Все в ваную, приятный магазин
— Я думаю, что после того, как я наложу швы, ей ничего другого не останется, как проспать до завтрашнего утра…Как всегда, все происходило в суматохе. Но взгляд раненой был пристально прикован к Мегрэ и, казалось, выражал страстную просьбу.— Вы слышали, что сказала консьержка, дядюшка?Что касается меня, то я представляю себе произошедшее так: мадемуазель Берта спустилась, несомненно за покупками…— Нет! — мягко отрезал Мегрэ.— Вы полагаете? Тогда почему она спустилась?— Чтобы бросить письмо в почтовый ящик…Жером предпочел сейчас не выяснять, как Мегрэ удалось воссоздать эту деталь столь уверенно.— Не важно…— Наоборот, очень важно. Но продолжай…— Едва она вышла из дома, как консьержка увидела, что в здание проник какой-то человек. В коридоре было темно. Консьержка подумала, что это один из друзей жилички. Мадемуазель Берта вернулась почти сразу же…— В ста метрах отсюда есть почтовый ящик, на площади Константин-Пекёр, — уточнил Мегрэ, любивший расставлять точки над «i» ради собственного удовлетворения.— Допустим!.. Итак, она вернулась… И обнаружила у себя незнакомца… Он напал на нее, она защищалась…Тяжелораненый мужчина, если судить по следам крови, спустился вниз по лестнице, и консьержка видела, как он убегал. Прижимая обе руки к животу…С некоторым огорчением Жером посмотрел вокруг себя и робко добавил:— Самое неприятное, что нигде не нашли орудие нападения…— Орудия! — уточнил Мегрэ. — Тупой предмет, каким была ранена мадемуазель Берта, и оружие, возможно нож, которым был нанесен удар незнакомцу…— Вероятно, он унес их с собой? — рискнул предположить Жером.И Мегрэ отвернулся, чтобы улыбнуться.Уже был отдан приказ разыскать в квартале раненого мужчину. Врач заканчивал перевязывать голову девушки, которая, несмотря на боль, старалась не спускать глаз с Мегрэ.— Вы полагаете, дядюшка, что этим человеком мог быть ее любовник?— Который что сделал?— Который пришел сюда и напал на нее…На что Мегрэ ответил с неожиданной уверенностью, если не сказать большего:— Конечно нет!— Как бы вы поступили на моем месте?— Поскольку я не на твоем месте, то мне трудно дать тебе ответ.В свою очередь комиссар полиции решил удостоиться одобрения или похвалы:— Вот что я решил: врач немедленно пришлет сиделку, которая присмотрит за раненой. Я также оставлю внизу полицейского. А завтра посмотрим, можно ли будет с пользой провести опрос…Девушка слышала его слова. Она по-прежнему смотрела на Мегрэ, и ей показалось, что тот ей легонько подмигнул. И тогда, успокоившись, она отдалась во власть дремоте, все больше и больше завладевавшей ею.
