Ц Куда?
Ц Ничего не сказал.
Ц Ладно, пойду гляну, что там. И камеру включу. А насчет предупреждения Ц
повторяться не буду…
Пономарев снял со стены увесистую связку ключей и вновь поднялся на втор
ой этаж. Без труда выбрав из связки нужные ключи, открыл двери приемной и к
абинета Дорофеева. За окнами сгущались сумерки, отсвет уходящего дня скр
адывали кроны тополей и лип Бульварного кольца, на которое выходили забр
анные пуленепробиваемыми стеклами окна кабинета генерального директо
ра Народного банка. Пономарев задернул тяжелые гобеленовые гардины и то
лько после этого включил свет.
Внимательно осмотрелся. Стол Дорофеева пуст, ни одной лишней бумажки, ли
шь большой перекидной блокнот в сафьяновом переплете, на листах которог
о генеральный директор делал обычно свои заметки. Блокнот был раскрыт на
чистой странице, несколько листов из него было вырвано. Пономарев доста
л из внутреннего кармана ключик, отпер ящики стола, начал просматривать
документы, укладывая их на место в том же порядке, в каком они лежали. Ниче
го похожего на вырванные из блокнота листы не нашел. Запер письменный ст
ол, подошел к книжному стеллажу и нажал скрытую книгами кнопку. Одна из се
кций стеллажа повернулась, открыв небольшой, вмурованный в стену сейф. Э
то был личный сейф генерального директора Народного банка, в нем хранили
сь самые конфиденциальные документы о коммерческих операциях банка и к
онтролируемых им акционерных обществ и холдинговых компаний.
Отключил сигнализацию. Набрал шифр. Два поворота ключа. Сейф открылся.
Бразильский револьвер «росси» в кожаной кобуре Ц личное оружие Дорофе
ева, которым он никогда не пользовался.
Стопки документов.
Пономарев перебрал их. Листов, вырванных из блокнота, не было и здесь. Закр
ыв сейф и вернув секцию стеллажа на место, Пономарев задумался. Потом под
ошел к письменному столу Дорофеева, взял из-под стола плетеную корзину и
высыпал ее содержимое на полированную поверхность стола для совещаний.
Среди небрежно смятых черновиков лежали мелкие клочки плотной веленов
ой бумаги. Это было то, что нужно.
Погасив свет в кабинете Дорофеева, включив видеокамеру и заперев двери к
абинета и приемной, начальник службы безопасности Народного банка верн
ул ключи охранникам и заперся в своем кабинете-пенале. Не меньше часа пон
адобилось ему, чтобы сложить клочки листков один к другому. Это было посл
ожней любого пасьянса, но в конце концов Пономарев с этой работой справи
лся. И хотя некоторые клочки так и не нашли своего места, текст можно было
уже прочитать.
Размашистый почерк Дорофеева Пономарев знал хорошо. Другой почерк, убор
истый, четкий, с чуть отстоящими друг от друга буквами, принадлежал, несом
ненно, гостю Дорофеева Ц этому русскому американцу Никитину. Его почерк
ом и была сделана первая запись:

Ни слова о деле. Нас слушают.
Дорофеев . Кто?
Никитин . Не знаю. Говорите что-нибудь.
Дорофеев . Вы уверены?
Никитин . Да.

Записи в блокноте были сделаны не вдоль строк, а наискось, с наклоном в раз
ные стороны, как если бы собеседники по очереди подсовывали блокнот друг
другу. Да так оно, видимо, и было.

