– Если надо подкинуть немного бабок, не стесняйтесь, – предложил Олэн.
Старший подвинул шашку.
– Нет, пока нам хватает.
Они так и лопались от неуемной гордыни. Младший, в свою очередь, двинул шашку, но так и не убрал руку с доски.
– В газетах пишут, что тот легавый еще не подох, – буркнул он.
Олэн снова пошел к себе. С лестницы он слышал, как старший рассуждает о том, что у легавых очень толстая шкура.
Он принял ванну и отлепил со щеки последнюю корочку. Ранка слегка кровоточила, но завтра, пожалуй, он сможет показаться на глаза Бенедит.
Вечером Франсуа навестил Божи. Двое других уже подыскали новое жилье, но Божи не трогался с места. Олэн застал его в постели с девицей. Он не хотел ее видеть и вызвал парня на лестницу. Божи ни за что не хотел брать у Олэна деньги в возмещение трат на услуги мэтра Делагрю.
– Если хочешь, я могу отправить девчонку домой, и мы поболтаем.
– Нет, давай лучше посидим в машине.
Божи не скрывал безумного восторга.
– До чего ж ребята обрадуются! Может, сгоняем за ними? – предложил он.
– В другой раз, – сказал Олэн. – Послушай, я хочу попросить тебя об одной услуге.
– Надеюсь, она во-о-от такущая! – Божи широко раскинул руки.
– Отыщите в квартале Аустерлиц клошара по имени Пралине и передайте ему это… – Олэн сунул парню объемистую пачку банкнот. – И скажите ему от меня, что его рецепт коктейля с тухлым яйцом – король всех рецептов!
– И это все? – разочарованно протянул Божи.
Олэн кивнул.
– Надеюсь, ты не станешь меня уверять, будто тебе не понадобится более серьезная помощь? – заметил парень.
– А почему бы и нет?
– Но ты ведь только что смылся, и они наверняка висят на хвосте! – проворчал Божи.
– Не больше обычного… Ну, до скорого, маленький братец.
Божи со вздохом открыл дверцу. Уходить ему явно не хотелось.
– Не хочешь взглянуть на мою новую тачку?
– А что, ты ее купил? – поинтересовался Олэн.
– Как ты думаешь? – Божи расплылся в улыбке.
Олэн, тихонько хмыкнув, вылез из машины. Приобретение Божи стояло в тупике, перпендикулярном его улице. Это был новенький «триумф».
– А? Как тебе нравится?
Олэн машинально нажал на кузов обеими руками. Мягкая подвеска.
– Неженка… Стоит слегка сглупить – и кувыркнешься через голову…
– Надо, чтоб ты еще раз приехал и мы на ней покатались, – попросил Божи.
– Ладно.
Парень проводил его обратно. Олэн включил зажигание, но не успел объехать, как Божи сунул голову в окно.
– Знаешь, мы с Вальтером и Фальстеном только и ждали от тебя сигнала, чтоб вызволить оттуда… Мы бы с удовольствием встретили фургон по дороге и…
– Да, знаю, – сказал Олэн. – Пожалуй, это единственное, в чем я уверен на все сто.
В ту же секунду он рванул с места, но вскоре, увидев телефон-автомат, снова затормозил, чтобы позвонить в больницу. Медсестра сказала, что Поль еще жив.
Спартак окончательно перебрался в палату. Ему там поставили раскладушку. Ночью журналист сто раз вставал, прислушиваясь к чуть слышному дыханию друга.
Наутро пришел Бло. Спартак смерил его мрачным взглядом.
– Как насчет Шварцев? Есть хорошие новости?
– Мы делаем невозможное, – заверил его комиссар. Он понимал, что такое дружба.
– Так поторопитесь, если не хотите, чтоб я вас опередил, – бросил репортер.
И он ушел, оставив Бло задумчиво теребить котелок.
Олэн много раз звонил Спартаку. Поль жил только благодаря кислородной маске и капельнице с раствором магнезии.
