Не действуют даже вблизи Чащобы. Так что никто не может туда идти… – Я пересказал, что узнал о Чащобе из разговоров и лент.
– И еще – эта растительность движется, – добавила Илло. – Как цветы в этом городе – дрожит и раскачивается без всякого ветра. Это особенность процесса спутывания, при каждом движении стебли и ветви переплетаются и часто так и остаются сцепленными.
Этого я не знал. На мои расспросы она ответила, что была как-то в Портсити и прочла отчет человека, который участвовал в спасательной экспедиции. Несколько инопланетников во флиттере снизились над Чащобой и исчезли в ней.
– И вот я думаю, – Илло поднесла пальцы к губам, как будто собиралась их жевать, как какой-то деликатес, – нет ли здесь связи?
– Вряд ли найдется глупец, который будет сажать семена и саженцы из Чащобы на равнине!
– Может, никто их и не принес. Помнишь бурю? Такой ветер может перенести что угодно. Если бы были подробные записи хоть из одного погибшего поселка о том, что произошло непосредственно перед Тенью. Возможно, были признаки приближающейся беды, на которые никто не обратил внимания…
– Такие, как новые цветы, появившиеся в саду? – Я хотел сказать это презрительно, но меня ее предположение захватило. Возможно, у отца была аналогичная мысль: он много времени затратил на описание растительности. К тому же я вспомнил кое-что еще: когда он надевал защитный костюм, то всегда тщательно отряхивал его вдали от лагеря и обрабатывал дезинфицирующим порошком. Но так было после первых двух-трех выходов; потом он костюм не надевал.
– Да, такие, как новый цветок в саду, – согласилась девушка.
Илло больше меня знает о растениях, это я готов признать. Целительница должна их хорошо знать, должна разбираться в том, какие растения вредят, а какие могут помочь. Я знал, что в ее мешке много коробочек с высушенными травами и измельченными семенами – и у всех есть особое применение. Волдыри у меня на руках и щеке почти не болели, краснота сошла – все благодаря мази Илло, тем не менее это достаточное предупреждение о том, что в Мунго растет и цветет отрава. В этот момент я готов был принять любую теорию. Хотя никакие вредные растения не сравнятся с тем, что я видел. Яд таких растений может вызвать эпидемию. Но я по-прежнему был уверен, что за страшной судьбой поселков таится какой-то жестокий разум. Может, разум не в том смысле, в каком мы его понимаем, пусть чуждый и непонятный нам, но все же разум.
Я убрал ленты, и мы легли на постели из травы и одеял. Илло говорила мало, но я догадывался, что она напряженно размышляет. И надеялся, что во сне не увижу то, что лежит так близко к нам, за кивающими цветами. Раскачиваются ли они и ночью? Ночь такая тихая, ни один ветерок не шелестит травой. Словно что-то защищает мертвый город, что-то ждет… Нет, нельзя давать волю воображению.
Ночь я провел беспокойно. Должно быть, спал некрепко, потому что дважды просыпался и слышал, как меняют свою вахту гары. В эту ночь я осознал, как ничтожно мало знаю. Мне казалось, что я хорошо подготовлен к тому, чтобы стать странствующим. Но теперь мне нужно знать больше, гораздо больше.
На следующий день гары пошли резво. Я был уверен: они рады повернуться спиной к месту, которого сторонились. Теперь воду нес Витол, а Дру была свободна от поклажи. И шла впереди, время от времени отклоняясь в стороны от нашего маршрута. Она словно выполняла роль разведчика. Я никогда раньше не видел, чтобы гары так себя вели, но ведь они обычно не имеют возможности свободно идти на равнине, а впряжены в фургон, оставляя след.
Сейчас никакого следа все равно нет. Небо затянуто тучами. Я продолжал посматривать на бегущие облака. Еще одна сильная буря вполне может означать нашу смерть, ведь у нас нет даже защиты фургона. Однако животные не проявляли беспокойства, а я знал, что они почувствуют резкое изменение погоды.
Справа непрерывной далекой линией по горизонту тянулась Чащоба. Мы двигались на запад примерно в направлении Рощи Вура, насколько я смог это определить. По всем расчетам нам предстояло не менее двух дней пути.
По небу пролетали стаи перелетных птиц, и их крики перекрывали постоянный шелест травы, составляющий столь значительную часть песни ветра. Мы шли ровно, но не торопились, время от времени останавливались, чтобы гары смогли попастись. И не разговаривали, даже когда останавливались. У Илло опять была на лице маска, и у меня создавалось ощущение, что она на самом деле не видит ни меня, ни гаров, ни равнину вокруг нас, что в глубине души она старается решить какую-то сложную проблему. Во время третьей остановки я осмелился спросить, не услышала ли она снова призыв. Она отрицательно покачала головой.
