И, разумеется, одного его появления достаточно, чтобы смертельно, в
буквальном смысле этого слова, напугать садовника и кухарку.
- Слишком романтично, чтобы быть правдой, - скривился Дюбуа.
- На почве утраты дома у графа вполне могла развиться навязчивая
идея, - заметил Клавье. - И тогда, вполне возможно, он стал бы действовать
именно таким способом.
- Вы хотите сказать, что по моему дому разгуливает жаждущий мести
маньяк? В таком случае, почему он ограничивается слугами и не убьет меня?
- А кто вам сказал, что он этого не сделает? - с полицейской прямотой
спросил инспектор. - Прежде, чем убить вас, он хочет заставить вас дрожать
от страха, только и всего.
- И что же, по-вашему, мне следует делать?
- Я бы рекомендовал вам уехать... на некоторое время. Видите ли,
здесь я не могу гарантировать вашу безопасность. В сельской местности
штаты полиции отнюдь не раздуты... мы не можем приставить по жандарму к
каждому обитателю дома.
- Иными словами, вы снимаете с себя ответственность? - усмехнулся
Дюбуа.
- Нет, конечно, нет. Я сделаю все возможное... но ведь формально у
нас нет даже состава преступления. Есть лишь серия несчастных случаев - и
гипотеза, которая покажется моему начальству еще более фантастичной, чем
вам.
- Не трудитесь, я понял. Что ж, я вполне могу сам за себя постоять.
- Но вспомните, что опасность грозит не только вам.
- Если вы не способны нас защитить, так хотя бы воздержитесь от
нотаций. К тому же, как вы говорите, все это - только гипотезы, к которым
я по-прежнему не испытываю большого доверия. Но если этот неведомый
мститель, будь он де Монтре или кто-нибудь еще, снова сунется в _м_о_й
дом, я его застрелю.
- Во всяком случае, вы должны предупредить об опасности всех, живущих
в доме.
- Чтобы все разбежались? Суеверные сплетни - это одно, а реальная
угроза убийства - совсем другое. Нет, они и без того напуганы.
- В таком случае, мосье Дюбуа, мне придется самому предупредить их.
- Инспектор, у вас нет формальных оснований считать эти смерти
насильственными. А значит, вы не вправе сбивать с толку моих людей, нанося
тем самым ущерб...
В этот момент раздался стук в дверь. Это оказался Леруа.
- Простите, что прерываю вас, мосье, - сказал он, - но дело в том,
что слуги... они хотят получить расчет.
- Что, все? - раздраженно крикнул предприниматель. - Постарайтесь их
отговорить!
- Невозможно, мосье, я пробовал. Они хотят покинуть поместье
немедленно, до наступления ночи. Так вы позволите произвести расчет с
ними?
- А что, если нет?
- Они говорят, мосье, что все равно уйдут и вернутся за деньгами
позже.
- Черт побери! Видите, инспектор, ваши хлопоты уже не требуются. Ну
ладно, Леруа, рассчитайте этих суеверных идиотов, а потом ступайте в
деревню и наймите кого-нибудь на пару дней, пока не прибудут новые
постоянные слуги.
- Хорошо, мосье. Но боюсь, что никто из деревни не согласится
поступить в этот дом даже за тройную плату.
- Мне нужны слуги, а не ваши догадки! Ступайте!
- Видите, мосье Дюбуа, - сказал инспектор, когда мажордом вышел, -
сами обстоятельства подталкивают вас к отъезду.
- Черта с два! Если кому-то и нужно выжить меня из этого дома, то он
этого не добьется! - предприниматель встал из кресла, давая понять, что
разговор окончен.
Жаннет встретила его слезами.
- Жак! - воскликнула она, бросаясь к нему на шею. - Давай уедем из
этого проклятого места! Уедем прямо сейчас!
Некоторое время Дюбуа раздумывал, не сказать ли ей о предположениях
Леблана; он не знал, что для Жаннет хуже - суеверный страх или реальная
опасность, и наконец остановился на полуправде.
- Кое-кому из моих недругов очень бы понравилось мое бегство из дома.
И именно поэтому мы остаемся здесь. Ничего не бойся. Пока ты со мной, тебе
ничего не угрожает, - для пущей убедительности он продемонстрировал Жаннет
заряженный пистолет, чем, кажется еще более напугал ее.
Оказалось, что не все слуги покинули дом: неожиданно откуда-то
появилась Мари. Правда, радость Дюбуа по этому поводу моментально
улетучилась: обычная жизнерадостность горничной исчезла, и она, казалось,
могла теперь только ввергнуть свою хозяйку в еще большее уныние. Затем
вернулся Леруа - как он и ожидал, ни с чем: ни один житель деревни не
соглашался не только работать в доме де Монтре, но даже подходить к нему
после захода солнца. На ночь Дюбуа велел всем запереться на задвижки, а
сам, вопреки обыкновению, остался в спальне Жаннет до утра.
Этой ночью в лесу снова выл волк.

