Нет. Он позвонил мне и рассказал об этом. Отказался хоронить тело. Он бывший карабинер, понимаете...
— Ну, тогда я не смогу вам помочь. Иногда служащим похоронных бюро приходится выкручивать конечности, если труп сразу после смерти не был вовремя уложен в нужном положении и трупное окоченение не позволяет одеть тело.
— Он его не одевал, — подчеркнул капитан. — Он сразу позвонил нам. Мужчина предположительно умер в своей постели, скорее всего, во сне. Тело уже было уложено, когда его осмотрел его личный врач и засвидетельствовал смерть.
— Я уже сказал, это ваша работа. — Патологоанатом задвинул ящик обратно в холодильник.
Дождь все никак не прекращался. Инспектор ждал, теперь уже стоя на террасе под навесом. Он обнаружил, что, вместо того чтобы смотреть на затянутое туманной дымкой обманчивое небо, лучше наблюдать за листьями вьющейся розы и глицинии, которые были в его поле зрения. Можно заметить, как мелкие капли дождя легко шевелят листья.
Работа карабинера. Эта работа может принести столько бед, если ее не выполнять тщательно, и доставит еще больше хлопот, если ее выполнять.
Во всяком случае, этим делом занимался капитан Маэстренжело.
— Действуя на основе полученной информации, они должны были независимо от ситуации сделать все, что положено, чтобы установить обстоятельства смерти. Необходимо определить УСНС. — Он никогда не расшифровывал эту аббревиатуру: убийство, суицид или несчастный случай. — Стандартная процедура, — извинился он перед всеми, кого пришлось потревожить. Человек, идеально подходящий для такой работы.
Инспектор постарался бы сделать ее, даже не выезжая на место. После обеда за ним должен был заехать капитан. Пока инспектор ждал его, ему позвонили из кабинета прокурора и сообщили, что Ринальди вышел из дома и движется по виале Петрарка, за ним следует хвост в оперативной машине.
Когда инспектор объяснил, по какой причине он не может поучаствовать в слежке, трубку взял сам прокурор:
— Не волнуйтесь. Думаю, нам лучше держать его на длинном поводке. Позвоните мне, когда вернетесь, я сообщу, куда он пошел.
На вилле Л'Уливето ворота инспектору и капитану открыл молодой садовник, исполняющий в августе, как он объяснил, обязанности швейцара.
— Здесь полно народу, — сказал он, понизив голос. — Рад, что вы приехали. Честно говоря, я думал, что ради приличия они подождут, пока он умрет, но последнее время они совсем совесть потеряли, так что, я думаю, не стоит удивляться.
На этот раз уже инспектор сказал:
— Нам надо будет поговорить потом.
— Вы меня просто позовите. Они велели мне снова открыть оранжерею. Они ведь не сделали ему ничего плохого, да?
— Я не знаю.
— Я позвоню в дом, сообщу о вашем приезде. Пройдите через главный вход. Там конечно же тоже нет швейцара. Вам лучше быстрее попасть в дом, а то вон какие тучи набежали, сейчас опять польет.
За холмами слышались раскаты грома, ветер дул горячий и влажный. Когда инспектор и капитан, подъехав к дому, вышли из машины, на улице совсем потемнело.
Они были уже в зале, выложенном мозаикой, с его покрытым пылью фонтаном, когда раздались оглушительные раскаты грома и начался ливень. В темноте зала они знали, куда им идти. В доме не было прислуги, и свет струился только из комнаты слева, где прошлый раз инспектор заметил заплаканного юношу и медленно гладящего его Портеуса.
Из-за раскрытой двери слышались громкие голоса, не поднимавшиеся до крика, но властные и самоуверенные. Спросив разрешения, капитан первым зашел в комнату, инспектор последовал за ним, оставаясь на шаг или два позади.
В комнате наступила тишина, лишь дождь стучал в высокие окна. Официальные лица из департамента налогообложения, из министерств, занимающихся предметами изобразительного искусства, молчали вопросительно. Худой белокурый юноша, стоявший немного в стороне от всех, молчал испуганно. Однако ни капитан, ни инспектор не взглянули на этих людей. Все их внимание привлекли три человека в центре группы. Казалось, воздух вокруг них был наэлектризован. Это были Портеус, красивый молодой адвокат и Ринальди. Первые двое смотрели настороженно, но уверенно, а Ринальди даже вызывающе. Пока инспектор и капитан ехали по территории от ворот виллы до дома, у него было время, чтобы подготовиться к их появлению, но лицо его пылало огнем.
— Добрый день, синьор Ринальди, — сказал капитан. — Господа...
Каждый из них по-своему поприветствовал капитана. Хотя, возможно, Ринальди ничего не ответил. Инспектор его даже не слушал. На Ринальди он бросил лишь беглый взгляд. Большие глаза инспектора обшаривали огромную гостиную с ее пыльными парчовыми креслами и гобеленами. Он словно увидел в темноте дорожный знак, который так давно искал и который указывал ему на... Ренато Ринальди... «Дорогой Ренато, чей прекрасный вкус к живописи и скульптуре повлиял на меня, думаю, даже в большей степени, чем отцовский...»