Двое мужчин, дядя и племянник, прошли мимо любопытных, все еще толпившихся около соседних домов.Мегрэ стал набивать очередную трубку.— А не заморить ли нам червячка? — предложил он. — Если я не ошибаюсь, мы так и не ужинали. Тут есть один ресторан, и признаюсь тебе, что свинина с кислой капустой и картофелем… Давай звони своей жене…Во время всего ужина Жером зорко следил за своим дядей, словно школьник, который боится быть схваченным на месте преступления. Мало-помалу у него портилось настроение, и даже возникла злоба на Мегрэ, который был слишком спокоен и слишком уверен в себе…— Можно подумать, что вся эта история вас забавляет! — заметил он, кладя себе сосиску.— Она и в самом деле забавная!— Возможно, она забавная для того, кому не требуется находить решения!Мегрэ ел с аппетитом: широкий, тучный, он с таким Удовольствием пил свою большую кружку пива, что мог бы делать рекламу фирменному пиву.Вытирая рот, он позволил себе злорадное удовольствие сказать мимоходом:— Я его нашел…— Что?— Решение…— Вы знаете, кто напал на мадемуазель Берту?— Нет!— Ну и?— Это не важно… Я хочу сказать, что это не так уж важно ни для нее, ни для меня…Лицо Жерома вытянулось еще больше, и если бы не уважение, которое он питал к Мегрэ, то он бы рассвирепел.— Спасибо! — тем не менее пробурчал он, уткнувшись в свою тарелку.— За что?— За то, что вместо того, чтобы мне помочь, вы издеваетесь надо мной. Если вы действительно что-либо обнаружили…Но напрасно он пытался растормошить своего дядю.Мегрэ вновь напустил на себя равнодушный вид. Он заказал вторую порцию свинины, еще одну пару франкфуртских сосисок и третью кружку пива.— Но вы считаете, что я сделал все, что должен был сделать?— Ты сделал все, что ты считал необходимым сделать, разве не так?— В ее комнате находится сиделка.— Да…— У входа стоит полицейский…— Черт возьми!— Что вы хотите сказать?— Ничего…Мегрэ оплатил счет, отказался от предложения своего племянника, который хотел пригласить его к себе домой на чашку кофе. А через полчаса он уже стоял около окна в гостинице «Конкарно».По другую сторону улицы он видел слабо освещенную штору комнаты мадемуазель Берты. Он разглядел силуэт сиделки, которая читала, удобно расположившись в кресле. Внизу на тротуаре полицейский ходил взад и вперед по тротуару и каждые пятнадцать минут смотрел на часы.— Пусть она отдыхает! — проворчал Мегрэ, закрывая окно.Он сел на кровать и стал снимать ботинки. И, думая о своем племяннике, добавил:— Пусть он делает свое дело!
Солнце заливало комнату, когда он подошел к кровати мадемуазель Берты. Было девять часов утра. Сиделка наводила в комнате порядок.— Я пришел попрощаться с вами, — объявил он, напустив на себя нарочито невинный вид. — Теперь, когда этот проклятый Альбер потерпел поражение, я полагаю, что вы больше ничем не рискуете…И тут же он прочитал в глазах раненой беспокойство, граничащее с ужасом. Она даже попыталась подняться, чтобы увидеть, где в этот момент находилась сиделка.Затем она пробормотала:— Не уезжайте… Умоляю вас!— Вы действительно хотите, чтобы я оставался здесь?— Да…— А вы не боитесь, например, что я дам несколько советов моему бедному племяннику, который не знает, какого святого призвать на помощь?Этим утром в нем слились воедино нечто суровое и нечто отеческое. Он отчетливо видел, что мадемуазель Берта колебалась, не зная, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она наблюдала за ним. Вчера вечером у нее поднялась температура, и она могла ошибиться.Присутствие сиделки еще больше усложняло положение, поскольку девушка не могла говорить так, как ей хотелось бы.— Кстати, — задал вопрос Мегрэ, — вы сегодня не получали письма?