Дорофеев . Суть вашего дела?
Никитин . Лицензия на разработку Имангды. Месторождение нике
ля. 120 км от Норильска. Получите для меня.
Дорофеев . Правительство объявит тендер. Конкурс.
Никитин . Конкурентов не будет. Имангда считается бесперспек
тивной.
Дорофеев . А на самом деле?
Никитин . Потом объясню.
Дорофеев . Ваша стартовая цена?
Никитин . 24 млн. долл. Стартовая и конечная.
Дорофеев . Это все?
Никитин . Нет. Акции концерна «Норильский никель». Купите.
Дорофеев . На всю остальную сумму?
Никитин . Да.
Дорофеев . Смысл?
Никитин . Потом продадите. Акции подскочат на два порядка.
Дорофеев . В сто раз?
Никитин . Да.
Дорофеев . Почему?
Никитин . У меня есть информация. Только у меня одного. Во всем м
ире.
Дорофеев . Какая?
Никитин . Потом объясню.
Дорофеев . Много вопросов.
Никитин . Приезжайте через час в гост. «Космос», отвечу.
Дорофеев . В каком вы номере?
Никитин . Узнаете у портье. Эти записи сожгите.

Пономарев откинулся на спинку черного офисного кресла. Все стало понятн
о. Если сложить время на эту переписку и разговор Ц вот они и будут, все со
рок четыре минуты. Он нашел и перечитал самое важное место: «Акции подско
чат на два порядка». В сто раз. Пономарев уже около пяти лет работал в Наро
дном банке, всех тонкостей финансового бизнеса он, конечно, не знал, но тут
и экономистом не нужно быть, чтобы понять, в чем дело. Вкладываешь миллион
Ц получаешь сто миллионов. Вкладываешь сто миллионов Ц получаешь деся
ть миллиардов. А если это не рубли, а доллары? Десять миллиардов долларов.
Ничего себе! Это уже не экономика Ц астрономия! Дорофеев прав: фантастик
а. Даже если и афера.
Пономарев вынул из кармана кассету, вставил в магнитофон и наговорил на
вторую сторону весь текст Ц медленно, четко, чтобы не пропало ни одного с
лова. Потом сгреб в кучку плотные обрывки листков и задумался: что с ними д
елать? Вернуть на место, в корзину для бумаг? Но для этого нужно снова идти
в кабинет Дорофеева, брать в охране ключи, отключать видеокамеру. А если о
хранники забеспокоятся и прибегут Ц как объяснить им, что еще ему понад
обилось в кабинете генерального директора банка? Да и смысла не было: все
равно рано утром придет уборщица и вывалит содержимое корзины в общий му
сор. Сжечь? Но бумага плотная, плохо будет гореть, да и запах гари останетс
я. Пономарев нашел оптимальный выход: выбросил клочки в унитаз туалета, н
аходящегося в конце коридора, и спускал воду до тех пор, пока все обрывки н
е унесло в канализацию. После этого вызвал свою машину, «Вольво-940», и уехал
домой.
Только одно не давало ему покоя: как мог Никитин узнать, что кабинет просл
ушивается? Никаких объяснений Пономарев найти не мог. Он бы еще больше вс
тревожился, если бы узнал, что через полчаса после того, как шофер открыл п
еред ним заднюю дверцу его служебной «вольво», к подъезду Народного банк
а подкатил серебристый представительский «мерседес», Дорофеев вышел и
з него и поспешно, с необычной для его тучной фигуры резвостью поднялся н
а второй этаж и вошел в свой кабинет. Он забыл выключить видеокамеру, и охр
анники, привлеченные ярко осветившимся монитором, с недоумением наблюд
али за странными действиями генерального директора: не снимая плаща, Дор
офеев вывалил содержимое корзины для бумаг на свой стол, какое-то время п
еребирал бумажный мусор, затем нажал кнопку селектора.
Один из охранников взял трубку:
Ц Слушаю вас, Илья Наумович.
Ц Откуда вы знаете, что звоню я?
Ц Я вижу вас на мониторе.
Ц После того как я уехал, кто-нибудь заходил ко мне в кабинет?
Ц Никто не заходил. Только Анатолий Андреевич. Вы забыли включить камер
у. Он включил. Что-нибудь случилось?
Ц Нет, ничего. Все в порядке.
Экран монитора потемнел Ц Дорофеев выключил видеокамеру. Он опустился
в свое кресло и долго сидел, прикрыв глаза. Лицо у него было безмятежно-ра
ссеянным, лишь слегка подрагивали крылья ноздрей.
Не все было в порядке. Далеко не все.
Все было очень даже не в порядке.
Все.

