— И все же что бы вы хотели?
— Вероятно, мы могли бы оказать вам пользу, господин, — намекнула Гута.
— Как это?
— Дризриаки стали бы неуязвимыми под защитой богов тимбри, — объяснила Гута. — Обеспечьте себе победу, заручитесь поддержкой наших богов, господин.
— И каким образом можно этого достичь? — поинтересовался Аброгастес.
— Посредством услуг жриц тимбри.
— Это был бы бесценный дар, — уважительно проговорил Аброгастес, и Гута скромно поклонилась. — Что же вы хотите в обмен на неоценимую услугу?
— Мы ничего не просим, нам нет дела ни до мирской одежды, ни до богатства.
— Так вы ничего не хотите?
— Великодушие Аброгастеса, повелителя дризриаков, хорошо известно, — произнесла Гута.
— И что же вы цените больше всего? — допытывался Аброгастес. — Чего вы жаждете?
— Господин, конечно, знает…
— Что?
— Мы — святые, непорочные девы, — начала Гута.
— И что же?
— Наше главное желание — усердно служить своим богам, чтобы потом, закончив служение, соединиться с ними.
— Вы усердно служили богам, — усмехнулся Аброгастес.
— Да, господин?
— Так присоединитесь к ним!
— Господин! — вскричала Гута.
По знаку Аброгастеса воины-дризриаки выхватили ножи, окружили жриц и стали ставить их на колени, грубо дергая за волосы и закалывая, как свиней. Женщины завизжали. Посланники и купцы отшатнулись.
— Оставьте этих двоих, — указал Аброгастес на молодых прислужниц.
Через минуту вопли стихли, тела распластались в грязи под ударами окровавленных ножей. В живых остались только Гута и прислужницы. Гута стояла на коленях перед помостом. Воин намотал ее волосы на руку, а она в ужасе уставилась на Аброгастеса, повелителя дризриаков.
— Боги алеманнов и дризриаков — это не боги тимбри, — отрезал Аброгастес.
— Сжальтесь, господин! — закричала Гута. Аброгастес поднял руку.
— Нет, нет, господин! — рыдала Гута.
Аброгастес знаком приказал воину отпустить ее. Жрица дико огляделась.
— Мое боги — лживые боги! — вскричала она. Обе прислужницы, одна на коленях, другая на четвереньках, переглянулись.
— Это лживые боги! — вопила Гута.
— Так почему же ты служила им? — спросил Аброгастес.
— Мне хотелось власти!
— Женщина не имеет права властвовать, — заметил Аброгастес.
— Да, господин, простите меня!
— Когда женщинам достается власть, они позорят ее, — сказал Аброгастес.
— Да, господин!
— Поэтому им нельзя обладать властью.
— Да, господин!
— Как на ткани появился знак дризриаков? — спросил Аброгастес.
— Это было сделано с помощью пятен реактивами, — плача, объяснила Гута. — Кровь взаимодействовала с реактивами, пропитывающими ткань, и пятна выступали на ней.
— И ты приготовила ткань с разными знаками, — заключил Аброгастес.
— Да, господин.
— А что же с предсказаниями, пророчествами и всем прочим?
— Все это ложь, господин, — созналась Гута. — Все зависит от желания, рассуждений, вопросов и надежд тех, кто этим занимается, от вопросов того, кто предсказывает, от его сообразительности, внимания и тому подобных качеств.
— Значит, все это ложь? — заключил Аброгастес.
— Да, господин. Это и все то, что говорят ясновидящие, шарлатаны, гадалки и прочий сброд во всех галактиках.
Аброгастес сделал вид, что хочет вновь поднять руку.
— Нет-нет, господин! — закричала Гута и сжала ворот платья.
Аброгастес пристально взглянул на нее. Гута быстро разорвала платье и спустила его по плечам. Обе прислужницы от изумления раскрыли рты.
Неотрывно глядя на Аброгастеса, Гута разорвала платье до подола и уронила его на землю.