Она отрицательно покачала головой, и он с уверенностью сказал:— Вы его получите завтра… Да, конечно!.. С почтовым штемпелем Кале или Булони… Я даже вам скажу больше, на марке будут проколоты булавкой две маленькие дырочки…Он улыбался. Весь освещенный солнцем, он играл, точно так же, как и вчера, с фарфоровой чашкой, в которой лежали булавки, пуговицы и марки.Ему не требовалось дальше продолжать. Мадемуазель Берта все поняла и покраснела.Еще раз она поискала глазами сиделку, поскольку опасалась именно ее, но по взгляду Мегрэ поняла, что та находится в кухне, откуда доносилось шипение газовой плиты.— Вы знаете, кто живет рядом с вами? — спросил он, неожиданно перейдя от одной темы к другой. — Вы мне рассказывали о пожилой чете? Не так ли? У них есть прислуга?— Нет… Жена сама ведет хозяйство…— И сама ходит за покупками?— Да… Каждое утро, около девяти или десяти часов…Я знаю, что она ходит на рынок, расположенный на улице Лепик, поскольку несколько раз я встречала ее там…— А муж?— Он выходит в то же самое время и все утро роется на развалах букинистов на бульваре Рошуар…Значит, квартира пуста, — сделал вывод Мегрэ почему-то громким голосом.И вновь раненая не знала, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она непрестанно спрашивала себя, на ее ли стороне Мегрэ или против нее. Она не осмеливалась высказаться вслух.— Представьте себе, — добродушно, но по-прежнему громко продолжал он, — что они оставили на улице полицейского. Знаете, что ему поручено?Он делал вид, словно и не обращается к мадемуазель Берте. Он даже отвернулся от нее.— Он должен помешать вам покинуть квартиру, если вдруг вам взбредет в голову подобное, а также помешать войти сюда вашим врагам! Я говорю войти, обратите на это внимание! Полиция на самом деле боится, что кто-нибудь придет и прикончит вас прямо в постели…При этих словах он настежь распахнул окно, выбил трубку о каблук и стал набивать ее табаком.Воцарилось молчание. Можно было подумать, что девушка, как и комиссар, что-то ждала. Мегрэ нервно ходил по балкону, затем перегнулся через ограду, чтобы лучше видеть улицу, и передернул плечами, как человек, теряющий терпение.Дело дошло до того, что он процедил сквозь зубы:— Ну и кретин!Внезапно он застыл на одном месте, вглядываясь в улицу. Мадемуазель Берта была готова в любую минуту встать, несмотря на свою слабость. Сиделка наблюдала за ними обоими, спрашивая себя, что все это значит. Она была готова думать, что они немного сошли с ума.— Однако на углу улицы расположено метро… — вздохнул Мегрэ. — А остановка автобуса находится в пятидесяти метрах!.. К тому же такси ездит в поисках клиентов… И что тогда?..На этот раз мадемуазель Берта не удержалась и задала вопрос:— Он уехал?А он угрюмо ответил:— Во всяком случае, он к этому стремится!.. Можно подумать, что он был привязан резинкой… Одним словом…— Автобус?— Метро…И Мегрэ вернулся в комнату, прошел на кухню, чтобы взять бутылку белого вина, и вздохнул, наливая себе стакан:— Если бы оно было вдобавок сухим!Мадемуазель Берта безудержно плакала. Она плакала, как говорится, горючими слезами, а сиделка пыталась ее утешить:— Успокойтесь, мадемуазель… Вам сделается плохо…Уверяю вас, ваша рана неопасна. Не надо грустить…— Дура! — проворчал Мегрэ.Ибо эта гусыня-сиделка не поняла, что из глаз мадемуазель Берты исступленно текли слезы радости, в то время как солнечный лучик играл на ее простыне. 4 Когда пришел доктор, Мегрэ взял свою шляпу и ушел, не сказав ни слова. Но квартал он не покинул. Беззаботно, словно последний бездельник, он вошел в кафе «Занзибар», откуда немного погодя он увидел, как его племянник шел устраивать тщательный допрос мадемуазель Берте.