https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/kruglye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Это подтверждает мнение о том, что и в самой продвинутой стране далеко не все успели овладеть компьютерной грамотностью. Владлену тоже не сразу пришла мысль использовать в качестве инструмента шантажа принтер.Хирург, который обещал прооперировать и лечить матушку, сказал вчера четко: пять тысяч баксов. И взять их Владлен мог только у этой телевизионной сучки. Но она, известив его о согласии, опять отмалчивалась. Хотя, в его представлении, выложить пять тысяч баксов ей было все равно что ему чихнуть.Это он, пашущий на фирму, да еще играющий по заданиям Андрея то в водопроводчика, то в газовщика-электрика, не то что на приличную иномарку не заработал, даже на лечение собственной матери.И хотя Андрей имел к ним кое-какое родственное отношение, он насчет денег был скупее скупого рыцаря.«Напущу на тебя Андрея – не пять, пятьдесят захочешь отдать, – думал Владлен, составляя письмо, – всю жизнь будешь слезы наматывать!»Однако слезы были ему не нужны, а нужны баксы.Что там делал Андрей с теми дамочками, к которым посылал Владлена, – было неизвестно. Владлен не влезал в его дела, помня, что знание – не обязательно свет, но иногда и срок.Несколько дней назад, зайдя в магазин ритуальных услуг по работе от фирмы, он незаметно приватизировал у них со стола несколько бланков. И теперь внутренне хохотал, представляя, как эта сучка Анечка будет читать его послание, напечатанное на похоронном бланке.Послание он, по обыкновению, вложил в ее почтовый ящик и стал ждать.
Уже две недели, как Анна Филипповна Костикова, перестав получать письма от Костика, старалась гнать страшные черные мысли. Если бы не шантажист, она бы уже давно была в Чечне или в каком другом месте – может быть, в Назрани или в ростовском госпитале. Днем на работе она держалась. И только верной подруге Ленке Каравай раскрывала тот ужас, который поселился в душе.– С солдатами только и делают, что гоняют по стране туда-сюда, тут не то что матери написать, от собственного имени отвыкнешь! – в который раз успокаивала верная подруга.Ленка и стала первым человеком, перед которым Анечка раскрыла свою страшную и стыдную тайну, показав одно за другим письма от шантажиста. Это случилось после того, как она вытащила из почтового ящика конверт с приглашением зайти в похоронное бюро.В тот момент она прислонилась к стене и не смогла разобрать ни одной буквы на толстом желтоватом листе бумаги, – перед глазами у нее плавали темные круги. Потом она собралась, прочитала, сообразила, что это – всего-навсего очередное послание шантажиста.Но страшная надпись на бланке стала для нее ясным сигналом судьбы. Тогда она и решилась рассказать все подруге.– Ладно, в подробности не вдавайся, – хмуро перебила Ленка плачущую Анечку. – Что-то такое я предполагала давно. Уж слишком вы выделялись!– Это все я сама, все сама наделала! Я же его тогда спасти хотела! – продолжала рыдать Анечка. – И я его люблю, люблю! Понимаешь. Если бы только как сына!..Ленка полезла в сумочку, нашла там валидол и протянула большую круглую таблетку Анечке:– Кончай свои истерики. Положи в рот и соси.– Ты меня теперь презирать будешь? – спросила Анечка с отчаянием в голосе.– Иди ты со своим презрением знаешь куда?! Не судите да не судимы, понятно? Думаешь, я раньше не догадывалась? Или что, думаешь, все уж всегда такие безгрешные? Главное – лишь бы этот подонок свою запись в прессу не пустил. Сколько не хватает, чтобы заплатить этому подонку, – три тысячи? – переспросила она по-деловому.Ленка заставила Анечку вымыть холодной водой лицо, а сама стала кому-то названивать.– Есть у меня один мужик, он ради меня готов по стене размазаться. Думаю, не откажет, – объяснила она.Но человек этот оказался в отъезде и ждали его через несколько дней.– Ладно, не бери в голову. Ответь своему подонку, что через неделю он точно все получит, – успокоила Ленка. – Месяца на три я займу, а за это время найдем, у кого еще перезанять. И ты кое-что получишь за свои Соловки. Выкрутимся, подруга. Заплатим, и лети сразу в эту самую Назрань.Но человек, который был где-то в отъезде, задерживался, его ждали со дня на день. Ленка ей звонила каждый день.От шантажиста тоже пришло очередное послание. Опять на бланке бюро ритуальных услуг. Он требовал деньги до конца недели.– Хочешь, я сама с этим подонком встречусь и все скажу, что о нем думаю? Или просто глаза ему выдеру, чтоб не совал их, куда не надо?! – предлагала верная подруга.Анечка готова уже была согласиться. Но тут в ее жизнь ворвались события, которые обрушили все.Ждать и надеяться на письма стало уже попросту невозможно, и Анна Филипповна, решившись, позвонила в военкомат. Со студии. Ей ответил дежурный. Спотыкаясь, она стала объяснять:– Вы понимаете, такого ни разу не было: он писал мне каждый день. Может быть, послать запрос?Дежурный, перебив, дал номер телефона, по которому тут же ответил внимательный голос.Она объяснила и ему.– Не волнуйтесь, – стал успокаивать тот, записав номер части. – Части теперь все время перемещаются, и почте за ними не угнаться. Кстати, как раз в эту часть мы вчера посылали запросы на двух ребят. Так что не вы одна.Он записал ее телефоны, и домашний, и студийные.– Как ответ получим, я сам вас оповещу, – пообещал он. – Уверен, что с ребятами там все в порядке.С тем она и пошла на передачу.