— Нет! — закричали прислужницы.
— Разденьтесь, глупые, если вы хотите жить! — крикнула им Гута. — Игра окончена!
Это мужчины.
— Игра? — ошеломленно переспросили девушки.
— Да, — усмехнулась Гута.
— Но… как же боги?
— Все это ложь!
— Мы должны умереть за нашу веру…
— И вера — ложь! Детская выдумка! Прислужницы зарыдали.
— Можете умереть, если хотите, — заключила Гута.
— Но этого не может быть!
— Может, — отрезал а Гута» и обе прислужницы застыли, парализованные страхом и отчаянием.
— Покажите свои тела. Они созданы для мужчин, разденьтесь!
Первая прислужница дрожащими пальцами расстегнула одежду и неловко высвободилась из нее.
— Смотри! — крикнула Гута. — Вот кто ты — женщина! Понятно?
Вторая прислужница яростно рвала одежду, высвобождаясь из нее.
— Да, да! — подгоняла ее Гута. — На колени! Отлично! Видите? Вы не мужчины, вы совсем не такие, как мужчины! Вы женщины, поймите это! Поймите и порадуйтесь! Вас должны ценить, мужчины дорого заплатят за вас!
Прислужницы обменялись перепуганными взглядами. И вдруг одна из них издала тонкий, протяжный вопль отчаяния, совершенного облегчения и радости.
— Все кончено! — стонала она. — Все кончено!
— Да! — радостно подхватила другая.
— Уведите этих рабынь, — приказал Аброгастес.
Обе девушки охотно подняли руки, позволяя связать себе запястья так, что оставался свободным длинный конец веревки. Их вывели из шатра.
Гута по-прежнему стояла на коленях в ворохе разорванной одежды и смотрела на Аброгастеса.
— А ты? — спросил он.
— Я прошу милости, господин.
— Убейте ее! — закричала толпа.
— Пусть подохнет в муках!
— Убейте!
— Прошу вас, не надо, господин! — проникновенно произнесла Гута.
— Так что нам с ней делать? — обратился Аброгастес к толпе.
— Прирезать! — закричали мужчины.
— Прошу, поглядите на меня как на женщину!
— Разве такая просьба не удивительна из женских уст? — спросил Аброгастес.
— Только не от такой женщины, как эта! — крикнули в толпе.
— Прошу вас, господин, — умоляла Гута.
— А ты неплохо выглядишь, — заметил он.
— Да-да, я смогу угодить!
— Я бы перерезал тебе горло, как только насмотрелся бы на тебя, — зло сказал он.
— О, нет, не надо, господин!
— Но твое тело выглядит аппетитно.
— Да, позвольте угодить вам, господин!
— А ведь без одежды ты недурна собой, — с удивлением продолжал прозревать Аброгастес.
— Спасибо, господин.
— Интересно, сколько бы за тебя дали на торгах? — размышлял Аброгастес.
— Прошу вас, не говорите обо мне так, — зарыдала Гута.
— Возможно, твоей красоты хватит, чтобы купить твою жизнь, — решил Аброгастес.
— Да, да!
— Или хватит только на время.
— Вы так великодушны, господин! — с радостью закричала она.
— Да, выкупить ненадолго твою жизнь, — продолжал он, — но не свободу.
— Господин! — вскрикнула она. — Нет, не надо!
— Если хочешь, ты можешь объявить себя рабыней, — предложил Аброгастес.
— Но тогда я стану всего лишь тварью, как свинья или собака!
— Нет, еще ниже, — возразил Аброгастес.
— О, не надо, господин!
Аброгастес подал знак, и воин за спиной Гуты схватил ее за волосы и оттянул голову назад. Холодное лезвие ножа приблизилось к ее горлу.
— Нет! Нет! — завопила Гута, отчаянно вырываясь.
По знаку Аброгастеса воин отпустил ее и отошел.
— Я объявляю себя рабыней, — отчетлив произнесла Гута. — Я — рабыня.