Вдруг появился малыш Луи. Увидев комиссара, он попытался было сбежать, но тот успел к нему обратиться:— Я пришел взять реванш… Дайте-ка нам кости, хозяин… Анисовую водку, для месье… Ведь анисовую, а, малыш Луи?.. Начинайте… Три дамы один раз… Полагаю, это будет недостаточно… Что я вам говорил? Три короля!.. Вам спичку…И без всякого перехода он продолжил, наклонившись к своему партнеру, который старался не потерять над собой контроль:— Деньги лежали в супнице?Малыш Луи отрицательно покачал головой.— Их прикарманил Альбер?И снова малыш Луи покачал головой, на этот раз более энергично, а затем признался:— Спасаясь, он побежал по набережным и бросил деньги в Сену…— Ты уверен?— Клянусь!— Тогда зачем вчера приходил некто?— Потому что он мне не верил…Мегрэ улыбнулся. Наступила поистине уникальная минута, и не только потому, что стояла весна, светило солнце, на улице Коленкур царила ослепительная атмосфера, а пиво было холодным, но потому, что одно-единственное слово его успокоило.Он испытывал такое облегчение, что внезапно забеспокоился о страхе, который он еще недавно испытывал.Теперь он мог действовать открыто. У него в руках были все козыри.— Кто стрелял?— Марселец… Именно ему Альбер передал свой револьвер…И Мегрэ засмеялся, увидев, как его племянник с мрачным видом выходит из № 67-а и направляется на автобусную остановку, расположенную в нескольких метрах от «Занзибара».— Что вы собираетесь предпринять? — спросил встревоженный малыш Луи, все еще держа в руке стаканчик с костями.— Я? Пойду попрощаюсь с твоей сестрой и сяду на поезд.Мимо проехал автобус, увозя Жерома Лакруа. Мегрэ перешел улицу и на пятом этаже столкнулся с сиделкой, которая собирала свои вещи.— Моя помощь больше не нужна, — объявила она. — Доктор будет приходить каждый день, да и консьержка станет иногда ее навещать.В глазах Мегрэ сверкали веселые искорки. Он ходил взад и вперед, словно у себя дома, дожидаясь ухода сиделки. Очень редко когда расследование приносило ему столько удовлетворения, а тем не менее это было дело о ничтожном мошеннике, о котором к тому же он никогда не сможет никому поведать.Он вспомнил, как отреагировал на письмо мадемуазель Берты в Мён-сюр-Луар.— Странно, — заметил он, — можно сказать, что оно одновременно и искреннее и неискреннее…И девушка в красной шляпке, пришедшая к нему на встречу в «Кафе-де-Мадрид», оставила у него точно такое же впечатление. Она действительно боялась, это было видно. Но в то же самое время было также видно, что она лгала, когда рассказывала о том страхе, какой ей внушает ее любовник. Ей не удавалось произнести имя Альбера с желаемым выражением. Вопреки ее воле голос звучал слишком нежно, слишком ласково.Тогда почему эта решительная особа осмелилась нарушить деревенский покой бывшего комиссара? И почему она показывала именно ему, а не полиции письма с почтовыми штемпелями Булони и Кале?Он не сумел сразу понять. Он понимал еще меньше, когда часами наблюдал из окна, как она спокойно делает примерки, словно человек, совершенно не опасающийся никакой мести. Марки, лежащие в фарфоровой чашке, подали ему мысль, и он их проткнул булавкой.— Почему вы улыбаетесь, господин комиссар?— А вы?Теперь они остались одни. Сиделка ушла. До них доносился приглушенный шум улицы вместе с запахом перегретого асфальта, который знаменует собой наступление лета в Париже.Однако Мегрэ попытался принять суровый вид и произнести грозным голосом:— Знаете ли вы, что если бы шестьдесят тысяч франков находились здесь или если бы стрелял Альбер, я бы вас засадил в тюрьму?— Но вы же работали на меня, как это говорится…— Именно так! Это то, что я понял… Я понял, что вы позвали меня не для того, чтобы защитить себя от Альбера, но чтобы защитить самого Альбера… И если бы вы его любили немножко меньше, то я бы вчера вечером вытащил его из укрытия…— Я не понимаю, при чем тут моя любовь… — пробормотала она краснея.— Возможно, вы и не понимаете, но это так. Я размышлял следующим образом:
1 2 3 4 5
