На авеню Парк-Монсури…
— Там ничего не было…
Она была близка к отчаянию, и чувствовалось, что Лина действительно страдает.
— Я клянусь вам в этом! Когда отношения с Алваредо стали серьезными…
— То есть?
— Когда я поняла, что люблю его, то с Фуадом у нас все кончилось.
— И он это воспринял спокойно?
— Он всячески, однажды даже силой, пытался заставить меня вернуться к нашим прежним отношениям…
— Когда это было?
— Примерно полтора года назад.
— Вы считаете, он продолжал вас любить?
— Да.
— Разве затеяв при Фуаде в тот вечер разговор с мужем, вы не бередили рану Уэни?
— Я об этом не думала.
— Когда он подошел к вам в самом начале разговора, возможно, он пытался защитить вас?
— Может быть. Да и потом, я не знаю, где он находился в тот момент.
— Оба выстрела прозвучали почти одновременно?
Лина не ответила. Было видно, что она устала и уже не притворяется. Она съежилась под одеялом.
— Почему вы сразу же не сказали правду?
— О чем?
— О том, что Фуад выстрелил.
— Потому что я не хотела, чтобы Висенте узнал…
— Что именно?
— О моих отношениях с Фуадом. Мне было стыдно. Много лет назад в Каннах у меня было маленькое приключение, и я призналась в этом Висенте. Но не об отношениях же с Фуадом! Если я обвиню Уэни, он выдаст меня на суде, и наша свадьба с Алваредо никогда не состоится…
— Алваредо не удивился, увидев, что Уэни стреляет в вашего мужа?
Они долго смотрели друг на друга. Взгляд Мегрэ понемногу теплел, а в голубых глазах Лины все больше проступали усталость и покорность судьбе.
— Он увлек меня на улицу, и в машине я сказала Висенте, что Фуад всегда ненавидел мужа…
И она тихо добавила:
— Почему вы так жестоки со мной, господин Мегрэ?
Глава 7
В понедельник, в одиннадцать утра, Мегрэ завершил допрос всех четверых свидетелей по этому делу.
Алваредо он задал вопросов двадцать, а Лапуэнт тщательно записал все сказанное колумбийцем. Однако на один из них, самый главный, молодой человек отвечать не спешил.
— Подумайте хорошенько, господин Алваредо. Я расспрашиваю вас, по-видимому, в последний раз, поскольку дело переходит к судебному следователю. Где вы были тогда — в машине или в доме?
— В доме. Прежде чем войти в кабинет мужа, Лина открыла мне наружную дверь.
— Наур был еще жив?
— Да.
— Кто, кроме него, был в комнате?
— Фуад Уэни.
— Где вы стояли?
— Возле двери.
— Наур не попросил вас удалиться?
— Он сделал вид, что не замечает меня.
— Где стоял Уэни, когда раздались выстрелы?
— Приблизительно в метре от Лины, в центре комнаты.
— Насколько далеко от Наура?
— Метрах в трех.
— Кто выстрелил первым?
— Я думаю, Уэни, но не уверен в этом: оба выстрела прогремели почти одновременно.
Затем показания давала Анна Кехель, разговор с ней был недолгим.
Нелли Фелтхеис он задал всего несколько вопросов, что немало ее удивило.
— Сколько выстрелов вы слышали?
— Я не знаю.
— А не могло произойти так, что два выстрела слились в один?
— Думаю, да.
Лину он заставил повторить большую часть того, что она рассказала накануне, но старательно обходил все вопросы, касавшиеся ее интимных отношений с Уэни.
Снег уже не шел. На улице становилось теплее, на тротуарах была грязь. В коридорах уголовной полиции гуляли сквозняки, но в кабинетах стояла жара.
Во всем здании царило какое-то возбуждение, и даже инспектора, не занимавшиеся уголовными делами, чувствовали, что происходит что-то важное.
Журналисты, среди которых был и вездесущий Макий, шатались в коридорах, бросаясь навстречу комиссару каждый раз, когда он появлялся в дверях кабинета.
— Подождите немного, ребята. Я еще не закончил.
Одна утренняя газета, бог весть каким образом, узнала о поездке Лины в Амстердам и о том, что ее сопровождал какой-то таинственный человек, которого окрестили «господином Икс». Это означало, что дело приобрело характер сенсации, и это вовсе не нравилось Мегрэ.
Ему оставалось лишь допросить Уэни.
В конце коридора Мегрэ шумно вздохнул и сказал:
— Ну что, Лапуэнт, пойдем?
Он еще на что-то надеялся. Открыв дверь кабинета, комиссар увидел, что Уэни сидит, удобно устроившись в единственном кресле, вытянув перед собой ноги.
Как и накануне, секретарь далее не привстал, не сделал ни малейшей попытки поздороваться с вошедшими, на которых лишь поочередно взглянул с полной горькой иронии усмешкой.
С лицейских времен Мегрэ помнил абзац из учебника, где говорилось о «мерзкой улыбке» Вольтера, но потом, увидев бюст великого человека, он не согласился с подобным утверждением. С тех пор комиссар повидал много людей, улыбавшихся высокомерно, вызывающе, даже коварно. Но почему-то именно сейчас, впервые, он вспомнил слово «мерзкая», отметив улыбку на лице Уэни.