Утром, оставив Жаннет на попечение горничной и строго наказав
мажордому приглядывать за ними обоими, Дюбуа отправился в скобяную лавку и
приобрел там несколько несколько наиболее мощных висячих замков и засовов,
после чего, наняв за совершенно непомерную сумму временного работника,
возвратился с ним в поместье. Вместе с Леруа они обошли весь дом, меняя
замки и заколачивая двери; Дюбуа даже простукивал стены в поисках тайных
ходов - еще неделю назад одна мысль о подобном показалась бы ему чистейшей
паранойей. В конце концов дом стал походить на крепость не только снаружи,
но и изнутри; запертые и забитые двери придавали ему совсем мрачный и
нежилой вид. Работник получил свою плату и удалился с явным облегчением;
весь его вид словно говорил: "никакие запоры не спасут вас от проклятия де
Монтре".
Было ли тому виной естественное раздражение из-за того, что все
складывается так неудачно, или угрюмая атмосфера дома и произошедших в нем
событий начала действовать и на свободного от предрассудков
предпринимателя, однако Дюбуа впервые почувствовал себя в своих владениях
по-настоящему неуютно и все время до вечера провел в обществе Жаннет. Ему
удалось развеяться и, что, пожалуй, было еще важнее, развеселить свою
любовницу, так что та перестала просить об отъезде и как будто поверила,
что с прибытием новых слуг все пойдет по-другому. Наконец Жаннет удалилась
к себе; Дюбуа сидел, откинувшись, на диване, зажав сигару между своими
толстыми волосатыми пальцами, как вдруг тишину дома прорезал ужасающий
женский вопль. Хозяин злополучного поместья вскочил, как ужаленный,
вытащил из ящика стола пистолет и бросился в коридор.
Жаннет, смертельно бледная, лежала без движения на пороге своей
спальни. Склонившись к ней, Дюбуа с облегчением убедился, что она всего
лишь потеряла сознание. В это время в другом конце коридора показался
испуганный мажордом.
- Что случилось? - крикнул он.
- Она жива, - ответил Дюбуа и лишь в этот момент задумался о причине
крика и обморока. Он заглянул в спальню и почувствовал, как у него
холодеет внутри.
Хохотушка Мари, чей беспечный нрав, казалось, не могли смутить даже
зловещие события последних дней, висела под потолком комнаты. Опрокинутый
стул валялся на полу. Посмотрев на страшное лицо удавленницы, Дюбуа понял,
что смерть уже прочно вступила в свои права и бесполезно пытаться оказать
помощь.
- Чертов ублюдок! - заорал предприниматель. - Где ты прячешься?!
Выходи - или ты боишься встретиться со мной лицом к лицу?!
- Что вы, что вы, мосье, - произнес подошедший Леруа. Он старался
говорить спокойно, но голос его дрожал. - Здесь никого нет, кроме нас. Это
же самоубийство, вне всякого сомнения самоубийство...
Дюбуа повернулся к нему. Увидев выражение его лица, мажордом
отшатнулся.
- Самоубийство?! За каким дьяволом, по-вашему, ей вешаться?
- Кто же знает... Девушки в таком возрасте... Какие-нибудь амурные
неурядицы...
- Отправляйтесь за врачом, - Дюбуа взял себя в руки. - И если,
вернувшись, вы не застанете меня в живых, знайте, что это - не
самоубийство.
Вскоре после ухода Леруа Жаннет пришла в чувство.
- Это правда? - спросила она. - Мне не померещилось?
- Нет, - ответил Дюбуа, - к сожалению, нет.
- Бедняжка Мари... Ну теперь-то мы уедем отсюда. Уедем немедленно.
- Уедем... - рассеянно отвечал он, озираясь по сторонам, словно
затравленный зверь. Делец, проворачивавший миллионные операции,
управлявший жизнью многих людей, впервые за многие годы был напуган
по-настоящему. Все предыдущие смерти имели разумное объяснение; но гибель
Мари была настолько нелепой, иррациональной...
Доктор, однако, не проявил особенного удивления - равно как и
инспектор, с которым он, очевидно, уже поделился своими сведениями.
- Бедняжка Мари, - повторил Клавье слова Жаннет. - Если бы я знал,
что она пойдет на это...
- Что, что вы хотите сказать? - нетерпеливо воскликнул Дюбуа. - Это
самоубийство?
- Несомненно.
- Но мотив?
- Вчера Мари попросила осмотреть ее... Она была беременна.
Дюбуа вдруг почувствовал идиотское желание воскликнуть: "Я тут ни при
чем!" Вместо этого он обратился к Леблану:
- Но, инспектор, если ваша гипотеза о мстителе верна, то ему ничего
не стоило повесить служанку, инсценировав самоубийство.
