— Не откажусь. Чарли вас известит. А теперь, Чарли, красавчик ты мой, не подумай, что я у тебя соскучился, но нам ехать всю ночь.Он зашел в кухню, расцеловал Джулию и, возвращаясь назад мимо стойки, сунул в карман плоскую бутылку.— Не возражаешь?Когда Джастин вновь отважился выйти на аллейку, окончательно стемнело, и он не раз натыкался на неожиданные препятствия, в том числе на консервные банки, которые громко дребезжали под ногами. Наконец, собравшись с духом, он высунул нос на улицу, где освещены были теперь только четыре здания: типография закрылась, и Честер Нордел вернулся к себе на Холм.Пиджак на Джастине отсырел и стал как ледяной»Живот порой так схватывало, что У орд останавливался и прислонялся к стене.Обойдя вокруг дома Элинор, он увидел на кухне хозяйку в фиолетовом халате, беззвучно повернул ключ в замке, на цыпочках поднялся по лестнице и очутился в теплом мраке своей комнаты, пропитанной запахом его тела.Вцепившись в штору, он посмотрел в окно. На тротуаре и мостовой пусто: ни прохожих, ни даже бездомной собаки, только на фоне четырех освещенных витрин под северо-западным ветром косо падают хлопья снега.Уорд собирался полежать всего несколько минут, грея руками живот, а потом встать и выпить чего-нибудь горячего, но тут же впал в полузабытье, прерываемое спазмами, от которых его подбрасывало, хотя он так и не мог стряхнуть с себя оцепенения.Окончательно придя в себя, он увидел разводы обоев — на стену падал свет уличного фонаря. Уорд бросился к окну, ничего не заметил и сообразил, что уже девятый час: освещенными остались только три витрины — закрылся кафетерий. Еврей-старьевщик, окна у которого были забраны прочной решеткой, оставлял в витрине свет на всю ночь.
Чарли у себя в баре томился желанием потолковать с кем-нибудь о Джастине, лучше всего с заведующим почтой, но тот почему-то в этот вечер не появился.Посетителей вообще почти не было, видимо из-за погоды, и Чарли поглядывал то на мышино-серое пальто, все еще не взятое с вешалки, то на бильярдную напротив.Наконец, в последний раз позвонил Элинор:— Уорд вернулся?— Оставьте меня в покое или я выключу аппарат! Нет его, понимаете, нет. И он велел сказать, что не знает, когда вернется. Удовлетворены?Джастин, прильнув к двери, слушал. Девушки были у себя и по привычке оставили дверь открытой: они уверяли, что так теплее. В комнате слышались приглушенные звуки радио и — чуть громче — голоса, но Уорд не давал себе труда связывать между собой обрывки доносившихся до него фраз.Сидя на кровати и по-портновски поджав под себя ноги, Аврора шила. Мейбл писала письмо, но оно никак не получалось.— Право, не знаю, что написать. О чем бы ты рассказала ей на моем месте?— Она — твоя мать. Моей давно уже нет.— Но я же должна черкнуть хоть несколько строк о Рождестве!— Кстати, что будем делать сегодня вечером?— Норман тебя не приглашал?— Еще нет. Вероятно, вынужден провести вечер с семьей.— Не съездить ли нам в Кале?— Для этого надо найти кого-нибудь с машиной.Она вскинула голову и прислушалась.— Ты ничего не слышала?— Нет.— Вроде треск какой-то.В эту минуту Аврора первой увидела, как в дверном проеме возникла фигура Джастина Уорда. Она чуть не вскрикнула — так ее напугало его бескровное лицо, словно вынырнувшее из полутьмы коридора.— Мейбл! — выдавила она.Мейбл, в свою очередь, обернулась. Взгляд ее застыл.Она не произнесла ни слова, не шевельнулась — У орд показался девушкам привидением. Может быть, просто потому, что обе думали — его нет дома: пять минут назад они слышали, как хозяйка ответила по телефону, что не знает, когда он вернется.