унитаз витра s50 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Я познакомил тебя с моей коллекцией и с моей женой… Отныне ты поистине часть моей жизни!» Гектор был взволнован тем, что оказался поистине частью чьей-то жизни, что, однако, не помешало ему ощутить некоторое неудобство. Он все еще не смел признаться, что не испытывает безумной любви к жаркому.
Лоранс позвала Гектора. Она хотела узнать его кулинарные вкусы, а если совсем точно, то какую степень прожаренности мяса он предпочитает, поэтому ему пришлось идти на кухню. Да у меня, знаешь ли, нет никаких особых предпочтений. Она приблизилась к нему так, словно вдруг захотела внимательно разглядеть его, Гектор же больше не мог видеть черты ее лица и в особенности чрезвычайно подвижный язык, который она в мгновение ока запихнула ему в рот. Одновременно с этим ротовым наскоком она нащупала его мошонку. Затем, столь же резко отодвинувшись, громко сказала:
– Хорошо, я приготовлю тебе с кровью!
Гектор что-то пробормотал, свалив все на мартини. В то же время он испытывал непреодолимое желание налить себе еще. Он жадно глотал напиток, закрыв глаза, чтобы не видеть лицо друга, которого он только что предал, друга, который показал ему свою коллекцию и познакомил со своей женой. Он просто сволочь. Ему представляют жен, а он им подставляет свои яйца. Ему понадобилось изрядное время, чтобы сообразить, что он подвергся сексуальному нападению. На кончике языка у него вертелось слово, совершенно очевидное слово, которое, однако, не смело слететь с его уст: нимфоманка. Боже милостивый, Марсель живет с нимфоманкой! А упомянутый Марсель подошел к нему и, словно читая по лицу его вину, спросил:
– Тебе нравится моя жена?
Он поспешил ответить отрицательно, прежде чем осознал всю неделикатность подобного ответа; тогда он стал самым жалким образом себе противоречить и утверждать, что, конечно же, да. Гектор вовсе не был гением светского общения. Ну почему эта история должна была случиться именно с ним? Он весь взмок, а Марсель придвинулся еще ближе и стал шептать ему на ухо, что женщины, которые играют в пинг-понг, умеют щупать совершенно волшебно, ну, это… в общем, ты понимаешь, что я имею в виду. Несколько легких пощечин привели Гектора в чувство, и Марсель проводил его до дома.
Марсель бережно довел его до самых дверей и заставил пообещать, что Гектор будет звонить ему в случае нужды без колебаний и в любое время. Ночь была скверной, Гектора мучили видения его прежних коллекций, ему снились набитые всякой всячиной шкафы, там было решительно все. Он цеплялся за эти сны и совершенно не хотел просыпаться. Однако ранним утром в дверь позвонили, и звонок был слишком настойчивым, так что не имело смысла прикидываться мертвым. Ему доставили огромный ящик, который, будучи водружен взмокшим посыльным посреди гостиной, воцарился там, подобно какому-нибудь диктатору после путча. Гектор машинально вскрыл его – и оказался нос к носу с двумя тысячами (это только на глазок) пробок от шампанского. Там же была карточка со следующими словами:
«Господин Опоре Дельпин, скончавшийся 12 октября, завещал вам свою коллекцию пробок».
От такого удара было уже не оправиться. Он честно пытался быть таким же, как все, но никуда не денешься: ему присылают пробки. Всегда найдутся покойники, которые от скуки готовы отравлять нам жизнь; терзаясь одиночеством, они ускоряют движение живых к могиле. И человек, выбитый из колеи ощупыванием яичек, добитый коллекцией, доставленной рассыльным, может лишь покончить с этой жизнью, которая движется словно перед зеркалом. С жизнью, которая берет себе за образец его прошлое. Откуда ему было знать в этот момент, что надо было цепляться за нее, чтобы узнать, как странно она продолжится? Его движения утратили смысл и связь, и он устремился в метро, ибо именно там ему предстояла встреча со своим неудавшимся самоубийством, с чего, собственно говоря, и началась наша книга.
VI
Полгода спустя наш герой возвращался якобы из Соединенных Штатов Америки, великой страны, с которой был знаком столь же мало, как и со счастьем. Консьержка попыталась выклянчить свои чаевые, а сосед-алкоголик (плеоназм) попытался его задержать. И уже оказавшись в жилище Гектора, мы остановились, чтобы воротиться назад, к предшествовавшим событиям. Всю эту ночь Гектор провел без сна. После шестимесячного, курса лечения ему требовалось изрядное мужество, чтобы вернуться к нормальной жизни. Это выражение употребил загорелый врач: «Нормальная жизнь, старина, вы возвращаетесь к нормальной жизни». Надо было как минимум совершить попытку самоубийства, чтобы удостоиться обращения «старина» со стороны врача. Нормальная жизнь, жизнь без коллекций. На сей раз он действительно выздоровел. Он не смог бы сказать точно ни как, ни в какой именно момент, но за время пребывания в клинике он как-то отмыл свое прошлое. Теперь у него было ощущение, что частицы какого-то другого человека сумели все-таки проникнуть в него.
