- Как? Как это сделать?
Он ответил мне очень просто:
- Покажи мне сперва, что ты можешь победить сон, а затем мы посмотрим,
что можно сделать, чтобы победить смерть. Ты можешь убивать львов, о
великий герой. Можешь ли ты сразить сон? Я приглашаю тебя на испытание, на
пробу сил. Сиди здесь возле меня семь ночей и шесть дней без сна и потом,
может быть, та найдешь ту жизнь, которую ищешь.
- Значит, таков путь?
- Это путь к пути.
Волнение в душе моей утихло. Мной снова овладел покой. Все-таки он
собирается вести меня по избранному пути.
- Я попытаюсь, - ответил я.
Испытание и впрямь было суровым: шесть дней и семь ночей! Как такое
может осуществить смертный? Но я был уверен в себе. Я был не простым
смертным. Я верил в это с детских лет, и как оказалось, справедливо. Я
побеждал львов и демонов. Я и сон смогу сразить. Разве во время войн не
случалось мне проводить дни без сна, довольствуясь одним или двумя часами
отдыха? Разве не шагал я по диким пустыням ночью и днем, будто сон не был
мне нужен? Я смогу это сделать, в этом я был уверен. Во мне было рвение. Я
сел на корточки возле пего, уставился на его гладкое, розовое спокойное
лицо и приготовился к испытанию.
К моему стыду сон напал на меня, как смерч, в одно мгновение. Но я даже
не знал, что я сплю.
Глаза мои были закрыты, дыхание стало хриплым. Как я уже сказал, все
это произошло в одно мгновение. Я думал, что бодрствую, что я смотрю на
Зиусудру и его жену, такую же древнюю, как он сам. И он показал на меня и
сказал ей:
- Посмотри на этого героя, на этого силача, который жаждет вечной
жизни! Сон напал на него, как песчаный смерч.
- Дотронься до него, - сказала она, - разбуди его. Пусть вернется с
миром в собственный город, через те ворота, через какие ушел.
- Нет, - сказал ей Зиусудра в моем сне, - я дам ему выспаться. Но пока
он спит, жена, пеки по караваю хлеба каждый день и клади его у его
изголовья. И каждый раз делай зарубку на стене, чтобы потом можно было
сосчитать дни. Ибо род человеческий лукав. Проснувшись, он станет
утверждать, что не спал.
Вот она и пекла хлеб, и ставила зарубки на стене каждый день, а мне
спилось, что я спал и спал, думая, что не сплю, день за днем. Они
наблюдали за мной и смеялись, улыбаясь моей глупости. А потом наконец
Зиусудра коснулся меня, и я проснулся. Но и это по-прежнему происходило в
моем сне.
- Почему ты меня трогаешь? - спросил я, а он ответил: - Чтобы тебя
разбудить.
Я в удивлении посмотрел на него и стал горячо возражать, что я не спал,
что только секунда прошла с той поры, как я присел на корточки, и - глаза
мои не смыкались ни на секунду с той поры, как я сел. Он засмеялся и мягко
сказал, что его жена пекла по караваю хлеба каждый день, пока я спал, и
клала этот каравай со мной рядом.
- Иди, Гильгамеш, пересчитай их, и увидишь, сколько дней ты спал!
Я посмотрел на караваи. Их было семь. Первый был как камень, второй
почти такой же черствый, третий был влажный. Четвертый покрылся плесенью у
корочки, пятый был весь заплесневелый. Только шестой был свежий. Я увидел,
что седьмой печется на углях. Он показал мне отметки на стене, и я понял,
что позорно провалился. Я никогда не найду своего пути на дороге к вечной
жизни. Отчаяние поглотило меня. Я почувствовал, как смерть подкрадывается
ко мне, аки тать в нощи, входит в мою опочивальню, сковывает меня своими
холодными костлявыми пальцами. Я громко застонал и проснулся. Ибо все это
было по-прежнему в моем сне.
Я посмотрел на Зиусудру и потер лоб рукой, словно хотел освободиться от
тумана или от савана. Спать, думая, что я не сплю, видеть сны во сне, и
проснуться во сне, и затем проснуться по-настоящему - и все же не знать,
спал я, снилось ли мне все это или происходило на самом деле, и спал ли я
сейчас или нет - ах, я был навеки потерян в лабиринте иллюзий. Я был
потерян!
Я неуверенно приложил к глазам кончики пальцев.
- Я проснулся? - спросил я.
- Думаю да.
- Но я спал?
- Да, спал.
- А долго я спал?
- Может быть час. Может быть день, - пожал он плечами.
Он сказал это так, словно для пего это было одно и то же.
- А мне снилось, что я проспал шесть дней и семь ночей, а ты и твоя
жена смотрели на меня, и каждый день она пекла хлеб. А потом ты разбудил
меня, и я сказал, что я не спал, но потом увидел семь караваев перед
собой. И когда я их увидел, я почувствовал, что смерть уже взяла меня за
глотку, и проснулся, потому что закричал.
- Я слышал, что ты вскрикнул, - сказал Зиусудра. - Это было секунду
назад, перед тем, как ты проснулся.