Джастин был без галстука и воротничка, из-под расстегнутого жилета выглядывали подтяжки. Вернулся он, видимо, уже довольно давно, потому что на ногах у него были шлепанцы, а волосы растрепаны, как после сна.Казалось, ему трудно говорить, и он жестами, вернее, всем своим видом требует, чтобы Мейбл отправилась с ним. Но она молчала, сжимая в руке перо, и он, раскрыв рот, наконец произнес:— Зайдите ко мне на минутку, хорошо?Позже Аврора рассказывала подруге:— Ты была как загипнотизированная. Я тебе подаю знаки — не ходи, а ты встаешь, берешь с кровати свою шаль — и к дверям.Мейбл была в белом пеньюаре. Она проследовала за Джастином по коридору, вошла к нему в комнату. Прежде чем закрыть дверь, Уорд указал на стол, где заранее положил пятидесятидолларовую бумажку.— Побудьте со мной — и только, — прохрипел он. — Я болен. И, боязливо взглянув в окно, добавил:— Мне нехорошо.Она дала ему закрыть дверь. Взглянула на постель, еще хранившую отпечаток его тела.— Почему же вы не ложитесь?— Не могу больше оставаться один.— Вы больше не один, — не слишком ласково отозвалась она.— А вы не уйдете? Даже если у меня температура?Даже если вам кажется, что я немножко не в себе? Тогда ступайте скажите подруге, что я заболел, а вы за мной ухаживаете. Пусть она вас не беспокоит.Мейбл подчинилась. Джастин вышел вместе с ней в коридор, чтобы послушать, что она скажет, и увериться, что она вернется. Войдя к себе и став спиной к двери, девушка поднесла палец к губам, но это не помешало Авроре громко заявить:— Надеюсь, ты к нему не пойдешь? Он же псих, разве не видишь?— Он болен.— Вот те на!— Надо же кому-то за ним присмотреть!Она торопливо достала пальто. Аврора вспомнила про новые туфли в ящике шкафа и удостоверилась, что подруга не берет их с собой.— Что у вас там, наверху, происходит? — донесся с первого этажа голос Элинор Адаме.— Мистеру Уорду нехорошо, мэм. Я поухаживаю за ним.— Он вернулся?— Разумеется.— Ты не ошибаешься? Передай ему, что его все время требуют к телефону. Пусть выяснит, кто звонит.Наконец Джастин, так и не сказав ни слова, закрыл дверь за собой и Мейбл.— Укладывайтесь, — распорядилась она, отворачиваясь к окну. — Когда ляжете, приготовлю вам грелку. Печень?— На улице никого?— Я вижу только старого Скроггинса — он закрывает ставни.Итак, на всей улице освещенными остались лишь лавка старьевщика да бар Чарли.— Часто такое с вами? К врачу обращались?— Я этим всегда страдал.— А у меня вот не печень, а живот, особенно когда пью коктейли.— Смотрите в окно.Она решила, что он стесняется, и, пожав плечами, подчинялась. Услышала, как он разделся и лег.— Мне можно повернуться?— Ненадолго. Скажете, если на улице кто-нибудь появится.— Никого там нет. Старый Скроггинс вернулся в дом.— И все-таки понаблюдайте.— Значит, грелку не надо?— Чуть позже. Машины не заметили?— Нет.— И у Чарли, напротив, тоже ни одной? Точно?— Нигде ничего, кроме снега. Доктор не прописал вам успокаивающего?— Я целый день его принимаю.— Вы ели?— Нет.— Вам что-нибудь сготовить?— Стойте у окна.— Сесть хотя бы можно?Она подтащила к себе стул и боком села на него, по-прежнему отгибая рукой штору. Пятидесятидолларовой бумажки на столе не коснулась — наверно, ждала, что Уорд вспомнит о кредитке и попросит ее взять.— Вы странный человек. Я вас побаиваюсь.— Знаю.— Тогда почему вы такой? Сознайтесь: вы нарочно ведете себя так?— Нет, ненарочно. Следите за улицей. Я слышу шум.