* * *

В первые недели своего вынужденного отпуска Турецкий развил кипучую де
ятельность: подвешивал кухонные и книжные полки, подгонял оконные рамы,
перестилал линолеум в прихожей, шпаклевал щели, красил, подкрашивал, дов
одил до ума квартиру, недоделок в которой после капитального ремонта был
о пруд пруди. Обычное дело. Спасибо, что хоть ремонт провели довольно быст
ро, а то бы мыкаться Турецкому с Ириной и Нинкой по чужим углам неизвестно
сколько. Быстрота же ремонта объяснялась очень просто: весь нижний этаж
их старого московского дома на Фрунзенской набережной отходил какому-т
о совместному русско-басурманскому предприятию под офис, их-то деньги и
подогрели не слишком поворотливых столичных ремонтников.
Ирина только ахала, когда муж демонстрировал ей, вернувшейся с работы, пе
реложенную кафельную плитку в ванной, перевешенные в удобные места бра,
прибитые вешалки и крючочки. Об этом она не могла допроситься его годами.

Ц Сашка, ты гнусный обманщик! Ц возмущалась она. Ц Сколько лет прикиды
вался неумехой! А ты же, оказывается, все умеешь. Когда захочешь…
Ц Не все, Ц вполне серьезно и даже с какой-то тронувшей Ирину грустью от
ветил он.
Ц Чего же ты не умеешь?
Ц Любить тебя. Так, как, наверное, должен.
Ц Перестань, Ц смутилась она. Ц Никому ты ничего не должен. И это ты уме
ешь… Когда захочешь.
Никогда за все годы семейной жизни Турецкий не проводил столько времени
дома. Нинка липла к нему, таскала за ним по квартире щетки и молотки, путал
ась под ногами, повизгивала от восторга, когда Турецкий устраивал с ней в
еселую кутерьму. Они вдвоем побывали в старом цирке на Цветном бульваре,
в новом Ц на проспекте Вернадского, в Детском музыкальном театре. Но ког
да Ирина спрашивала, что они смотрели, Нинка только хлопала ресницами и о
твечала:
Ц А я не помню.
Она, наверное, в самом деле не помнила, ей важно было не то, что происходит н
а сцене, а совсем другое Ц что рядом с ней он, отец, папка, и до него в любой м
омент можно дотронуться, приласкаться, и порыв ее не будет остужен его ус
талым, равнодушным или раздраженным голосом.
Турецкого потрясло, когда она вдруг, ни с того ни с сего, на скамейке в зооп
арке, где они ели мороженое, горько, по-взрослому, разрыдалась, уткнувшись
лицом в его колени, и долго не могла успокоиться. Когда же наконец судорог
и в горле отпустили ее, она подняла к нему мокрое от слез лицо и спросила:
Ц Почему ты всегда не можешь быть таким?
Этот же вопрос Турецкий угадывал во взгляде Ирины и сам себя спрашивал: в
самом деле Ц почему? А кто его знает. «Если мы милосердны к тем, кого любим,
и не теряем привязанности к тем, кого обманываем, зачем нам высчитывать, ч
его в нас больше Ц хорошего или плохого?» Турецкий часто вспоминал эти с
лова Грина, не того, который написал «Алые паруса», а другого, Грэма, котор
ый прославился «Комедиантами» и «Тихим американцем». Бывший разведчик,
шпион, ставший писателем, он, наверное, тоже мучился тем же вопросом: «Поче
му ты всегда не можешь быть таким?» И нашел ответ, который утешил его и мно
го лет утешал Турецкого, примиряя его с собственной совестью. А теперь во
т перестал примирять. Вопрос остался. И ответ на него нужно было искать не
в чужих книгах, а в своей жизни.