Анна Филипповна сидела за овальным столиком в состоянии расслабления и одновременно особой собранности. Перед нею лежал сценарный план. В нем были перечислены по порядку сюжеты, а также их авторы. Все это и без бумаг держалось в ее голове, но таков уж был порядок. Через несколько минут заканчивался выпуск центральных новостей, и в ту же секунду в кадр входила она.Оператор Гриша в наушниках стоял перед камерой, направленной на Анну Филипповну, в позе готовности и ждал сигнала. По сторонам располагались два монитора. В правом Анна Филипповна могла увидеть себя и сейчас, а по левому шли те самые новости, которые показывали на страну.Она вздрогнула оттого, что, как ей показалось, московский ведущий назвал ее фамилию.– Мобильная группа боевиков была одета в камуфляж с российскими знаками различия, – продолжал говорить ведущий. – Как рассказал другой, чудом оставшийся в живых, солдат, Константин Костиков до последнего выстрела не подпускал бандитов к своим раненым товарищам. Расстреляв весь боезапас, он попытался подорвать себя гранатой, но она по какой-то причине не взорвалась. Захватив высоту, боевики надругались над телами раненых российских военнослужащих. Повторяю, мы показываем лишь малую часть этой страшной пленки, которую снимали боевики, пожелавшие зафиксировать свои действия во всех подробностях. По всей вероятности, оператор находился среди наемников.И дальше Анечка увидела своего Костика, который смотрел на нее полными боли и ужаса глазами. Ей даже показалось, что он что-то произнес одними лишь губами.– Вы видите, как наемник, по-видимому арабского происхождения, кастрирует рядового Костикова, – комментировал отстраненным, подчеркнуто бесстрастным голосом ведущий. – Теперь он отрезает ему уши, которые многие наемники используют как сувенир… Повторяю, мы показываем лишь малую часть тех страшных кадров, которые были нами получены…До входа Анны Филипповны в передачу оставалось полторы минуты.
Ей показалось, что все ее тело умерло. Лишь один голосовой аппарат действовал как заводной автомат. Он производил необходимые для передачи звуки. Отдельно от разума и тела. Звуки складывались в слова и фразы, содержание которых проходило мимо сознания.Когда красная сигнальная лампочка над камерой оператора Гриши погасла, она так же автоматически собрала листки сценарного плана и вышла из студии.За тяжелыми звукоизолирующими дверями возле низенького диванчика толпилось несколько человек: главный режиссер Михаил Ильич, режиссер Ёлка Павленкова, гримерша Валечка. По их застывшим лицам она поняла, что они – всё знают .Им позвонили из Москвы в ту минуту, когда Анна Филипповна вошла в кадр. До этого в Москве никому в голову не приходило соединить ту ужасную пленку с петербургской ведущей Анной Костиковой.Весть немедленно разлетелась по всем комнатам, и теперь Анна Филипповна шла, автоматически передвигая одеревеневшие ноги, по коридору из смолкающих и мгновенно расступающихся людей. Возможно, так в прежние времена двигались приговоренные к казни.Михаил Ильич сразу вызвал гримершу, которая у них выполняла и обязанности медсестры. Та прибежала с какими-то успокоительными средствами. Но Анна Филипповна, сев в привычное потертое кресло, севшим чужим голосом проговорила:– Не надо. Мне ничего в этой жизни не надо.– Анечка, тебе надо туда лететь. Ты должна увидеть это место и сохранить его в памяти.Главный режиссер решил, что суетные заботы – полет в самолете, посторонние люди – отвлекут ее от несчастья.– В чьей памяти? – хрипло переспросила она.– В твоей.– А-а-а, в моей, – согласилась она. – Хорошо, я сохраню.Теперь у нее появилась новая цель В жизни – немедленно лететь туда, где страдал истерзанный Костик. Чтобы увидеть, чтобы запомнить то место. Но нет, не только для этого. Ей надо, действительно надо торопиться туда, чтобы его заслонить. Спасти от следующих страданий. Ведь он же наверняка все еще там страдает. Говорят, душа еще долго не уходит от своего тела. И ей необходимо ехать туда немедленно, чтобы ощутить хотя бы душу Костика.Анна Филипповна снова вспомнила его глаза, полные боли и муки. И губы, прошептавшие в камеру всего одно слово. И она поняла, чтО это было за слово: в последнее мгновение жизни он звал ее. Он верил, что она придет и весь ужас останется позади, исчезнет. Ей надо, она должна немедленно быть рядом с ним. Только это остановит его страдания. И она решительно поднялась.