Двое мужчин, дядя и племянник, прошли мимо любопытных, все еще толпившихся около соседних домов.Мегрэ стал набивать очередную трубку.— А не заморить ли нам червячка? — предложил он. — Если я не ошибаюсь, мы так и не ужинали. Тут есть один ресторан, и признаюсь тебе, что свинина с кислой капустой и картофелем… Давай звони своей жене…Во время всего ужина Жером зорко следил за своим дядей, словно школьник, который боится быть схваченным на месте преступления. Мало-помалу у него портилось настроение, и даже возникла злоба на Мегрэ, который был слишком спокоен и слишком уверен в себе…— Можно подумать, что вся эта история вас забавляет! — заметил он, кладя себе сосиску.— Она и в самом деле забавная!— Возможно, она забавная для того, кому не требуется находить решения!Мегрэ ел с аппетитом: широкий, тучный, он с таким Удовольствием пил свою большую кружку пива, что мог бы делать рекламу фирменному пиву.Вытирая рот, он позволил себе злорадное удовольствие сказать мимоходом:— Я его нашел…— Что?— Решение…— Вы знаете, кто напал на мадемуазель Берту?— Нет!— Ну и?— Это не важно… Я хочу сказать, что это не так уж важно ни для нее, ни для меня…Лицо Жерома вытянулось еще больше, и если бы не уважение, которое он питал к Мегрэ, то он бы рассвирепел.— Спасибо! — тем не менее пробурчал он, уткнувшись в свою тарелку.— За что?— За то, что вместо того, чтобы мне помочь, вы издеваетесь надо мной. Если вы действительно что-либо обнаружили…Но напрасно он пытался растормошить своего дядю.Мегрэ вновь напустил на себя равнодушный вид. Он заказал вторую порцию свинины, еще одну пару франкфуртских сосисок и третью кружку пива.— Но вы считаете, что я сделал все, что должен был сделать?— Ты сделал все, что ты считал необходимым сделать, разве не так?— В ее комнате находится сиделка.— Да…— У входа стоит полицейский…— Черт возьми!— Что вы хотите сказать?— Ничего…Мегрэ оплатил счет, отказался от предложения своего племянника, который хотел пригласить его к себе домой на чашку кофе. А через полчаса он уже стоял около окна в гостинице «Конкарно».По другую сторону улицы он видел слабо освещенную штору комнаты мадемуазель Берты. Он разглядел силуэт сиделки, которая читала, удобно расположившись в кресле. Внизу на тротуаре полицейский ходил взад и вперед по тротуару и каждые пятнадцать минут смотрел на часы.— Пусть она отдыхает! — проворчал Мегрэ, закрывая окно.Он сел на кровать и стал снимать ботинки. И, думая о своем племяннике, добавил:— Пусть он делает свое дело!
Солнце заливало комнату, когда он подошел к кровати мадемуазель Берты. Было девять часов утра. Сиделка наводила в комнате порядок.— Я пришел попрощаться с вами, — объявил он, напустив на себя нарочито невинный вид. — Теперь, когда этот проклятый Альбер потерпел поражение, я полагаю, что вы больше ничем не рискуете…И тут же он прочитал в глазах раненой беспокойство, граничащее с ужасом. Она даже попыталась подняться, чтобы увидеть, где в этот момент находилась сиделка.Затем она пробормотала:— Не уезжайте… Умоляю вас!— Вы действительно хотите, чтобы я оставался здесь?— Да…— А вы не боитесь, например, что я дам несколько советов моему бедному племяннику, который не знает, какого святого призвать на помощь?Этим утром в нем слились воедино нечто суровое и нечто отеческое. Он отчетливо видел, что мадемуазель Берта колебалась, не зная, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она наблюдала за ним. Вчера вечером у нее поднялась температура, и она могла ошибиться.Присутствие сиделки еще больше усложняло положение, поскольку девушка не могла говорить так, как ей хотелось бы.— Кстати, — задал вопрос Мегрэ, — вы сегодня не получали письма?