Брат позвонил ему и поинтересовался, что он теперь намерен делать. Он выхлопотал для Гектора долгосрочный отпуск, но сейчас, когда Гектор совершил свой come back, брат хотел выяснить, когда Гектор приступит к работе. Брат не решился признаться, что на работе его просто недоставало! Без Гектора обстановка на фирме вновь стала совершенно безжалостной, как в телесериале «Даллас». Гектор попросил еще неделю отпуска по довольно странной причине: он совершенно не выглядел как человек, съездивший в Штаты. А выглядеть в соответствии с собственными занятиями в наши дни просто архиважно. К тому же те, кто туда съездил, говорят «States», и чем дольше они там пробыли, тем дольше тянут это «э», чтобы подчеркнуть свою близость, даже интимность, которой нам, всяким прочим, не дано постичь… «Стэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-йтс». И эту близость следует рассматривать как доказательство. Так что Гектору была необходима неделя, чтобы все узнать о Соединенных Штатах. Неделя, чтобы появиться на работе выздоровевшим и с железным алиби на бесславно проведенные в клинике полгода.
В библиотеке имени Франсуа Миттерана он спросил отдел Соединенных Штатов, и ему указали Географический зал. Гектор получал удовольствие, скользя указательным пальцем по книжным переплетам, без всякого трепета вспоминая одну свою давнюю коллекцию. Как же он мог быть таким глупцом? Поколебавшись, он решился сделать несколько отжиманий прямо здесь, на покрытом мягким ковролином полу, просто для того, чтобы материализовать некоторую гордость. Наконец он оказался перед атласом США. Он протянул руку, и рука его столкнулась с другой рукой, и пришлось приподнять эту другую руку, чтобы обнаружить, что она принадлежала человеческому образчику женского пола. То есть Гектор оказался соперником женщины, претендовавшей на ту же самую книгу. Будучи вежливой, она извинилась первой. Будучи галантным, он принялся настаивать, чтобы книгу взяла она. Соединившись, вежливость и галантность привели к тому, что было принято решение смотреть книгу вместе, стараясь не мешать друг другу при переворачивании страниц. По дороге к рабочему столу без всякой видимой причины Гектор вспомнил хорватскую поговорку, гласившую, что главную женщину своей жизни часто встречают перед книгами.
Книга явно была налицо.
– Так, значит, вы интересуетесь Соединенными Штатами? – спросила она.
– Да, я только что оттуда.
– Вот как, вы были в Стэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-ээйтс?
– Да, и вы, как я догадываюсь, тоже.
Они просто купались в общности взглядов и совпадениях. И каждый пытался подкрепить прекрасную случайность собственными комментариями, то и дело косясь в атлас. Да, Бостон великолепен, целая агломерация в 8 322 765 жителей. А Канзас – просто потрясающе, что через него проходит Блувичский меридиан. Короче говоря, был устроен сеанс географической мифомании. И если бы хоть один из них действительно побывал в Штатах, ему не стоило бы ни малейшего труда вывести другого на чистую воду. Когда же друг другу на одну и ту же тему лгут двое, раскусить собеседника крайне маловероятно. Вот тут-то Гектор и совершил роковую ошибку, спросив у своей партнерши по атласу, почему она так интересуется Соединенными Штатами. Она объяснила, что занимается социологией. Это слово привело Гектора в сильную растерянность, и он не сразу понял, что теперь его вопрос обращен к нему самому. Это было похоже на игру в пинг-понг. Он смутился, не знал, что ответить, и, как это часто случается, когда человек не знает, что сказать, сказал правду:
– Я хочу, чтобы знакомые думали, что я там был.
Он думал, что она примет его за безумца, но безумным ей показалось лишь это невероятное совпадение. Она тоже хотела заставить своих знакомых так думать! Воспламенившись, Гектор спросил, как зовут девушку, и оказалось, что он беседовал с Брижит. И тогда совершенно непонятным образом выяснилось, что узнать ее имя ему было совершенно необходимо, дабы наконец обнаружить, что она красива. Он никогда не глядел на незнакомых, и имя женщины его как-то успокаивало.
Прежде чем погрузить его в полную панику.