- Значит, сейчас я не сплю? - все еще неуверенно спросил я.
- Ты не спишь, Гильгамеш. Но ты спал. Ты сам этого не знал. Сон сразил
тебя в первую же минуту твоего испытания.
- Значит, я его провалил испытание, - сказал я грустным голосом. - Я
обречен на смерть. Нет мне надежды. Куда бы ни ступала моя нога, везде я
нахожу смерть - даже здесь!
Он улыбнулся мне нежной, понимающей улыбкой, как улыбаются малым детям:
- Ты думал, наши тайны спасут тебя от смерти? Они не могут спасти даже
меня. Ты это понимаешь. Все эти обряды, которые мы соблюдаем, все тайны:
ОНИ НЕ МОГУТ СПАСТИ ДАЖЕ МЕНЯ!
- Но ведь все рассказывают, что ты никогда не умрешь.
- Ну да. Это сказка, предание. Но ведь это не то предание, которое мы
сами здесь рассказываем. Когда это я говорил тебе, что избегу смерти?
Скажи мне, когда я это говорил тебе такие слова, Гильгамеш, а?
Я ошеломленно смотрел на него:
- Ты сам сказал, что смерти нет. Только делай то, что ты должен делать,
и смерти не будет. Ты сам так сказал.
- Правильно. Но ты совсем не понял того, что я хотел сказать.
- Я понял то, что ты говорил, так мне показалось.
- Правильно. Это самое поверхностное, самое легкое знание. Это то
самое, что ты надеялся найти. Но это не настоящее знание.
И снова нежная улыбка, такая ласковая, такая любящая. Он тихо сказал:
- Мы тут со смертью заключили договор. Мы знаем ее тайны, она знает
наши. Мы знаем, как она действует, она знает, как действуем мы. Но есть у
нас и особые тайны, и они защищают нас на время от смерти. Но только на
время. Бедняга Гильгамеш, ты так много прошел, чтобы узнать так мало!
Меня озарило, и это озарение наполнило мою душу. Я почувствовал, что
кожу мою словно закололи иголками. Я задрожал, когда правда объявилась во
всей своей полноте. Я затаил дыхание. Был вопрос, который я должен был
задать сейчас же, но я не знал, достанет ли у меня смелости задать его, и
я не думал, что получу на него ответ от этого человека. Но все же,
помолчав, я сказал:
- Скажи мне одно. Ты Зиусудра. Но ты Зиусудра из Шуруппака?
Он ответил мне не колеблясь. И его ответ только подтвердил то, что я
уже начинал понимать.
- Зиусудра из Шуруппака давным-давно мертв, - сказал он.
- Тот самый, который вывел свой народ в высокие земли, когда полились
дожди?
- Умер, и очень давно.
- А Зиусудра, который настал после него?
- Тоже умер. Не могу тебе сказать, сколько человек с таким именем
сидели на этом троне, но я не третий, не четвертый и даже не пятый. Мы
умираем, и другой занимает место и титул. И так мы продолжаем соблюдать
наши тайны. Я очень стар, но не буду же я сидеть тут вечно. Может быть,
Лу-нинмарка станет Зиусудрой после меня, может быть кто-то еще. Может быть
даже ты, Гильгамеш.
- Нет, - сказал я. - Не я.
- А что ты теперь будешь делать?
- Вернусь в Урук. Снова сяду на трон. Буду жить свои дни, сколько их
там мне еще осталось.
- Ты знаешь, ты можешь остаться с нами, если пожелаешь, и принимать
участие в наших обрядах и обучиться нашим навыкам.
- Научиться у вас, как держать смерть на расстоянии, хотя и не победить
окончательно, ибо это невозможно.
- Да.
- Но если я отдам себя в ваши руки, то никогда не смогу покинуть этот
остров?
- Ты и сам не захочешь, если станешь одним из нас.
- А каким же образом это отличается от смерти? - спросил я. - Я потеряю
целый мир, а взамен получу только маленький песчаный остров. Жить в
маленькой комнатушке, работать на полях, вечером читать молитвы, есть
только определенную пищу - короче, жить пленником на таком маленьком
острове, который можно пройти пешком от берега до берега за час или два...
- Ты бы не стал пленником. Если бы ты остался, это произошло бы только
по твоей доброй воле.
- Но это не та жизнь, отец, которую я выбрал бы...
- Нет, конечно, - сказал он. - Я так и думал.
- Я благодарен за предложение.
- Оно не отменяется. Ты можешь прийти к нам в любое время, Гильгамеш,
если только захочешь. Но я не думаю, что ты это сделаешь.
Он опять улыбнулся и протянул руку. Так же, как в первый раз, он
дотронулся ею до моего лица в знак благословения. Какой холодной была его
рука! Его прикосновение было словно жало. Когда Лу-нинмарка вывел меня на
поверхность, я все еще чувствовал то место, где он коснулся меня пальцами.
Казалось он оставил отпечаток на щеке.