Она отрицательно покачала головой, и он с уверенностью сказал:— Вы его получите завтра… Да, конечно!.. С почтовым штемпелем Кале или Булони… Я даже вам скажу больше, на марке будут проколоты булавкой две маленькие дырочки…Он улыбался. Весь освещенный солнцем, он играл, точно так же, как и вчера, с фарфоровой чашкой, в которой лежали булавки, пуговицы и марки.Ему не требовалось дальше продолжать. Мадемуазель Берта все поняла и покраснела.Еще раз она поискала глазами сиделку, поскольку опасалась именно ее, но по взгляду Мегрэ поняла, что та находится в кухне, откуда доносилось шипение газовой плиты.— Вы знаете, кто живет рядом с вами? — спросил он, неожиданно перейдя от одной темы к другой. — Вы мне рассказывали о пожилой чете? Не так ли? У них есть прислуга?— Нет… Жена сама ведет хозяйство…— И сама ходит за покупками?— Да… Каждое утро, около девяти или десяти часов…Я знаю, что она ходит на рынок, расположенный на улице Лепик, поскольку несколько раз я встречала ее там…— А муж?— Он выходит в то же самое время и все утро роется на развалах букинистов на бульваре Рошуар…Значит, квартира пуста, — сделал вывод Мегрэ почему-то громким голосом.И вновь раненая не знала, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она непрестанно спрашивала себя, на ее ли стороне Мегрэ или против нее. Она не осмеливалась высказаться вслух.— Представьте себе, — добродушно, но по-прежнему громко продолжал он, — что они оставили на улице полицейского. Знаете, что ему поручено?Он делал вид, словно и не обращается к мадемуазель Берте. Он даже отвернулся от нее.— Он должен помешать вам покинуть квартиру, если вдруг вам взбредет в голову подобное, а также помешать войти сюда вашим врагам! Я говорю войти, обратите на это внимание! Полиция на самом деле боится, что кто-нибудь придет и прикончит вас прямо в постели…При этих словах он настежь распахнул окно, выбил трубку о каблук и стал набивать ее табаком.Воцарилось молчание. Можно было подумать, что девушка, как и комиссар, что-то ждала. Мегрэ нервно ходил по балкону, затем перегнулся через ограду, чтобы лучше видеть улицу, и передернул плечами, как человек, теряющий терпение.Дело дошло до того, что он процедил сквозь зубы:— Ну и кретин!Внезапно он застыл на одном месте, вглядываясь в улицу. Мадемуазель Берта была готова в любую минуту встать, несмотря на свою слабость. Сиделка наблюдала за ними обоими, спрашивая себя, что все это значит. Она была готова думать, что они немного сошли с ума.— Однако на углу улицы расположено метро… — вздохнул Мегрэ. — А остановка автобуса находится в пятидесяти метрах!.. К тому же такси ездит в поисках клиентов… И что тогда?..На этот раз мадемуазель Берта не удержалась и задала вопрос:— Он уехал?А он угрюмо ответил:— Во всяком случае, он к этому стремится!.. Можно подумать, что он был привязан резинкой… Одним словом…— Автобус?— Метро…И Мегрэ вернулся в комнату, прошел на кухню, чтобы взять бутылку белого вина, и вздохнул, наливая себе стакан:— Если бы оно было вдобавок сухим!Мадемуазель Берта безудержно плакала. Она плакала, как говорится, горючими слезами, а сиделка пыталась ее утешить:— Успокойтесь, мадемуазель… Вам сделается плохо…Уверяю вас, ваша рана неопасна. Не надо грустить…— Дура! — проворчал Мегрэ.Ибо эта гусыня-сиделка не поняла, что из глаз мадемуазель Берты исступленно текли слезы радости, в то время как солнечный лучик играл на ее простыне. 4 Когда пришел доктор, Мегрэ взял свою шляпу и ушел, не сказав ни слова. Но квартал он не покинул. Беззаботно, словно последний бездельник, он вошел в кафе «Занзибар», откуда немного погодя он увидел, как его племянник шел устраивать тщательный допрос мадемуазель Берте.