- Я вполне согласен с доктором, - ответил Леблан, заканчивая осмотр
тела. - Видите ли, когда человека вешают против его воли, ему либо
связывают руки, либо предварительно приводят его в бесчувственное
состояние. Очевидно, в обоих случаях жертва не может схватиться за
веревку. Напротив, самоубийцы обычно рефлекторно делают это в последний
момент, отчего на руках остаются соответствующие следы, каковые и
присутствуют в данном случае... Конечно, в отсутствие мотива это не было
бы стопроцентным доказательством, однако информация доктора...
Жалость Дюбуа к Мари мгновенно улетучилась.
- Ей не следовало делать это в моем доме! - зло воскликнул он.
- Не думаю, что она специально хотела доставить вам неприятности, -
покачал головой доктор. - Вероятно, это было внезапное импульсивное
решение. Должно быть, гнетущая атмосфера дома послужила толчком...
- Оставьте мой дом в покое! "Гнетущая атмосфера", "дом смерти" - это
все идиотские выдумки, и я докажу вам всем, что здесь можно жить самым
прекрасным образом!
Как только посторонние удалились, Жаннет обеспокоенно спросила:
- Жак, ты ведь не собираешься здесь остаться?
- Разумеется, мы останемся.
- Но ты обещал!
- Я думал, что мы имеем дело с чертовски ловким и коварным убийцей.
Но оказалось, что Мари никто не убивал, а значит, и опасности нет.
- Нет опасности?! Пять смертей за две недели!
- Это всего лишь крайне неприятное совпадение. Ну и не совсем
совпадение... Каждый следующий несчастный случай взвинчивает нервы людей,
повышая тем самым вероятность новой трагедии...
- Ты можешь сколько угодно рассуждать с умным видом, но я здесь
больше не останусь.
- Жаннет, надо потерпеть еще какой-то день. А там прибудут новые
слуги, и жизнь войдет в нормальное русло. Нельзя сейчас бежать; надо
сломать эту традицию нарастающего страха...
- Я уезжаю, Жак, уезжаю немедленно. Если ты не хочешь ехать, я еду
одна.
Дюбуа потерял терпение.
- Можешь ехать куда угодно. Мне не нужны истерички. Если ты уедешь
сейчас, между нами все будет кончено.
- Жак, не говори так... Я хочу быть с тобой... но только не в этом
доме. Мне страшно, Жак... очень страшно...
- Ты под моей защитой!
- Есть вещи, над которыми даже ты не властен...
- Ну, хватит этой суеверной чепухи! Я прошу... я требую, чтобы ты
осталась. Нет? Ты хорошо подумала, чего лишаешься? Все еще нет?
Он подошел к ней и с размаху ударил по щеке. Ему и прежде, хотя
крайне редко, приходилось пользоваться этим средством, чтобы одернуть ее.
Тогда это помогало.
Жаннет отвернулась и заплакала.
- Прощайте, мосье Дюбуа, - сказала она.
- Леруа! Леруа! - закричал взбешенный предприниматель. Появился
встревоженный мажордом.
- Отправляйтесь в деревню и наймите кого-нибудь, кто отвезет
мадемуазель в город. Прямо сейчас.
- Бесполезно, мосье. Теперь, на ночь глядя, никто не согласится
оказывать вам услуги. Может быть, подождать до утра?
- Я сказал - сейчас! Если никого не сможете нанять, повезете ее сами!
Все, ступайте с глаз моих! Оба!
Дюбуа остался в огромном доме один. Черная безлунная ночь окутала
поместье, угрюмый лес, проходящую через лес дорогу... Затрещав, погасла
свеча, оставив владельца дома наедине с темнотой и безлюдьем. Снова
издалека донесся волчий вой; на этот раз, как почудилось Дюбуа, в нем
звучала не тоска, а торжество и одновременно мрачная угроза. Он представил
себе, каково слушать этот вой одинокому путнику там, в холодной и
неприветливой ночи, и содрогнулся.

Экипаж катился по ночному лесу. Слева и справа высились во мраке
стволы старых деревьев, помнивших, вероятно, еще первого графа де Монтре;
длинные корявые ветви кое-где переплетались над дорогой. Холодный ночной
ветерок шептался в листве, шевелился в кустах; где-то глухо заухал филин.
Леруа, правивший лошадьми, непроизвольно поежился. Казалось невероятным,
что где-то существует расцвеченный огнями Париж, что в кабаре и ресторанах
сейчас кипит веселье, что на дворе прагматичный девятнадцатый век; здесь,
в лесу, все было словно пропитано духом древности, духом давно миновавших
времен - или, скорее, вневременья, застывшей и окостеневшей вечности.
Леруа, наверное, не очень бы удивился, если бы навстречу из-за поворота
выехал рыцарь в латах или показался средневековый монах в остром клобуке.
Он уже сожалел, что взялся отвезти ночью в город любовницу хозяина - как
он подозревал, теперь уже бывшую любовницу; если бы он просто объявил
Дюбуа, что исполнить его поручение некому, тот, возможно, сказал бы
Жаннет: "Добирайся сама, как знаешь", и она, столкнувшись с подобной
перспективой, пошла бы на примирение - не на это ли рассчитывал хозяин?
1 2 3 4