37
Я приготовился покинуть маленький остров. По приказанию Зиусудры мне
дали новую богатую одежду и ленту на голову. Я совершал омовения, пока не
стал чист, как свежий снег. Лодочник Сурсунабу перевез меня в Дильмун,
откуда я сам уже смогу устроить свое возвращение домой. Настроение у меня
было несколько подавленное, да и как иначе? Зиусудра все это высказал в
одной фразе: я так много шел, чтобы узнать и получить столь мало. И все же
я не был в отчаянии. Я поставил все на карту и проиграл, но шансы были не
так плохи. Только глупец будет рыдать, когда он бросает кости и просит у
них невозможного, а кости ему этого не дают.
Настало время моего отъезда. Старый жрец Лу-нинмарка пришел ко мне и
произнес небольшую речь:
- Зиусудра чувствует глубокую скорбь, что ты предпринял такое далекое
путешествие, перенес такие опасности и лишения, а не получил никакой
награды. Чтобы утешить тебя, он решил открыть тебе тайну, сокровище богов.
Он дает это тебе как дар, чтобы ты унес его в свою страну.
- А что это? - спросил я.
- Пойдем со мной.
На самом деле я чувствовал себя таким несчастным, что мне уже не
хотелось никакого подарка от Зиусудры. Мне хотелось только поскорей отсюда
убраться и быстро попасть в Урук. Но я знал, что отказываться от подарка
было бы непристойно и невоспитанно. Поэтому я последовал за жрецом в ту
часть острова, где земли вдавались в море узким длинным краем, похожим на
язык или лезвие кинжала. На мысе была гора, состоящая из тысяч раковин
моллюсков странной формы: с одной стороны они все были шероховатые и
неровные, с другой же - гладкие и блестящие. Возле них лежали камни вроде
тех, какими пользуются ныряльщики, когда хотят нырнуть поглубже в море.
- Ты удивляешься, зачем мы сюда пришли? - сказал Лу-нинмарка.
Он усмехнулся. Он поднял одну из серых раковин и взвесил ее на руке,
гладкой стороной вниз, потом снова бросил на землю. Потом он указал на
море.
- Вот то место, где растет растение, которое мы называем Стань-Молодым.
Вот здесь, на дне моря.
Нахмурившись, я сказал:
- Стань-Молодым? Что это за растение?
Он удивленно посмотрел на меня.
- Разве ты о нем не слышал? Это чудо из чудес. Из пего мы делаем
лекарства для излечения самых безнадежных и тяжких недугов, а самый
страшный из них - старость. Это лекарство возвращает человеку прежнюю
силу, убирает морщины с его лица, заставляет волосы расти. И растение, из
которого делается это снадобье, лежит в этих водах. Видишь эти раковины?
Это его листья. Мы ныряем за этим растением, мы приносим его на
поверхность, извлекаем из него силу, а остальное выбрасываем. Из плодов
этого растения мы готовим настойку, которая сохраняет нашу силу и в
старости, а может от старости и предохранить. Прощальный дар Зиусудры
тебе: я должен позволить тебе взять с собой в путешествие плод
Стань-Молодым.
Изумлению моему не было предела.
- Мы не стали бы шутить над тобой злые шутки, Гильгамеш.
Изумление на момент лишило меня дара речи. Когда я смог заговорить, то
спросил:
- Как же мне добыть эту поразительную вещь?
Лу-нинмарка доказал рукой на камни для ныряния, веревки и море. Он
жестом приказал мне раздеться и нырнуть в воду.
Я только на момент заколебался. Море - это владения Энки, а я никогда
не чувствовал себя спокойно перед этим богом. Для меня было бы совершенно
новым переживанием войти в море. Ну что же, подумал, я, до сих пор Энки не
причинил мне никакого вреда, а мальчиком я довольно часто нырял в реки.
Чего же мне бояться? Растение Стань-Молодым ждало меня в этих водах. Я
сбросил свой плащ, привязал к ногам тяжелые камни и, спотыкаясь, побрел к
воде.
Какой она была чистой эта вода, какой теплой, какой нежной! Она лизала
розовый песок у берега и сама приобретала от этого розовый оттенок. Я
взглянул на Лу-нинмарка, который жестами подбадривал меня. Здесь было
мелко; и целую вечность, казалось, я брел в воде колено. В конце концов я
подошел к тому месту, где дно круто обрывалось и, казалось, я нависал над
пастью бездонного обрыва внизу. Я оглянулся. И снова Лу-нинмарка поощрил
меня жестами. Я глубоко вздохнул и бросился вперед и вниз, куда тянули
меня камни.
Радостно парить, опускаясь в эту бездну! Это было похоже на полет,
совсем без усилий, плавно и спокойно, полет вниз. Было совсем не страшно.
Цвет моря сгущался вокруг меня. Теперь оно сияло богатым цветом сапфира.
Пока я опускался, рыбы подплывали ко мне и изучали меня огромными
выпученными глазами. Они были всех цветов: в желто-черную полоску,
багряные, лазурные, цвета топаза и изумруда, цвета бирюзы. Они были таких
цветов, каких я никогда не видел, и таких сочетаний, в которые трудно было
поверить. Я мог бы дотронуться до них - так близко они были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44