Ц Я постараюсь, я буду очень, очень стараться, Ц искренне пообещал он Ни
нке тогда, в зоопарке. И он верил в то, что говорил.
А действительно, убеждал он себя, какое мне дело до того, что Костя Меркуло
в не звонит, а если звонит, то наспех, на ходу, какое мне дело до того, в каких
таинственных дебрях новейшей российской государственности увязла моя
докладная и что они там, наверху, соизволят решить. Я что, работы себе не на
йду? Да в ту же «Новую Россию» вернусь. Или в какую-нибудь фирму консульта
нтом. В конце концов, в «Глорию» к Славке Грязнову пойду, давно звал. Звал, о
становил себя Турецкий, а сам от такой хорошей жизни в МУР вернулся. Замес
титель начальника МУРа, полковник милиции Грязнов. А выпестованное им ча
стное детективное агентство «Глория» на Дениса, племянника, оставил. И в
ыпал из жизни своих друзей. Будто пересел на другой поезд.
Что же за странное расписание у этих поездов жизни? Чем предопределен их
маршрут Ц прямолинейностью стальных рельсов? Или капризами судьбонос
ных ветров? Если бы знать…
За первые две недели отпуска Турецкий не выпил ни рюмки водки, ни стакана
вина Ц так, пару раз по бутылке «Жигулевского» в знойные дни, опылившие М
оскву тополиным пухом. Он приспособился по утрам, накормив Ирину завтрак
ом и проводив ее на работу, бегать трусцой вместе с Нинкой по набережной, и
знурял себя зарядкой, про которую не вспоминал уже лет пятнадцать, если н
е все двадцать. Попробовал даже бросить курить, но, промаявшись полдня, по
нял: это уже слишком. Он мотался по магазинам, носил белье в прачечную, мел
очишку стирал сам, готовил завтраки, обеды и ужины, изнурял себя домашней
работой, которой, оказывается, даже в самом ухоженном доме не бывает конц
а, и все чаще ловил себя на том, что вдруг останавливается посреди какого-
нибудь дела и смотрит, смотрит… в никуда.
И Ирина, живая душа, это почувствовала. В какой-то из вечеров, уложив Нинку
спать, она выставила на стол бутылку молдавского коньяка и предложила:
Ц Давай-ка дернем по маленькой.
Ну дернули, отчего же не дернуть. С отвычки вроде и не пошло. Выпили еще.
Ирина спросила:
Ц Что с тобой происходит?
ВсеЦ таки третья рюмка дошла до сердца. Турецкий признался:
Ц Знаешь, Иришка, я себя чувствую так, как пассажир, который сошел ночью н
а маленькой пристани с парохода. Пароход уходит все дальше и дальше, там м
узыка, люди, огни, а я стою один на раскисшем косогоре, вокруг тьма, дождь, гр
язь, стою и смотрю ему вслед. А он уходит и уносит с собой праздник.
Ц Все не так, Ц помолчав, отозвалась она. Ц Все совсем не так. Ты не на кос
огоре. Ты и есть пароход. Для меня, для Нинки. Ты и есть для нас праздник.
Вот так. Пароход «Турецкий». Греми музыкой, сверкай огнями, гуди! Господи,
да почему же Костя-то не звонит?
И тут раздался звонок. Но звонил не Меркулов. Звонил Денис Грязнов, новоис
печенный директор агентства «Глория».
Ц Дядя Саша, не хотите заработать пару баксов честным трудом?
Ц Честным Ц не хочу.
Ц А нечестным?
Ц Не умею.
Ц А получестным?
Ц Это как? Ц заинтересовался Турецкий.
Ц Ну примерно так: труд честный, а оплачивается как нечестный.
Ц Соблазнительно. В чем дело?
Ц Завтра в час дня я встречаюсь с Дорофеевым. Это генеральный директор Н
ародного банка. Слышали о таком?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5