Но лишние часы, проведенные вдали от конторы, тяжким грузом ложились на его больную ногу и приносили дополнительную головную боль в виде бумаг, с которыми он не успевал разобраться.
И это еще одна причина, почему ему следует вернуться домой, обложить колено льдом и с головой погрузиться в служебную писанину.
Калеб невидящим взглядом смотрел перед собой в ночь, и в груди у него родилась боль, которая вполне могла соперничать с той, что терзала сейчас его ногу.
Невинные вопросы сестры пробили брешь в его тщательно выстроенной обороне.
А как насчет той женщины… Маргарет как-ее-там? Ты собираешься еще раз повидаться с ней?
Сделаю еще один, последний круг, решил Калеб. Нынче вечером на улицах было полно людей, которые присутствовали на школьном выпускном вечере. А потом, когда он будет уверен, что они благополучно добрались домой…
Костер.
На мысу. Отблески пламени были видны даже сквозь деревья, которые в изобилии росли вдоль обочины.
Ощутив, как тяжело и гулко забилось в груди сердце, Калеб с раздражением встряхнул головой. Кого он дурачит? Ее там все равно не было. Мэгги. Она ни разу не появилась за эти три недели.
И ни одного проклятого шанса на то, что она передумала именно в эту ночь, когда он решил не ездить на пляж.
Скорее всего, опять подростки хулиганят. Или любители жарить моллюсков на природе припозднились. Тем не менее, в силу своей должности Калеб обязан все проверить. Костры можно было разводить только в зоне, отведенной для пикников и кемпинга, и только при наличии разрешения. Он поморщился. И это не говоря о том, что если огонь заметит Уиттэкер, то адвокат опять поднимет такой вой, что небесам тошно станет.
Колеса джипа подпрыгнули, съезжая с дороги на песок и гравий. На обочине никого не было видно, в чистом небе над головой ярко светила полная луна.
В полумраке под соснами было пусто, и Калеб нахмурился. Здесь должны были стоять машины. Разве что развеселая компания приплыла на лодке.
Он не стал выключать свет и не заглушил двигатель. В Портленде у каждого полицейского автомобиля на приборной панели был смонтирован камкордер. Но здесь, на Краю Света, об этом оставалось только мечтать. Прежний шеф полиции Рой Миллер как-то не интересовался последними новинками технического прогресса, и пока что городской совет наотрез отказывался раскошелиться на новомодную аппаратуру только потому, что того пожелал новый начальник.
Калеб вынужден был признать, что, быть может, в этом есть свой резон. Вряд ли ему могла понадобиться видеозапись вечеринки у костра.
Он с трудом вылез из автомобиля, чувствуя, как мышцы усталой правой ноги сократились и напряглись, принимая его вес. В горле появился противный, резкий привкус. Чего-то горящего.
Горящего на пляже.
Причем отнюдь не чистого пламени вынесенного на берег плавника и не соленого привкуса моря от жарящихся мидий. Запах был жутким, смешанным. Такой вонью топлива и сожженной плоти разило от сгоревших останков его «хаммера», который напоминал воскресное жаркое на залитой палящим солнцем дороге в Багдад.
Едкий дым и воспоминания заставили Калеба мгновенно покрыться потом. Нет, сейчас все нормально, и с ним все в порядке: он патрулирует пляж в местечке со смешным названием Край Света, а не обеспечивает безопасность конвоя по коридору смерти в Ираке.
И все-таки он вынул из кобуры револьвер. Стараясь не дышать, он осторожно ступил под тень деревьев.
Над почерневшими кусками дерева бушевал и ревел огонь: потоки ослепительно-белого жара смешивались с оранжевыми языками пламени. Море и небо слились воедино, и на этом черном фоне вихрились клубы красного дыма.
Никаких жестянок из-под пива. Никаких одеял. Никаких подростков. Людей не было вообще.