Комиссар опустился на стул. Белый деревянный стол был покрыт коричневой бумагой, на нем стояла пишущая машинка. Лапуэнт устроился рядом, положив перед собой блокнот
— Ваши имя и фамилия?
— Фуад Уэни, родился в Такла, Ливан
— Возраст?
— Пятьдесят один год.
Вынув из кармана удостоверение личности для иностранцев, он, не вставая с кресла, протянул его, и Лапуэнту пришлось подняться, чтобы взять документ
— Мой возраст установлен французской полицией, — подчеркнул он.
— Ваша профессия?
— Юридический советник. — Он произнес эти два слова почти с насмешкой. — Опять же по утверждению вашей полиции… Прочтите сами.
— Находились ли вы в пятницу, 14 января, в период с одиннадцати вечера до часа ночи в кабинете вашего хозяина господина Наура, в доме на авеню Парк-Монсури?
— Нет. Кстати, прошу отметить, что господин Наур не был моим хозяином, поскольку я не получал жалованья.
— В качестве кого же вы повсюду жили с ним все это время?
— В качестве друга.
— Разве вы не были его секретарем?
— Я помогал ему, когда он нуждался в моих советах…
— Где вы находились в пятницу после одиннадцати часов?
— В клубе на Сен-Мишель, членом которого я являюсь.
— Не можете ли вы назвать фамилии лиц, которые могли вас там видеть.
— Не могу сказать определенно.
— Как по-вашему, сколько человек было тогда в двух небольших залах клуба?
— Человек тридцать — сорок, люди приходили и уходили.
— Вы ни с кем не разговаривали?
— Нет. Я пришел туда не болтать, а записывать номера, которые выпали во время игры в рулетку.
— Где вы сидели?
— Позади игроков, в углу, возле двери.
— В котором часу вы пришли на бульвар Сен-Мишель?
— Около половины одиннадцатого.
— А когда ушли из клуба?
— Примерно в час ночи.
— Итак, вы утверждаете, что находились в течение двух с половиной часов в обществе почти тридцати человек и при этом никто вас не видел?
— Я не утверждал ничего подобного.
— Но вы не можете назвать ни одного имени.
— Я не поддерживаю отношений с игроками, это большей частью студенты.
— Уходя, вы прошли через бар, расположенный на первом этаже? Вы говорили там с кем-нибудь?
— С хозяином.
— Что вы ему сказали?
— Что за час четверка выпала восемь раз.
— На чем вы добирались домой?
— На той же машине, что и приехал.
— На «бентли» господина Наура?
— Да. Обычно ее водил я.
— Три свидетеля утверждают, что около полуночи вы находились в кабинете господина Наура.
— Все трое заинтересованы в этой лжи.
— Что вы делали, когда вернулись домой?
— Поднялся к себе в комнату и лег спать.
— И не открывали двери кабинета?
— Нет, не открывал.
— В течение двадцати лет, Уэни, вы жили за счет Феликса Наура, который обращался с вами, как с бедным родственником. Вы выполняли обязанности не только секретаря, но камердинера и шофера. Вас это не унижало?
— Я был благодарен Науру за доверие и выполнял его мелкие поручения исключительно по собственной воле.
Он продолжал вызывающе смотреть на Мегрэ и, казалось, внутренне ликовал. Уэни тщательно взвешивал каждое свое слово, прекрасно понимая, что их записывают и потом могут использовать против него. Но нельзя было запротоколировать выражение его лица, взгляд, все вызывающее поведение секретаря.
— Господин Наур женился, прожив вместе с вами почти пятнадцать лет. Вас не уязвило, что он стал уделять вам меньше внимания?
— Наши отношения не имели той формы, на которую вы намекаете, и у меня не было причин для ревности.
— Брак вашего хозяина был счастливым?
— Он не откровенничал со мной о своей супружеской жизни.
— Как по-вашему, была ли в последние два года мадам Наур довольна семейной жизнью?
— Никогда не интересовался этим.
На этот раз Мегрэ взглянул на него пристальнее, словно желая сказать что-то собеседнику, и Уэни это хорошо понял. Секретарь сбавил тон, хотя оставался циничным, что не вязалось со взвешенностью его ответов.
— Какие отношения были у вас с мадам Наур?
— Никаких.
Теперь, при официальном допросе, каждое слово которого, занесенное в протокол, могло повлиять на судьбу Уэни, все им сказанное приобретало огромное значение.
— Вы никогда не пытались соблазнить ее?
— Подобное не приходило мне в голову.
— Вам не приходилось оставаться с ней в комнате наедине?
— Если вы хотите сказать — в спальне, то нет.
— Подумайте.
— Ответ будет тот же.
— В вашей комнате найдено оружие калибра 7,65. Есть ли у вас другой пистолет, и где он в настоящее время находится?
— У оружейника с улицы Ренн, куда я часто ходил тренироваться в стрельбе.