Ропот удовлетворения прокатился по толпе ибо мужчины уже утратили всякое уважение бывшей жрице тимбри и относились к ней, как к любой рабыне.
— Теперь на тебя может претендовать любой, — сказал Аброгастес. — Я беру тебя.
— Да, господин.
— Чья ты рабыня?
— Ваша, господин.
— Пусть твое имя будет «Гута». Принесите ошейник для этой рабыни, — приказал Аброгастес, — и потяжелее.
Принесли ошейник и надели на рабыню. Он был тяжелым, из железной полосы в полдюйма толщиной и два с половиной дюйма высотой. Ошейник крепко охватывал шею и запирался на замок сзади.
Гута поморщилась.
— Ползи к моему сыну, Ортогу, — сказал Аброгастес, — и целуй ему ноги.
Гута повиновалась, со страхом поглядывая на Ортога, но тот будто не замечал ее.
— Как тебе нравится моя новая рабыня? — спросил Аброгастес.
Ортог пренебрежительно взглянул на Гуту и отвернулся.
— На торгах можно найти и получше, — сказал он.
— Сюда, — щелкнул пальцами Аброгастес, — ложись здесь, рядом с моим троном, на помост.
Гута подползла на коленях и сжалась справа от Аброгастеса.
— Посмотри на меня, — приказал он. — Когда у женщин есть власть, они опозорены.
— Да, господин.
— Значит, у них не должно быть власти.
— Да, господин.
— А у тебя сейчас есть власть?
— Нет, господин.
— Ты совершенно бесправна?
— Да, — тихо сказала Гута и поправилась: — Да, господин.
Аброгастес вновь обратился к оруженосцу, стоящему сбоку.
Никем не замечаемая, обнаженная Гута в ошейнике, лежащая справа от трона Аброгастеса, обменялась взглядами с Геруной, которая в своих королевских одеждах сидела на стуле, выпрямив спину. В глазах Геруны промелькнула странная смесь чувств — ненависти, презрения, жалости и многих других, среди которых мощно нарастало одно, которое Геруне не удавалось подавить — неприязнь. Но Гута быстро отвела глаза, вероятно, не заметив этой неприязни и боясь встретиться взглядом со свободной женщиной. За такое рабынь наказывали. Гута сама была подавленной, пристыженной и испуганной. Но она осознавала, что сейчас в ней вырастает долго и безуспешно подавляемая радость — невероятная радость и облегчение, которое, как это ни парадоксально, можно испытать лишь при полном освобождении. Ей казалось, что каждая клетка ее тела возвращается к жизни. Если бы она не была так напугана, она бы заплакала от бессилия. Но Гута слишком хорошо ощущала тяжесть ошейника на своей шее. Его надели, и теперь она не могла бы снять ошейник, подобно любой другой рабыне. Она шевельнулась, но тут же застыла, испугавшись, что кто-нибудь заметит ее движение. Ей было необязательно надевать такой громоздкий, неудобный ошейник — вполне хватило бы легкого. Но Гута знала, что такие вопросы решать не ей.
Она приподняла голову и тут же смутилась, задрожав под чьим-то взглядом. Как он осмелился смотреть на нее! Неужели он считает ее рабыней! Ну конечно, ведь она и есть рабыня. Гута поняла, что теперь она станет бояться мужчин. Она знала, что принадлежит им и должна служить.
Внезапно она вспомнила, что ее, как рабыню, должны заклеймить. Вряд ли Аброгастес будет ставить клеймо своей рукой — это было бы слишком большой честью. Нет, скорее всего это сделает кто-нибудь из слуг Аброгастеса, умеющий обращаться с женщинами и железом — он заклеймит ее, как множество других рабынь. Она надеялась, что клеймо будет не слишком уродливым, и тем не менее это клеймо уже не смыть, его значение известно на множестве планет.-
Подняв голову, она заметила, что еще один мужчина наблюдает за ней, лежащей, как собака, у ног хозяина. На нее еще никогда так не смотрели!