Знак указывал ему на четвертое действующее лицо. Именно это лицо, изображенное рядом с портретом красивой женщины, написанным маслом во весь рост в ее саду, привлекло внимание инспектора, когда капитан начал свою речь.
«Когда вы зайдете в дом, взгляните на ее портрет в большой гостиной... самая красивая женщина, какую я когда-либо видел... Там также висит портрет моего отца...»
Этот портрет тоже написан маслом. Отец во весь рост в комнате в смокинге. Вот от кого инспектор не мог отвести глаз. Все еще молодой привлекательный Джеймс Роутсли в расцвете сил. Невозможно было не узнать эти черные глаза, ту решительность, которой наполнен пристальный взгляд. Без сомнения, это Джейкоб Рот.
— Налоговая служба попросила меня помочь оценить коллекцию, поскольку я знаком с ее компонентами, и конечно же... — объяснял что-то Ринальди.
Глубоко погрузившись в свои мысли и не отрывая глаз от лица Джейкоба, инспектор тронул капитана за рукав, прервав тем самым их беседу:
— Нужно позвонить прокурору.
Капитану было достаточно лишь взглянуть на инспектора. Ни на секунду не изменив своего обычного серьезного выражения лица, он попросил показать им комнату, в которой нашли мертвым сэра Кристофера, и, как только их провели туда, он попросил оставить их одних. В спальню их проводил Портеус, который явно не хотел уходить, однако, даже если он и собирался протестовать, одного лишь взгляда на инспектора было достаточно, чтобы он тут же удалился, закрыв за собой дверь.
Инспектор с трудом дышал. Запахи, звуки, образы всплывали у него в памяти. Лица живых смотрели на него пристально, безмолвные лица мертвых взирали укоризненно. Мгла и зловоние концлагеря, благоухание и свет цветущего сада...
Да, еще и капитану необходимо все объяснить, логически связать, произнести слова, нужно сказать так много слов...
Инспектор изо всех сил старался запечатлеть в памяти новый образ: небольшая комната, в суматохе сдвинута роскошная мебель, большая дубовая кровать, на которой до сих пор видны вмятины от тела ее несчастного владельца, покрывало отброшено к изножью. Рядом стояла инвалидная коляска. А вот и картина! Картина, принадлежащая Саре, уже не уменьшенная черно-белая копия, а живое, ослепительное полотно. Водяные лилии... «И если мне повезет увидеть, как раскрывается бутон...»
— Гварначча...
— Да. Я сам пытаюсь разобраться в этом. Мой сын как-то однажды показал мне что-то похожее в своем учебнике. Что-то вроде комбинированного кадра. Смотришь и видишь либо оранжевый силуэт чаши, либо черные силуэты двух лиц. Изображение постоянно меняется в зависимости от того, под каким углом смотришь на картинку. Но что самое необычное, даже на долю секунды нельзя увидеть обе картинки сразу. Не знаю, понимаете ли вы меня...
Капитан в недоумении взглянул на инспектора.
— Простите. Этот портрет в гостиной поразил меня, но я понял, что здесь нечему особо удивляться. Когда люди меняют имя, они всегда стараются взять с собой что-то из прошлого, правда? Иногда берут те же инициалы или берут такое же второе имя. Возможно, вы больше меня в этом смыслите.
— Гварначча, прежде чем сюда приедет прокурор, мне нужно... — попытался вставить капитан.
— Да. Роутсли. Мне сложно выговорить эту фамилию, но если посмотреть на ее написание... В конце концов, я видел, как она пишется... Это же его фамилия... Понимаете, о чем я, да? Его настоящее имя. Джеймс Роутсли, отец сэра Кристофера, это Джейкоб Рот. Он сколотил свой капитал, наживаясь на своих же друзьях, евреях, спасающихся от нацистов в тридцатые годы. Затем он, быть может, в Англии изменил имя, женился на богатой молодой женщине, привез ее сюда, потом у них родился сын. В то же время в доме своего отца над магазином на Сдруччоло-де-Питти он оставил беременную молодую еврейку. Сэр Кристофер и Сара были единокровными братом и сестрой. Не могли никак наследство поделить. Мы знаем, что случилось с Сарой, но... — Инспектор подошел ближе к кровати. — Что случилось с тобой?
Когда приехал прокурор, Портеуса и юного Джорджо пригласили описать события, сопутствующие смерти сэра Кристофера. С самого начала было ясно, что Портеус легко с этим справится. А вот мальчишка очень нервничал, говорил с большой осторожностью и только когда к нему обращались. Все остальное время он неотрывно смотрел на Портеуса, который отвечал на вопросы спокойно и уверенно. Все присутствовавшие стояли, в этой комнате никто не хотел садиться.