– Ничего. Может, я никогда не узнаю… – Она смолкла, и я смог закончить за нее. Она никогда не узнает, что случилось с Катой. Но догадывался, хотя и не произносил вслух, что к ней пришла смерть.
В середине дня я увидел небольшое стадо люртов – первых представителей жизни, кроме птиц, которые встретились нам после бури. Природные обитатели равнин, должно быть, укрылись, или буря разогнала их, искалечила, лишила привычных территорий. Витол заревел, и маленькие грациозные создания умчались огромными прыжками. Мы не знаем, почему гары всегда прогоняют диких грызунов. Вероятно, из ревнивого желания защитить пищу, которая может потребоваться им самим.
Однако вид разбегающихся люртов означал, что здесь местность покинутая. Самые робкие из всех живых существ, они никогда не делят свою территорию с другими представителями дикой жизни.
– Хорошая местность. – Мы остановились на вершине невысокого хребта. Илло немного переместила свой мешок, потом опустилась на колено и потрогала траву. Я подумал, что она смотрит, плодородная ли почва. Но она порылась пальцами у корней и вытащила что-то. Найденный предмет блеснул на солнце, свисая из ее руки.
– Ты когда-нибудь такое видел? Ты ведь ходил далеко… – Она протянула мне свою находку.
Цепочка из металлических звеньев. Вначале я решил, что от времени и непогоды она приобрела бронзовый цвет. Но когда взял в руки, обнаружил, что поверхность гладкая, нетронутая временем. Это природный цвет материала, и я ничего подобного никогда не видел. Но это мало что значит – цепочку мог уронить какой-нибудь инопланетник, возможно, разведчик, а сплав явно создан на другой планете.
Цепочка великолепно сработана, это произведение искусства, звенья прилегают друг к другу так же плотно, как чешуйки на спине ящерицы ску. Но в одном месте она разорвана. Посредине пластинка; если бы цепочка была целой, то, если ее надеть, пластинка плотно бы прилегала к горлу. Пластинка шириной и длиной с мой мизинец; я стер с нее остатки почвы и увидел удивительно сложную и запутанную резьбу, напоминающую надпись на неведомом языке.
– Инопланетное, – заметил я. Осмотрел пологие травянистые склоны, устранствующие от того места, где мы стояли. Возможно, действовало увиденное на Мунго, но я поймал себя на то том, что ищу что-то – останки того, кто когда-то носил это украшение. И я не удивился бы, если бы из травы на меня посмотрел пустыми глазницами череп.
– Может быть… – Илло откинулась на корточках и снова принялась рыться в траве. Она тоже ищет останки? Если ей пришла в голову та же мысль, я удивился, как она может продолжать искать.
– Думаю, это сплав. – Мне хотелось прекратить ее поиск. – На Вуре нет искусства или техники, способных произвести такое.
– Оно гораздо старше нашего появления на Вуре… – Ее поиски оказались безуспешными. Илло посмотрела – не на меня, а на то, что я держал в руках.
– Ты хочешь сказать, что оно старше первой исследовательской группы?.. – Вур был обнаружен разведчиком первого класса, который картографировал планеты для Лиги, и поскольку этому разведчику пора было уходить в отставку и это была его последняя далекая экспедиция, планету назвали его именем. А когда его служба окончилась, он решил на ней поселиться.
– Да.
– Но это невозможно! – Я повертел цепочку, удивляясь словам Илло. Но почему…
Девушка стерла последние следы земли с пальцев и встала.
– Ты мало знаешь о нас – целительницах. – В голосе ее звучала обида, губы она поджала, в глазах появилось враждебное выражение, как будто я открыто обвинил ее во лжи. – У нас есть способности. Я … и еще несколько таких же… мы можем подержать в руках предмет, – она вытянула руки, сложив ладони горстью, так, словно в них лежит цепочка, – и узнать, что это такое, когда сделано, кто сделал и как использовал… может быть, даже как цепочка попала туда, где я ее нашла.
Сначала я не поверил ее словам, но потом заколебался. Кто знает, каковы возможности мозга? Бывают инопланетники с необычными способностями. Когда земляне улетели с родной планеты к звездам и поселились на далеких мирах, они изменились, мутировали, чужая почва и атмосфера привели к переменам, которые становились все сильнее и устойчивей с каждым новым поколением, родившимся под чужим солнцем. Сам я никогда не был на других планетах, но видел много гостей, членов комиссий, исследовавших Тень, шахтеров, космонавтов (а ведь Вур не самая посещаемая планета) и понял, что мы, имевшие в далеком прошлом общих предков, теперь стали чуть ли не представителями разных видов. Есть и такие, кто по нашим ограниченным стандартам никогда не был людьми, например, закатане, тристианцы и другие.