Брижит – это звучало обещающе, чуток странновато, но почему бы и нет? Мы, к сожалению, никогда не вольны выбирать имена людей, которых встречаем в жизни. Она была из тех женщин, которые вызывают желание пить чай. В этот первый вечер она будет думать о Гекторе. Они уговорились увидеться завтра. У Брижит не было обыкновения знакомиться с мужчинами на улице, тем более в библиотеке и тем более в поисках одной и той же книги. Возможно, она будет сегодня довольно плохо спать и число ее пробуждений в эту ночь превысит количество важных событий в ее жизни. О девушках по имени Брижит мало что известно. Она наверняка не была несчастной, ее родители были очаровательными пенсионерами, а братья и сестры – очаровательными братьями и сестрами. А главное – у нее были роскошные икры.
Следует все-таки знать одну вещь. Брижит была феерическим образом окутана тайной. В детстве она однажды заснула на лужайке (траву, на которой она лежала, впоследствии скосили). Она мечтала, ей что-то снилось, и глаза маленькой девочки уловили ветер, и будущее, и кое-какие реминисценции. Мысли ее в тот день были нежными и сладостными, словно чередовавшиеся пробуждения и засыпания. На кончик ее носа села бабочка, и на таком крупном плане Брижит могла созерцать величественность ее движений. Бабочка сидела у нее на носу долго, долго и спокойно. Мир представал перед Брижит позади бабочки, сквозь ее почти прозрачные крылышки, образовавшие феерическую призму. Когда бабочка улетела, Брижит, покуда это было возможно, следила за нею взглядом. И еще очень долго ее смущали воспоминания об этих мгновениях, когда она видела мир сквозь бабочку. Она боялась, что после этого все покажется ей уродливым. Однако в этих же волшебных мгновениях она почерпнула странную уверенность: ей мнилось, что она одарена редкой властью; так в ней начала развиваться уникальная способность, которой суждено было однажды проявиться.
На другой день они были такие миленькие во время своего свидания. Говорить надлежало мужчине, а мужчиной был Гектор. Коль скоро Брижит упомянула социологию, он спросил: а почему именно социология? Она хотела улыбнуться, но, не чувствуя себя достаточно свободно (ей потребуется не меньше двадцати шести дней, чтобы расслабиться), пояснила, что в рамках своей диссертации изучает одиночество в городской среде. Гектор, с преувеличенно заинтригованным видом, повторил: одиночество в городской среде? Да, речь шла о том, чтобы провести в Париже полгода, не вступая ни в какие социальные отношения. Поэтому она сказала родным и нескольким друзьям, что уезжает в Соединенные Штаты. За океаном они вряд ли захотят ее тревожить.
– Я полгода ни с кем не разговаривала. Потому вчера я с непривычки так мямлила, – уточнила она.
– Вот оно что, – сказал Гектор.
И после этой живой реплики они решили работать вместе. Лжепутешественники по «Стэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эйтс» должны помогать друг другу. Они устроились в обширных креслах, чтобы заняться повторением. Их познания с Соединенных Штатах росли в соответствии с их желанием видеться снова и снова. Через несколько дней им пришлось выдумывать новые штаты.
Впервые в жизни Гектор обеспокоился вопросом, может ли он нравиться. Он долго смотрелся в зеркало, а затем купил себе галстук. Пришлось проконсультироваться с Марселем, поскольку тот был специалистом по женщинам – по крайней мере, по их волосяному покрову. Никогда еще Марсель не был так рад оказаться чьим-то другом. В баре, где они встретились, были заказаны даже алкогольные напитки. Это место напоминало гигантскую турецкую уборную. Марсель громко кричал, размашисто жестикулируя; таким образом он демонстрировал свое участие в сердечных делах Гектора. Он принял все очень близко к сердцу, и, хотя пытался напустить на себя вид бывалого бродяги-алкоголика или русского спортсмена, под этими наносами можно было обнаружить обычную сентиментальность. Одно лишь упоминание о том, что в жизнь его друга может войти женщина, вызывало слезы у него на глазах. И хотя это Гектор обратился к нему за советом и поддержкой, получилось наоборот: Гектору пришлось успокаивать друга; чувства переполняли сердце Марселя, обдавая его потоком розовых лепестков.
Из библиотеки Гектор и Брижит вышли парой. Не очень-то понимая, чего от них хочет судьба, они становились плечом к плечу перед жизнью. То были мгновения, которые предшествуют любви, когда человек открывается со всею невинностью очевидностей. Гектор рассказывал о своей былой страсти к коллекционированию, Брижит поведала, что у нее до семнадцати с половиной лет были прыщи, и оба глупо смеялись, подобно всем глупо смеющимся в городских садах; это один из тех редких случаев, когда глупость является достоинством. Новая жизнь открывалась перед ними, и, чтобы отпраздновать ее во всем поэтическом блеске, мгновение обрело прелесть просвета в небесах, еще недавно затянутых грозовыми тучами. Лишь глядя на Брижит, Гектор обретал уверенность в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я