Оказалось, рассказывать особо было не о чем. Сэр Кристофер провел последний день в своей жизни точно так же, как и многие предыдущие. С помощью Джорджо он встал, как обычно, рано и провел первую половину утра на обеденной террасе, созерцая сад своей матери, его любимое место, к тому же на террасе очень удобно, поскольку она недалеко от этой комнаты. Когда на улице стало слишком жарко, сэра Кристофера перевезли в комнату, где паренек читал ему газеты. На обед он очень мало съел, но выглядел вполне нормально. Затем лег в кровать и немного поспал. Днем разыгралась гроза, и он не смог выйти на свежий воздух. Снова Джорджо читал ему газету, которую сэр Кристофер не мог самостоятельно держать, поскольку после последнего инсульта его правую руку полностью парализовало. Просмотрев с шести до семи, как он обычно это делал, кое-какие деловые бумаги, он съел легкий ужин, и Джорджо помог ему лечь в постель. На плохое самочувствие сэр Кристофер не жаловался. На следующее утро, придя в комнату около семи тридцати и раскрыв внешние ставни и двери на террасу, юноша обнаружил, что сэр Кристофер мертв. Он сразу же позвал секретаря. Безусловно, не так давно произошло ухудшение состояния здоровья сэра Кристофера, но тем не менее смерть наступила внезапно и была для всех ужасным потрясением.
— Ну конечно, — согласился прокурор.
— Понимаю ваше состояние, — произнес капитан, и оба они посмотрели на инспектора.
Что они хотели от него услышать? Весь этот рассказ и поведение парня... Инспектор наблюдал за выражением его лица, вспоминая, как он плакал в тот день. Теперь он напуган, напуган и измучен. А вот Портеус ничего не боится, говорит и говорит, уверен в себе, спокоен. Так зачем же лгать? На этот вопрос может ответить лишь мальчишка.
— После того как вы оставили его в тот вечер, что он делал? — поинтересовался инспектор.
— Думаю, — Джороджо взглянул на Портеуса, — он спал.
Инспектор тоже обернулся к Портеусу:
— А ночью?
— Что, простите? — удивился Портеус.
— Об этом мне следует спрашивать у... Джорджо, правильно? Я вам должен задать этот вопрос. Я так понимаю, что сэр Кристофер полагался на вас, если ночью ему надо было встать.
— Да.
— Как это происходило? Где вы спите?
Джорджо указал на служебную дверь, завешенную шелковыми драпировками на стене.
— Там в коридоре есть небольшая комната, где я сплю, и ванная.
— А шнурок от колокольчика вот здесь, возле маленького столика? Так далеко от кровати?
— Нет. То есть да. Это звонок на кухню. Сэр Кристофер пользовался медным колокольчиком. Я очень хорошо его слышал. Он и на улицу его с собой брал, на тот случай если я ему понадоблюсь.
— А в эту последнюю ночь он вызывал вас?
— Я... Нет... Не припомню такого. — Лицо мальчишки вспыхнуло огнем, он попытался перехватить взгляд Портеуса, но никакой помощи с его стороны не дождался.
— Вам не показалось это несколько странным? Или он никогда не будил вас ночью?
— Обычно будил, да.
— Один раз за ночь? Или два? Как обычно бывало?
— Два. — Шум дождя почти заглушил его слова.
— Вы сказали два раза?
— Да.
Инспектор понял, что у мальчишки пересохло во рту, и немного ослабил хватку.
— Доктор сказал, что сэр Кристофер был мертв уже более двенадцати часов, когда он приехал сюда, так что это вполне может объяснить, почему он не позвал вас ночью. Вы согласны, капитан?
Джорджо облегченно выдохнул — громче, чем отвечал.
— Большое спасибо вам обоим, — сказал капитан. — Теперь мы можем оставить здесь инспектора, чтобы он осмотрел комнату и составил необходимый протокол. Или, может быть, вы хотите?.. — Подняв брови, он вопросительно посмотрел на прокурора.
— Нет-нет, мне все ясно, — отозвался прокурор. — Давайте не будем мешать инспектору и дадим ему возможность подготовить протокол. Бюрократия — проклятие нашей жизни.
Все направились к дверям, Джорджо в конце процессии. Дойдя до двери, парень почувствовал, как на плечо ему легла тяжелая рука.
— Джорджо? Могу я называть тебя Джорджо? — спросил инспектор.
— Да...
— Ты извини, но я не могу вспомнить твою фамилию... И, если уж совсем честно, не знаю, как правильно произносится твое настоящее имя... Дай им пройти, пусть уйдут. Ты ведь не очень торопишься, верно?
— Не очень.
— Останься и помоги мне здесь. Покажи мне колокольчик, о котором ты нам рассказывал.
Юноша сразу обернулся к прикроватному столику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31