— От Чарли вышли два клиента. Направляются в другую сторону.— Узнаете, кто это?— Нет, освещение слишком слабое. Вы кого-нибудь опасаетесь?— Может быть.— Почему?Она говорила тихо, как с больным, сожалея, что он не дает ей выйти и сварить кофе. Рука ее, отгибавшая штору, начала неметь.— Вы из Нью-Йорка?— Нет.— Со Среднего Запада?— У меня что, тамошний акцент?— Пожалуй. Впрочем, трудно сказать. Выросли в маленьком городе?Он не ответил.— Опасаетесь, как бы не стало известно, кто вы?Сидели в тюрьме?— Нет.Мейбл гнула свое, но не слишком настойчиво: так работают над шитьем — лишь бы время шло побыстрей.— Боитесь угодить за решетку?— Нет.Она не сомневалась: Уорд говорит правду. Время от времени лицо его искажалось, и он хватался за правый бок.— Почему вы не хотите, чтобы я дала вам попить горячего?— После, когда Чарли закроет бар.— Да там наверняка никого уже нет.С полчаса Джастин лежал, уставившись в потолок, но всякий раз, как Мейбл собиралась отпустить штору, он останавливал ее.— Чарли погасил свет.— А кто идет по улице?— Саундерс. Узнаю его спину. А теперь слышу, как открылась и захлопнулась дверь.Штукатур жил на той же улице, позади своей заставленной стремянками мастерской.— Могу я теперь сварить кофе?— Да.Вернувшись с кухни, она застала его у окна, где он дрожал в своей пижаме.— Зачем встали? Сейчас же ложитесь.Он повиновался, медленно выпил кофе и попросил дать ему пилюли: они у него в жилетном кармане.— Мне тоже можно выпить кофе?— Да.Наступило молчание. Они слышали, как улеглась Элинор, вернулся и шумно приготовлялся ко сну молодой служащий. Затем Аврора тоже закрыла дверь, и теперь тишину нарушало лишь урчание машин, изредка доносившееся с Главной улицы.Уорд по-прежнему смотрел лихорадочными глазами в потолок; на щеках у него проступили красные пятна — явный признак температуры; Мейбл дремала, бросая иногда для его успокоения беглый взгляд на улицу.Она спрашивала себя, когда же он заснет и ей можно будет вернуться к себе. И все время думала о пятидесятидолларовой бумажке на столе.— Купили? — тихо спросил Джастин, не глядя на нее.Она сразу поняла и отвернулась. Но, чувствуя, что он с затаенным дыханием ждет ответа, пробормотала наконец:— Да.Минуты шли одна за другой, похожие на медленно падающие капли. Потом с кровати совсем тихо — от страха или стыда? — донеслось:— Принесите их, ладно?Услышав, как подруга что-то ищет в темноте, Аврора проснулась. Ничего не сказала, не пошевелилась, но поняла, что Мейбл открывает ящик с туфлями, догадалась даже, что та взяла в шкафу узенький кожаный ремешок.Это произвело на нее такое впечатление, что она просто оцепенела и пролежала без сна больше часа, пока не услышала в комнате шорох одежды.— Это ты? — спросила она, не решаясь сказать Мейбл, чтобы та зажгла свет.— Я, — устало отозвалась Мейбл. И добавила:— Заснул. Глава 6 Чарли поговорил об этом только с заведующим почтой: он знал, что тот не поднимет его на смех. Маршалл Чалмерс был южанин из-под Атланты в Джорджии. Он один снимал шляпу, когда в баре появлялась женщина, даже когда Джулия на минутку выходила из кухни помочь мужу; замечали также, что он вздрагивал всем телом, если Дженкинс, негр-рассыльный из аптеки, садился рядом с ним, хлопал его по плечу и бросал:— Хэлло, старина Марш!Чалмерс был холостяк, но с девушками не водился и редко ходил на вечеринки. Раз в неделю он отправлялся на машине в Сент-Стивенс по ту сторону границы, напротив Кале, где у него, по слухам, жила приятельница, но никогда не рассказывал о ней, а если на этот счет отпускались шуточки, сразу хмурился. Почти всегда у него под мышкой торчали книги необычного формата и без пестрых переплетов.