Олэн чувствовал, как важно это искусственное дыхание. Газет он больше не покупал. Теперь он стал как бы зрителем, свидетелем, очевидцем…
Он позвонил в дверь Бенедит.
– А я-то думала, ты уже далеко, – удивилась она.
– Не повидавшись с тобой? И даже не поблагодарив?
– Я уверена, что ты уже не раз поблагодарил меня… в тюрьме…
– Романтично, правда? Пила в хлебном мякише… Красавица и каторжник.
Бенедит опустила глаза. Он по-прежнему ничего не желал понимать.
– Ты должен уехать, уехать как можно дальше и начать все сначала среди незнакомых людей. Это твоей единственный шанс.
– Возможно, – не стал спорить Олэн.
– Франсуа, тебе надо снова стать настоящим. Уехать без единого су, работать, перепробовать разные профессии, как в восемнадцать лет. И ты заново выстроишь себя, свое Я. Другого выхода нет, Франсуа.
Бенедит скрестила на груди руки. Олэн поцеловал ее и мягко, осторожно раздел. Устав от слов, он искал спасения в действии.
Минуты близости затянулись до бесконечности. Бенедит чувствовала, что мысли Олэна витают где-то далеко-далеко. У женщин особый нюх на такие вещи.
– У меня такое ощущение, будто должно что-то произойти, – признался он.
– Это потому, что тебе надо ехать, Франсуа. Как только ты переберешься в другие края, это ощущение исчезнет.
Ближе к ночи он накинул халат и опять позвонил Спартаку.
И снова сигналы падали в пустоту. В этом было нечто зловещее.
Он перезвонил в больницу. Поль только что умер.
Олэн попросил вызвать к телефону Габриэля Бриана. Спартак сходу завопил в трубку. Олэн слегка отодвинул ее, и крики журналиста донеслись до все еще лежавшей в постели Бенедит.
– Ты дал мне слово!.. Где ты?… Где ты?… Скажи адрес!
– Я съезжу проверить, на месте ли они, и сразу тебе позвоню.
– Лжец! Грязный лжец! – заорал Спартак.
Он никак не мог забыть последний взгляд Поля.
Олэн повесил трубку, не в силах слушать дальше.
– Вот оно и случилось, – просто сказал он Бенедит.
Она, не задавая вопросов, молча оделась. Да и что мог бы объяснить Олэн? Что один журналист рыдает над телом друга?
Он поехал в квартал Малакофф. Сквозь шторы на втором этаже сочился слабый свет. Стало быть, Шварцы дома…
Олэн из ближайшего бара перезвонил Спартаку. Тот еще не уехал из больницы. Тело Поля собирались выставить для гражданской панихиды, чтобы префект полиции и представители муниципалитета могли пройти мимо этого олицетворения попранного закона.
Спартак разговаривал из кабинета матери-настоятельницы.
– Это я, – сказал Олэн. – Они никуда не делись. Приезжай в квартал Малакофф…
Репортер лихорадочно записал адрес.
– Увидишь деревянные ворота. Я буду ждать тебя на углу улицы. Главное, не вздумай входить внутрь… И не забудь взять с собой фотоаппарат…
Не ожидая ответа, Олэн вернулся на завод, пробрался в мастерскую и зажег все люстры, все неоновые трубки, все готовые рекламные щиты, короче, все, что только могло гореть.
Потом он включил любимую игрушку – «Кольцо-24». Франсуа и сам не смог бы сказать, что это больше напоминало – цирк или мюзик-холл, но точно знал одно: такую иллюминацию братьям Шварц не прекратить одним выстрелом.
Шварцы любили ночь. Они видели в темноте, как кошки.
Олэн забрался в середину и встал на колено. Сбоку от него трасса шла над мостом. Франсуа вытащил пистолет и, взведя курок, сунул его под мост. У старта стояли две машины – белая и красная.