Вдруг появился малыш Луи. Увидев комиссара, он попытался было сбежать, но тот успел к нему обратиться:— Я пришел взять реванш… Дайте-ка нам кости, хозяин… Анисовую водку, для месье… Ведь анисовую, а, малыш Луи?.. Начинайте… Три дамы один раз… Полагаю, это будет недостаточно… Что я вам говорил? Три короля!.. Вам спичку…И без всякого перехода он продолжил, наклонившись к своему партнеру, который старался не потерять над собой контроль:— Деньги лежали в супнице?Малыш Луи отрицательно покачал головой.— Их прикарманил Альбер?И снова малыш Луи покачал головой, на этот раз более энергично, а затем признался:— Спасаясь, он побежал по набережным и бросил деньги в Сену…— Ты уверен?— Клянусь!— Тогда зачем вчера приходил некто?— Потому что он мне не верил…Мегрэ улыбнулся. Наступила поистине уникальная минута, и не только потому, что стояла весна, светило солнце, на улице Коленкур царила ослепительная атмосфера, а пиво было холодным, но потому, что одно-единственное слово его успокоило.Он испытывал такое облегчение, что внезапно забеспокоился о страхе, который он еще недавно испытывал.Теперь он мог действовать открыто. У него в руках были все козыри.— Кто стрелял?— Марселец… Именно ему Альбер передал свой револьвер…И Мегрэ засмеялся, увидев, как его племянник с мрачным видом выходит из № 67-а и направляется на автобусную остановку, расположенную в нескольких метрах от «Занзибара».— Что вы собираетесь предпринять? — спросил встревоженный малыш Луи, все еще держа в руке стаканчик с костями.— Я? Пойду попрощаюсь с твоей сестрой и сяду на поезд.Мимо проехал автобус, увозя Жерома Лакруа. Мегрэ перешел улицу и на пятом этаже столкнулся с сиделкой, которая собирала свои вещи.— Моя помощь больше не нужна, — объявила она. — Доктор будет приходить каждый день, да и консьержка станет иногда ее навещать.В глазах Мегрэ сверкали веселые искорки. Он ходил взад и вперед, словно у себя дома, дожидаясь ухода сиделки. Очень редко когда расследование приносило ему столько удовлетворения, а тем не менее это было дело о ничтожном мошеннике, о котором к тому же он никогда не сможет никому поведать.Он вспомнил, как отреагировал на письмо мадемуазель Берты в Мён-сюр-Луар.— Странно, — заметил он, — можно сказать, что оно одновременно и искреннее и неискреннее…И девушка в красной шляпке, пришедшая к нему на встречу в «Кафе-де-Мадрид», оставила у него точно такое же впечатление. Она действительно боялась, это было видно. Но в то же самое время было также видно, что она лгала, когда рассказывала о том страхе, какой ей внушает ее любовник. Ей не удавалось произнести имя Альбера с желаемым выражением. Вопреки ее воле голос звучал слишком нежно, слишком ласково.Тогда почему эта решительная особа осмелилась нарушить деревенский покой бывшего комиссара? И почему она показывала именно ему, а не полиции письма с почтовыми штемпелями Булони и Кале?Он не сумел сразу понять. Он понимал еще меньше, когда часами наблюдал из окна, как она спокойно делает примерки, словно человек, совершенно не опасающийся никакой мести. Марки, лежащие в фарфоровой чашке, подали ему мысль, и он их проткнул булавкой.— Почему вы улыбаетесь, господин комиссар?— А вы?Теперь они остались одни. Сиделка ушла. До них доносился приглушенный шум улицы вместе с запахом перегретого асфальта, который знаменует собой наступление лета в Париже.Однако Мегрэ попытался принять суровый вид и произнести грозным голосом:— Знаете ли вы, что если бы шестьдесят тысяч франков находились здесь или если бы стрелял Альбер, я бы вас засадил в тюрьму?— Но вы же работали на меня, как это говорится…— Именно так! Это то, что я понял… Я понял, что вы позвали меня не для того, чтобы защитить себя от Альбера, но чтобы защитить самого Альбера… И если бы вы его любили немножко меньше, то я бы вчера вечером вытащил его из укрытия…— Я не понимаю, при чем тут моя любовь… — пробормотала она краснея.— Возможно, вы и не понимаете, но это так. Я размышлял следующим образом:
1 2 3 4 5