— Когда вы были там в последний раз?
— В четверг.
— В четверг 13-го, то есть накануне убийства. Было ли вам известно, что мадам Наур намеревалась покинуть мужа на следующий день?
— Своими планами она со мной не делилась.
— Ее горничная знала об этом?
— Хороших отношений у меня с Нелли не было.
— Она отвергала ваши ухаживания?
— Скорее, все было наоборот.
— Ваши тренировки в стрельбе очень кстати, ведь это прекрасно объясняет, откуда на ваших пальцах появился порох. В пятницу в кабинете Наура, примерно около полуночи, находились по меньшей мере два человека. Они утверждают под присягой, что вы тоже там были.
— Кто эти двое?
— Первая — мадам Наур.
— И что она там делала?
— Пришла сказать мужу о решении уйти от него этой же ночью и потребовать согласия на развод.
— Она не говорила, дает ли ей муж развод? Она же не впервые этого требовала? Ведь мадам Наур знала, что он категорически против?
— До такой степени, чтобы стрелять в нее?
— А разве доказано, что он выстрелил умышленно? Кстати, не сказала ли также вам мадам Наур, почему ей так не терпелось быстрее добиться развода?
— Чтобы выйти замуж за Висенте Алваредо, который тоже был в комнате, когда прозвучали выстрелы.
— Один или несколько?
— Они прогремели почти одновременно, и Наур был убит первым же.
— Выходит, второй выстрел был сделан покойником?
— Смерть не всегда бывает мгновенной. Наур мог нажать на спуск непроизвольно, уже падая.
— Кто же сделал первый выстрел?
— Вы.
— Зачем?
— Может быть, чтобы защитить Лину, или просто из ненависти к вашему хозяину.
— А почему не Алваредо?
— Похоже, он ни разу в жизни не держал в руках пистолета, да у него его и не было. Впрочем, следствие покажет.
— Разве они не сбежали?
— Они отправились в Амстердам, как и хотели сделать это неделю назад, и возвратились в Париж, как только им посоветовала голландская полиция.
— Полиция действовала от вашего имени? И не обещала при этом, что их не будут трогать? И еще: разве на руках господина Алваредо не было перчаток?
— Да, были.
— Они найдены?
— Вчера вечером их обнаружили в Орли, но следов пороха на них не было.
— А мадам Наур, которая собиралась уходить, разве была не в перчатках?
— И на ее перчатках тоже нет следов пороха.
— А вы уверены, что это были те самые перчатки?
— Это подтверждает горничная.
— Вначале вы говорили о трех свидетелях. Полагаю, третьим является Нелли Фелтхеис, не так ли?
— Она ожидала окончания объяснения в коридоре второго этажа и услышала два выстрела.
— Она заявила полиции об этом уже в субботу?
— Вас это не касается.
— Можете ли вы, по крайне мере, сказать, где она провела воскресенье?
— В «Отель де Лувр» вместе с хозяйкой и ее подругой.
— Кроме вас, к ним кто-нибудь приходил? Думаю, вы беседовали с ними в отеле, так же, как допрашивали меня на авеню Парк-Монсури.
— Во второй половине дня к ним приходил господин Алваредо.
И тогда Уэни сухо заключил:
— С меня довольно. Отныне я буду говорить только в присутствии адвоката.
— И все же есть вопрос, который я вам задавал и считаю необходимым повторить: какие в действительности у вас были отношения с мадам Наур?
На губах Уэни появилась ледяная улыбка, глаза потемнели и блеснули, когда он процедил:
— Никаких.
— Спасибо. Лапуэнт, позови двух инспекторов.
Комиссар поднялся со стула, обошел стол кругом и остановился перед Уэни, продолжавшим сидеть в кресле. Глядя на него сверху вниз, Мегрэ с горечью произнес:
— Месть?
Тогда Фуад, видя, что они находятся в комнате одни и дверь заперта, тихо ответил:
— Возможно.
— Встаньте.
Он послушно поднялся с кресла.
— Протяните руки вперед.
Фуад подчинился, не переставая улыбаться.
— На основании ордера, выданного судебным следователем Кайотом, я вас арестую…
Затем, обращаясь к двум вошедшим инспекторам, приказал:
— Отведите его в камеру.

Случившееся все же стало «делом Наура». Целых восемь дней оно занимало первые страницы газет, а еженедельники, падкие на всякого рода сенсации, уделили ему по нескольку колонок. Журналисты рыскали по авеню Парк-Монсури, собирая сплетни, и домашняя работница мадам Воден хоть и ненадолго, но стала героиней дня.
Макий побывал в Амстердаме, затем в Каннах, где взял интервью у воспитательницы, сфотографировал ее и детей. Он расспросил управляющих игорными домами и крупье нескольких казино.
Все это время эксперты обшаривали дом Науров в надежде обнаружить хоть какую-нибудь улику. Они обыскали весь сад и даже сточные канавы вокруг, пытаясь найти пистолет, из которого был убит Наур.
В понедельник во второй половине дня состоялась встреча у нотариуса, на которой присутствовали Пьер Наур с отцом, а также Лина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15