Олэн взял в руки по акселератору. Вскоре он увидел младшего Шварца. Тот приближался, прячась за ящиками и станками, тщетно отыскивая хоть один тенистый уголок. Старший, должно быть, незаметно прикрывал его издали.
Младший выскочил из укрытия в противоположном конце трассы. Белая машинка едва не задела край его брюк.
– Какого черта ты тут все позажигал? – зарычал он. Дуло автоматического «маузера» описало круг, но локоть как приклеенный оставался у бедра.
– Так веселее, – сказал Олэн.
– Для нас не время устраивать праздники, а потому выключи к чертям. Можешь завтра играть в свои цацки, сколько угодно.
Голос слышался из-за спины. Олэн слегка повернулся. Старший стоял, прижимаясь плечом к огромному перфоратору, а в руке у него было какое-то артиллерийское оружие типа полевой пушки (Олэн даже не смог определить марку, но подумал, что эта штуковина наверняка пробивает здоровенные дыры).
Франсуа приподнял руки, вооруженные исключительно акселераторами. Это выглядело более чем миролюбиво.
– Не хотите попробовать? – дружелюбно предложил он.
– Развлечение для придурков, – хмыкнул младший.
– Надо убрать свет, – настаивал старший. – Нынче тебе не четырнадцатое июля.
Олэн снял палец с правого акселератора, и белый «лотос» замер на мосту. Точнехонько над рукоятью «смит энд вессона».
– От центра налево, рубильник за углом, – сказал Олэн.
Младший повернулся на каблуках. Франсуа подождал, пока он отойдет подальше, в задумчивости поглаживая белый «лотос», потом незаметно вытащил пистолет, повернулся и, вскочив на ноги, влепил старшему три пули между шеей и шевелюрой.
Услышав выстрелы, младший прыгнул и, перекатившись, хотел было угостить Олэна очередью, но тот успел спрятаться за перфоратором, где лежало тело убитого на месте старшего.
Франсуа нагнулся, подбирая его пушку, и тут же свет потух.
От «Кольца» Олэна отделяло не больше двух метров. Он подполз и утащил за перфоратор подвижный блок реле с проводами. Теперь он мог управлять освещением на треках, фарами машин и миниатюрными фонариками.
Для начала он включил фонари внешнего кольца, поближе к Шварцу-младшему.
Короткая очередь разбила их в пыль. Олэн засек стрелка. Тот шевельнулся слева от него. Еще немного – и младший прижмется к перфоратору с другой стороны, после чего противники начнут гоняться друг за другом, как в фильмах Чарли Чаплина.
Прямоугольная масса стали производила внушительное впечатление. Огромные винты по бокам регулировали разъем челюстей.
Олэн поставил на ноги труп старшего и прицепил за полу пиджака к ближайшему винту.
Младший непременно споткнется о тело, как только начнет обходить машину.
Олэн прижался к трупу, просунув дуло пистолета ему под мышку.
Но что, если противник явится с другой стороны, от «Кольца»? Тогда он спокойно расстреляет Олэна в спину.
Франсуа нагнулся и зажег фары белого «лотоса». Крохотные лампочки почти не давали света. Шварц уничтожил игрушку одной пулей. Олэн немного прополз и выстрелил с противоположного угла, вынуждая врага занять выгодную ему позицию.
Потом тихонько вернулся на место и приклеился к трупу старшего Шварца, как марка к конверту.
Франсуа затаил дыхание. Младший, прижимаясь к машине, высунул из-за угла руку с «маузером». Мгновение спустя дуло уткнулось в податливое тело.
Они выстрелили одновременно. Олэн почувствовал, как труп старшего Шварца несколько раз дернулся, и сам ощутил легкий укол в паху. Боль кольнула его и сразу отпустила.
Олэн обошел перфоратор с другой стороны и добил корчившегося на полу Шварца. Тело выгнулось и упало с глухим стуком. «О!» – вскрикнул младший и затих, но в этом стоне уже не было ничего унизительного для Франсуа Олэна.
