощами грузовики, направлявшиеся к городским рынкам. Менее чем за полчаса достигли Жуэнвиля, а еще через пару минут Жермена остановила машину у Большой виллы на берегу реки.
- Подождите меня...
Позвонила. Приготовилась к тому, что звонить придется долго. Наконец, уловила приглушенные шаги за дверью. Она знала, что сначала в двери приоткроется глазок, и ее будут долго разглядывать. Ее охватило нетерпение. Шел дождь. Плечи у нее начали промокать
- Это я, - сказала она. - Открывай. И сварливый голос ее отца, из-за двери:
- Черти тебя принесли...
Наконец он открыл. Впустив ее в дом и заперев дверь, щелкнул выключателем, толкнул дверь справа, ведущую в большую, пыльную, неотапливаемую залу, где человека сразу же окутывали холод и сырость, а также затхлый запах плесени и давно не убираемого и не проветриваемого помещения.
- Что, не вернулся домой? - спросил он, плотнее запахивая халат и поглубже зарываясь в одно из старых кресел.
- Если бы вернулся, я не была бы здесь.
Мужчина был огромного роста, рыхлый, с испещренным красными прожилками лицом и тяжелыми мешками под глазами. То и дело поглаживал воспаленную ногу.
На дочь смотрел с не лишенным иронии и сарказма любопытством.
- Кажется, ты здорово влипла, а? Не надо было так высоко задирать нос. Как вспомню все, что ты мне наговорила...
- Я приехала, чтобы серьезно поговорить с тобой... Ты знаешь Марселя...
- Да, я знаю по крайней мере одного Марселя... Если бы ты хотя бы соизволила сообщить мне имя человека, за которого собираешься замуж, вместо того чтоб совать мне на подпись пустой бланк... Что с ним стряслось, с твоим Марселем?... Сцапали?
Она даже не попыталась дать отпор:
- Я не знаю... Он не вернулся... А в кармане у него, случайно, я обнаружила одного из твоих бесхвостых поросят... Когда он был у тебя?
Мужчина, которого все называли месье Франсуа, на своей большой кирпичной вилле в Жуэнвилле проводил только ночи и выходные дни. В самом сердце Парижа, возле церкви Нотр-Дам-де-Лорет, в двух шагах от зала Друо, находился его антикварный магазин, больше напоминавший лавку старьевщика, где можно было найти все: старые кресла и столики для визиток, пожелтевшие марки, более или менее подлинные картины, китайские безделушки из нефрита и слоновой кости...
Все это, как и дом в Жуэнвиле, было пыльным, очень старым, и сам хозяин, месье Франсуа, ходил всегда в одном и том же, слишком просторном, покрытом пятнами старом костюме с потертыми локтями и лоснящимся воротником.
- Дня три-четыре назад, - отвечал он, подумав.
В этом магазине, на одной из полок стояло несколько точно таких розовых бесхвостых поросят, какой Жермена обнаружила в кармане Марселя и вид которого так сильно взволновал ее, а на складе у хозяина хранился целый ящик этих безделушек.
Вначале их было ровно тысяча, тысяча фарфоровых поросят, абсолютно одинаковых, лишенных задорного хвостика штопором, обязательной принадлежности этих животных.
Много лет назад зашел как-то в лавку один проезжий коммерсант и достал из кармана одну из этих безделушек.
- Это подлинный Лимож, - пояснил он. - У меня их тысяча, совершенно одинаковых. Нет необходимости говорить вам о тонкости работы и изысканности цвета, поскольку вы, конечно, прекрасно в этом разбираетесь. Это часть большого заказа на разных животных, предназначавшегося на экспорт... Что же случилось? О чем задумался художник? И как потом никто, ни во время формовки, ни при обжиге, не заметил оплошность?... Во всяком случае, вся партия уже была готова, когда увидели, что поросята-то бесхвостые! Вот так вот! Господин Франсуа, хотите верьте, хотите нет, но этого оказалось достаточно, чтобы реализация их стала невозможной... Предлагаю вам всю партию, всю тысячу поросят... Назовите цену...
Франсуа назвал какую-то незначительную цифру, и на следующий день ему были доставлены ящики с поросятами. Прошел год, а он так и не продал ни одного из них, поскольку клиенты, повертев безделушку в руках, всякий раз говорили:
- Жаль, что отбился хвостик...
- Он не отбился. Его не было с самого начала...
И все же с некоторых пор поросята начали один за другим исчезать из лавки. Более того: те, кто их покупал, никогда не торговались, ничего не искали в магазине, а, войдя, сразу же спрашивали:
- У вас есть фарфоровые поросята?
Далее происходила еще более странная вещь. Когда клиент интересовался ценой, хозяин задумывался на время, прежде чем назвать цифру, всякий раз разную.
- Двадцать два франка...
Двадцать один, двадцать три, реже ниже двадцати. Но вот однажды он, например, сказал:
- Один франк.
Дело в том, что двадцать два франка означали двадцать два часа, то есть десять часов вечера. А один франк - час ночи.
И это следовало понимать как то, что в это время Франсуа будет ждать данного посетителя на своей вилле.
Таких посетителей было немного. Это были чаще всего одни и те же молодые люди, обычно хорошо одетые. Некоторые приезжали на собственных автомобилях, оставляя их у тротуара, но попадались и довольно ничтожные субъекты, которых странно было видеть покупающими предметы столь излишние, как фарфоровые поросята.
Таким образом, даже если в лавке был народ, никто ни о чем не догадывался.
1 2 3 4 5