Гута знала, что должна служить мужчинам безотказно, во всей полноте своей так тщательно скрываемой женственности — впредь ей запрещено быть холодной и равнодушной. Она должна научиться покорности и чувственности. Незачем добиваться, чтобы ее этому научила плеть. Еще один мужчина взглянул на нее. На ней еще нет клейма! Гута надеялась, что клеймо не слишком обезобразит ее, и уверяла себя в этом. Но ее заклеймят так, что ее положение станет понятно жителям тысяч галактик. Борясь с этими смешанными и возбуждающими чувствами, она лежала у ног хозяина.
К Аброгастесу подошел воин и что-то зашептал ему на ухо. Аброгастес нетерпеливо кивнул, и это не ускользнуло от внимания Юлиана. Затем Аброгастес обратился к оруженосцу:
— Так ты будешь служить мне?
— Нет, господин.
— На плаху, — отрезал Аброгастес.
— Ты отказываешь мне даже в достойной смерти, — заметил оруженосец.
— Да, — кивнул Аброгастес. Отшвырнув воинов, которые держали его, оруженосец сам встал на колени и положил голову на плаху.
Мастеровой взялся за тяжелое тесло.
— Стой, — сказал Аброгастес, и мастеровой опустил инструмент. — Ты бы вошел в шатры Крагона?
— Да, господин.
— Тогда ты должен умереть от оружия, — продолжал Аброгастес, — но при одном условии.
— Каком? — спросил оруженосец.
— Отрекись от своего повелителя.
— Никогда!
— Ты готов до скончания времен работать с крестьянами во мраке, лишь бы не предать господина? — удивился Аброгастес.
— Да, господин.
— Я помиловал тебя! — воскликнул Аброгастес. — Отпустите его, мне нужен такой оруженосец.
Оруженосца развязал и. Он встал, непонимающе оглядываясь, а потом подошел к Ортогу и опустился перед ним на колени.
— Я отрекаюсь от тебя, — сказал Ортог, по щекам которого текли слезы. — Ты больше не мой оруженосец.
— Господин! — воскликнул оруженосец. Поднявшись, он подошел к Аброгастесу и упал перед ним.
— Я твой слуга.
— Да, ты мой слуга, — ответил Аброгастес, и обернулся к Ортогу. — Как тебе удалось найти такого преданного человека?
— Он такой же, как все твои слуги.
— Тогда моему сыну следовало бы научиться у них верности, — заметил Аброгастес.
— Этому мог бы лучше научить отец, — крикнул из толпы Хендрикс.
— Нет, — Ортог повернулся к отцу, — я слишком похож на тебя, чтобы следовать за тобой.
— Ты предал дризриаков, — напомнил Аброгастес.
— Так зарождаются новые племена.
— Но с тобой все кончено, — возразил Аброгастес.
— Да, кончено, — согласился Ортог.
— Пора платить и выносить приговор.
— Я готов.
— Ты предал алеманнов и дризриаков, — провозгласил Аброгастес. Ортог промолчал. — Ты должен был сам участвовать в поединке или выбрать достойного бойца.
Ортог перевел взгляд на рабыню, лежащую у ног его отца, и отвернулся. Рабыня не осмелилась взглянуть на него.
— Он мог убить тебя? — спросил Аброгастес, указывая на Отто, позади которого держался Юлиан.
— Да, — раздраженно признался Ортог.
— Хотел бы я видеть, на что способен предатель, — усмехнулся Аброгастес. — Вольфанг! — позвал он, поднимаясь с трона.
— Да? — отозвался Отто.
— Ты будешь драться.
— А меня вызвали на бой? — осведомился Отто. Аброгастес кивнул. — Тогда я имею право принять или не принять вызов.
— Он не палач! — крикнул Юлиан.
— Лучше молчи, — посоветовал Отто, и Юлиан опустил голову.
— Пусть король ортунгов выберет оружие, — заявил Отто.
— Принц Дризриакский может выбрать оружие, — провозгласил Аброгастес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37