На шум последних выстрелов примчался Спартак, ждавший Франсуа у ворот заводика.
Олэн уже включил свет, безжалостно выхватив из темноты и без того жуткое зрелище.
Он стоял посреди мастерской с двумя пистолетами в руках и локтем вытирал ледяной пот со лба.
– Сможешь фотографировать при таком освещении? – спросил Франсуа.
Спартак остановился рядом с ним. Он вдруг почувствовал себя очень маленьким.
– Ну что ж ты, иди, – сказал Олэн, подталкивая его за перфоратор.
Он пошел. Старший, прицепленный к винту, стоял, свесив голову, и, казалось, взирал на брата, а тот лежал на спине, скрестив руки. Мертвые глаза уставились в потолок. Ожесточение схватки не вызывало сомнений.
«Шварцы отправились следом за Полем. Ну и что?» – подумал Спартак. Он стряхнул оцепенение и машинально щелкнул фотоаппаратом, но всего один раз. Рука тут же опустилась.
– У тебя полно времени, – заметил Олэн. – Сходи подыши воздухом. Потом вернешься.
Он уже забрал деньги из-под старых ящиков и выходил из мастерской.
Пока Франсуа шел через двор, нога почти не болела. Он не волочил ее, но старался не слишком нагружать. Впрочем, гнулась нога нормально, и Олэн решил, что чертовски легко отделался. Хорошая штука – жизнь!
Он быстро собрал галстуки и навалом бросил в чемодан. В это время подошел Спартак.
– Спасибо!
Репортер протянул руку. Олэн с радостью ее пожал.
– Не за что. Мне самому чертовски давно хотелось их прикончить…
На улице он открыл машину и кинул чемодан на заднее сиденье.
– …только тогда моя лапа весила тонну… – Франсуа задумчиво посмотрел на правую руку.
– Куда ты поедешь?
– Здесь стало малость шумновато на мой вкус… Переберусь к девушке… к потрясающей девушке.
– И не берешь с собой ничего, кроме галстуков? – удивился Спартак.
Олэн показал сверток из старых тряпок, все еще болтавшийся в левой руке.
– Этого мне хватит, чтобы начать жизнь заново.
Репортер уже немного пришел в себя.
– Подожди секундочку! – попросил он.
Спартак бросился в дом, и Олэн улыбнулся. Он знал, что в парне проснулся журналист.
Франсуа сел за руль, и снова острая боль в бедре швырнула его назад. Лоб сразу вспотел.
Олэн включил мотор и осторожно потрогал больное место кончиками пальцев. Брюки у бедра были липкими. Но боль уже прошла. Он шевельнул ногой.
– Я все сфотографировал, – сказал Спартак. – А что делать с этим заводом дальше?
– Что хочешь. Я уезжаю за кордон. Писать можешь тоже, что взбредет в голову… как обычно. А мне будет что почитать.
Спартак стиснул его плечо. Он искренне радовался, что Франсуа Олэн тихонько смоется за границу.
– Я позвоню тебе перед отъездом, – пообещал Франсуа.
– Правда?
– Даю слово!
Олэн выжал сцепление. Спартак ехал следом. У набережной Сены они на прощание посигналили друг другу фарами. Репортер свернул направо – к редакции и больнице.
Олэн перебрался через мост и помчался к Булонскому лесу. Вокруг – ни души. Он спокойно делал сто километров в час.
Черный туман окутал сознание, и Франсуа стукнулся лбом о руль. Это продолжалось не больше секунды, но машина въехала на тротуар. Олэн выровнялся.
Боль от бедра поднималась все выше. Франсуа снова коснулся больного места. Он уже доехал до Лоншана. Нога немела и наливалась тяжестью.
Олэн прибавил скорость и нагнал ехавшую впереди машину. Та почему-то все время виляла, словно танцуя у него перед глазами.
«Взбесился он, что ли, этот кретин?» – подумал Олэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21