Поэтому неразумно просто утверждать, что та или иная способность не существует. Даже поселенцы Вура прилетели с разных планет и их происхождение может восходить к бесчисленным мирам и давать потомкам необычные способности.
– Дай мне прочувствовать… – Она взяла цепочку и сжала в руках. Глаза ее были закрыты; я чувствовал, как она сосредоточилась, все ее тело напряглось.
Я не ощущал ничего, кроме гладкой поверхности цепочки. Но не забыл впечатления о том, что рисунок на пластинке имеет какой-то смысл, смысл определенный и очень важный. Почти как личный идентификационный диск, который носят с собой космонавты из разных служб.
Идентификационный диск? Вполне вероятно. Возможно, здесь потерпел крушение корабль – или приземлилась спасательная шлюпка после катастрофы, и это произошло до того, как люди официально высадились на Вуре. Правдоподобная версия. Но это значит, что цепочке сто или больше лет. Ни один известный мне металл или сплав столько не выдержит, если только…
Предтечи!
Мы поздно вышли в космос, хотя теперь уже столетиями блуждаем меж звезд. Но были те, кто вышел на звездные линии, нанес их на карты задолго до того, как первая примитивная ракета взлетела с Земли и человек бросил на звезды алчный взгляд. Возникали и рушились галактические империи, о которых мы ничего не знаем.
У закатан есть исторические архивы. Свою долгую жизнь (закатане живут гораздо дольше людей) они посвящают поискам и каталогизации следов прошлых цивилизаций. Было много таких находок – пещеры на Астре, сожженные и полурасплавленные города на Лимбо. Были сделаны великие открытия. Обнаружены машины, такие сложные и загадочные, что даже лучшие техники не могли догадаться, для чего они предназначены. Некоторые, даже на пустынных планетах, продолжали действовать. И сколько лет действовали – миллион, миллиард?
Я вспомнил другое увлечение отца – он собирал материалы о находках следов предтеч, рылся в архивах Портсити, вспомнил его рассказы у костра об этих находках. Он говорил, что мы только краем затронули эти знания, а предтечи жили задолго до нас. Но на Вуре никаких следов предтеч нет – по крайней мере до сих пор они не были обнаружены.
Легко возводить догадки на таком основании. У нас планету открыл разведчик – может быть, задолго до него здесь побывали исследователи предтеч. Один из них высадился на Вур – или как они называли нашу планету – и попал в беду…
Неподвижное, лишенное выражения лицо – оно всегда становилось таким, когда Илло погружалась в транс целительницы, – дрогнуло, маска с него спала. Лицо исказилось, словно девушка испытала боль; резким неожиданным движением она отбросила от себя цепь. Я протестующе вскрикнул и опустился на колени, начал рыться пальцами в траве, пока не наткнулся на гладкую поверхность.
Девушка не открывала глаза, но выражение боли на лице постепенно смягчилось. Она вздрогнула так сильно, что едва не потеряла равновесие. Я подобрал ее находку, обнял Илло за плечи, привлек к себе. Она по-прежнему дрожала… от страха… отвращения?..
Илло закрыла лицо руками. И заплакала, издавая резкие, болезненные звуки, как страдающее животное. Я услышал низкий ответный рев Витола, забеспокоились Дру и Вобру. Гары собрались вокруг небольшого возвышения, на котором мы стояли, подняли рогатые головы и смотрели на нас своими большими глазами.
– Илло, в чем дело?
Возможно, на нее подействовало тепло моего тела и убедительность, которую я постарался вложить в свой голос.
Она отняла одну руку от лица, сжала мою руку так сильно, что ногти ее впились через кожаный рукав, и мне стало больно. На щеках девушки не было слез; она продолжала резко всхлипывать, но глаза были открытыми – и сухими. Смотрела она прямо перед собой, и у нее было такое выражение, словно у нее каким-то ужасным способом вырвали правду. И хотя я держал ее и ни за что не хотел отпускать, она попыталась уйти от меня.
Выронив цепь, я обеими руками обхватил девушку. Почти грубо затряс. Голова ее взад и вперед раскачивалась на плечах. Илло ахнула, закричала. Постепенно ее всхлипывания стихали, но она не высвобождалась из моих объятий. Напротив, придвинулась ближе, обхватила меня руками и прижалась так, словно я единственный якорь, удерживающий ее от опасности, которую сам не могу понять.
Так мы стояли долго. Но вот ее дрожь стихла, голова упала мне на плечо, и я услышал, что ее неровное, рваное дыхание успокаивается.
И я снова решился спросить:
– В чем дело?
На секунду или две у меня возникло опасение, что вопрос вызовет новую бурю. Она действительно задрожала и сильнее ухватилась за меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21