У студии был давний контакт с «Пулковскими авиалиниями», и тот же Михаил Ильич, Миша, быстро договорился о месте на ближайший рейс. Миша позвонил и в военкомат. Они мгновенно врубились в ситуацию и сказали, что через полчаса можно заехать за нужными бумагами. Миша даже собрался лететь вместе с нею, но Анна Филипповна тем же не своим голосом произнесла короткое:– Нет. Я должна одна.Когда она вышла из студии, Валечка произнесла почти что восхищенно:– Во – характер! Ни слезинки. Железная женщина.– Что ты, Валя! Чего хорошего? Тут как раз разрыдаться надо. Реветь во весь голос. А не молчать. Как бы у нее крыша не поехала от такого молчания! – перебила ее Ёлка.Все дальнейшее происходило как бы не с ней. Студийный водитель завез ее в военкомат, где у дежурного лежала готовая бумага. Дома ей понадобилось не больше получаса, чтобы захватить нужные документы и детские фотографии Костика. Зачем она взяла эти фотографии, Анна Филипповна не знала, но они показались ей очень нужными.Все люди, встречавшиеся на ее пути в этот день, перешедший сначала в вечер, а потом в ночь, немедленно понимали, в чем дело, и бросались помогать ей – так сильна была энергия горя, которую она излучала.Бортпроводница, едва только заглянув в ее лицо при входе в самолет, сразу повела на отдельное от всех место. И хотя в соседних рядах тоже сидели какие-то люди, Анна Филипповна не замечала их, словно отделившись невидимым экраном. Она перебирала фотографии сына и повторяла одну только мысль: «Я лечу к тебе, Костик! Потерпи! Закрой глаза, потеряй сознание, чтобы не чувствовать этого ужаса. Я лечу к тебе! Уже скоро! Я помогу».На местном аэродроме тут же подвернулась машина, которая довезла ее до пресс-центра. А дальше братья-журналисты стали передавать ее с рук на руки по всему маршруту. Иногда приходилось ждать машину минут сорок – час. И она молча стояла, прислонившись к стене и свесив руки, или так же молча сидела, не участвуя в ни чьих разговорах.Лишь на последнем этапе едва не возникла заминка. Полковник, к которому ее привезли рано утром в штаб, стал выяснять, не появились ли в районе этой высотки новые боевики.– Мы это ради вас делаем, чтобы вашу жизнь сохранить! – твердил он. – Слышите, что делается?!Вдалеке послышалось несколько могучих взрывов.– У нас тут всюду можно пулю, а то и мину схватить.Так ничего и не выяснив, он наконец поддался силе ее горя, дал в сопровождение двух солдат с автоматами и напутствовал водителя «газика»:– Там внимательней присмотри!Часть это была новая, не та, где служил Костик. Полк Костика, как она поняла, вечером успел передислоцироваться на другое место. Разговор на высоте Анна Филипповна взбиралась на холм, и ее обдувал сырой ветер. Вокруг была ровная земля, кое-где присыпанная грязным снегом. Холм огибала дорога, и по ней время от времени приближалась, а потом уезжала вдаль боевая техника, машины с солдатами, изредка проходили пешие люди.Выше, на плоской вершине холма, лежали убитые люди, и там ее дожидался истерзанный Костик.– Маманя, может, вам не надо туда? – стал заботливо уговаривать шофер в пахнущем бензином бушлате, когда до вершины оставалось совсем немного. – Посмотрели сблизи, и ладно. Скоро похоронная команда приедет, соберет все тела, и вам вашего сына тоже пришлют.Этот шофер был ровесником Костика, он и во время пути пытался вступить с нею в разговор, но она отвечала ему лишь кивками. И сейчас тоже, не ответив, наоборот, ускорила шаг.– Там такое дело, – как бы извиняясь, стал объяснять один из автоматчиков. – Вы не обижайтесь, что они все рядом лежат – и чеченцы, и наши. Чеченцы, они в нашу форму оделись, и, когда их постреляли, разбираться было некогда – кто наш, а кто – нет. Так и оставили.– Хорошо еще, если лежат, – неопределенно проговорил шофер.Скоро они увидели, как немного выше, сбоку от них, по холму на вершину взбиралась какая-то пожилая женщина, одетая во все черное.– Эй! Что тебе-то тут надо? – грубо окликнул ее автоматчик.– Что надо, что надо? Сына надо, – с тоской в голосе ответила женщина.– Чеченка, – миролюбиво объяснил шофер. – Тоже своего ищет.Чеченская женщина поднялась на вершину первая и, обхватив руками лицо, неожиданно закричала дурным голосом.– Во-во, так и есть, – проговорил шофер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я