— Это мазохизм, — ответил он, когда Чарли рассказал ему о туфлях на высоком каблуке. Снял очки, протер толстые стекла и смущенно пояснил:— Понимаете, мазохист получает наслаждение, когда его унижают, бьют. От Уорда я ожидал бы, скорее, прямо противоположного. Его легко принять за садиста.Неудачники, подавленные сознанием своей неполноценности, часто склонны брать реванш на проститутках.— Мейбл не проститутка.— Вы правы, — согласился Чалмерс.Чувствовалось, однако, что как южанин он смотрит на вещи по-иному.— Во всяком случае, ему несладко. Не хотел бы я оказаться в его шкуре.— Он нас ненавидит.— Возможно. Даже вероятно. Но ненависть его не направлена лично против вас, меня или кого-то еще из встреченных здесь. Она носит более всеобъемлющий характер, и я не удивляюсь, что он в ней замкнулся.— Пытается за что-то всем отомстить, так?— Если хотите.Но на другой же день попытка столковаться с Чалмерсом окончилась для Чарли унизительной неудачей. Уорда не видели уже двое суток: он не выходил из своей комнаты у Элинор Адаме. Врача вызвать отказался и не пускал к себе никого, кроме Мейбл.Утром она зашла за его пальто к Чарли, всем своим видом показывая, что не склонна к разговорам.— Ему лучше?— Немного.— Скоро он начнет выходить?После истории с каблуками и объяснений почтаря Чарли в известном смысле проникся уважением к рыжей маникюрше, в которой раньше видел только девчонку.Он словно пытался прочесть у нее на лице и в глазах разгадку чего-то таинственного и чуточку страшного; так же теперь смотрела на подругу и Аврора.— Он не сказал тебе, чего боится?— Он со мной не откровенничал.Мейбл отказалась от стопочки, предложенной Чарли, и он вернулся к мыслям о фотоснимке. Он видел у почтаря аппарат последней марки, «Лейку», и, когда Чалмерс заглянул вечером в бар, итальянец спросил, даже не предполагая, что может нарваться на отказ:— Вас не затруднит сфотографировать Джастина, когда он будет проходить по улице?Южанин, казалось, понял не сразу.— Вы хотите сказать, без его ведома?— Разумеется. Не думаю, чтобы такой человек запросто давал себя фотографировать.Почувствовав, что начал неудачно, Чарли пустился в объяснения и запутался еще больше:— Хочу, понимаете, послать снимок друзьям: вдруг они разузнают, кто он такой? Откуда нам известно, не опасен ли он? Вы сами вчера согласились, что он нас ненавидит. При хорошем аппарате снять из-за двери ничего не стоит.— Я не могу этого сделать, — сухо отозвался Чалмерс.История со снимком с самого начала приняла для Чарли непредвиденные масштабы. Парень вроде штукатура Саундерса, вероятно, согласится, но сделает это так неловко, что Джастин обязательно заметит. Да нет! Теперь Чарли был больше не уверен ни в одном из своих клиентов. Он смутно догадывался, что в поведении людей есть какая-то трудноопределимая демаркационная линия.Однако, не желая отказываться от своей затеи, он отправился в лавку еврея-старьевщика Гольдмана.— Эти аппараты работают? — осведомился он, указывая на левую витрину.— Все с гарантией: проверены.— Можешь одолжить мне один на пару дней? Попозже, когда надумаю, я обязательно куплю такой своим малышам.Чарли уже решил, какой момент выберет. Утром, посетив в первый раз свою бильярдную, Джастин имеет привычку постоять с сигаретой на пороге;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17