Вон там. Дрожа и изгибаясь в волнах горячего воздуха, четко обрисованная сердитыми всплесками пламени, какая-то фигура – мужчина? – высокая, тонкая и странно текучая, наклонилась, чтобы вытащить очередную палку из кучи, лежавшей у ног.
Куча пошевелилась. Сердце Калеба учащенно забилось. Значит, никакая это не куча. Собственно, она очень походила… Он даже готов был поклясться, что и в самом деле она очень походит на…
Господи Иисусе!
Он поднял револьвер. Сейчас вместо него действовали инстинкты, вколоченные годами подготовки.
– Полиция! Не двигаться!
Фигура замерла над смятой кучей.
Рука Калеба, сжимавшая рукоятку револьвера, стала мокрой от пота. Ладно. Сейчас… Ладно, все в порядке. Он не сводил глаз со скорчившейся фигуры, не смея опустить взгляд на молчаливую кучу у края костра. Ветер снова швырнул ему в лицо запах гари.
Теперь Калеб дышал широко раскрытым ртом.
– Встань. Медленно. Держи руки над головой, чтобы я их видел.
Высокая темная фигура колыхнулась на фоне языков пламени, руки медленно поползли за голову. Пустые руки, с облегчением отметил Калеб. Он сделал шаг вперед.
И с ужасом увидел, как фигура закружилась, словно в вихре, и бросилась прямо в огонь.
Калеб закричал и прыгнул вперед. Раненая нога завязла в песке и подогнулась. Он упал на колени, и ночь взорвалась искрами и брызгами боли.
Дыши. Ползи.
Он не видел и не слышал того малого. Того самого, который только что прыгнул в огонь. Но зато чувствовал, как он сгорает в пламени. Вонь забивала ноздри, а в горле першило так, будто он глотнул кислоты.
Пошатываясь, Калеб с трудом поднялся на ноги, кровь барабанным боем шумела в ушах. Лицо и руки обдавало жаром, когда он подбежал к огню достаточно близко, чтобы в куче на песке узнать очертания тела. Обнаженного женского тела, лежавшего ничком, с кожей, отливающей оранжевым в отблесках пламени. И вид ее – обнаженной, светящейся, хорошо сложенной – обжег ему глаза.
Сердце у Калеба остановилось.
Мэгги…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Калеб прыгнул вперед.
Мэгги…
Наклонившись, он потянулся к ней. Волна жара обожгла ему лицо и руки. Колено пронзила боль. Схватив девушку за голую лодыжку, он оттащил ее подальше от жадных языков пламени.
Ее волосы слабо тлели. Проклятье!
Калеб подхватил ее на руки. Голова Мэгги безвольно упала ему на грудь. Ему оставалось только надеяться, что у нее не сломана шея. В ярком лунном свете она выглядела как призрак той самой чертовой оперы: половина ее лица серебрилась в лучах ночного светила, а вторая оставалась разительно черной, залитой кровью.
Пошатываясь, Калеб поднялся на ноги и неуверенно побежал к воде. Каждый шаг отдавался в колене резкой, сверкающей болью. Но какое это имело значение, если Мэгги, теплая и мягкая, лежала у него на руках. Теплая и… живая? Он принялся суетливо щупать у девушки пульс. Ага, вот здесь, на шее, под кончиками его пальцев едва билась слабая жилка. Благодарю тебя, Господи!
Наступило время отлива. Он опустил Мэгги на твердый влажный песок, задыхаясь от усилий и боли, когда больная нога приняла на себя вес их тел. Затем Калеб принялся методично, одну за другой, гасить искорки в волосах девушки. Они покалывали его голые ладони.
«Дыхательные пути? Чистые. Дыхание? Затрудненное. Кровообращение…»
Над левой бровью у нее зияла открытая рваная рана, как раскрытый в безмолвном крике рот. Впрочем, кровотечение его не слишком беспокоило. Раны в голову всегда обильно кровоточат. А вот то, что девушка не приходила в сознание, беспокоило его, и весьма. Этот гад, должно быть, изо всех сил ударил ее по голове.
Калеб сорвал с себя куртку и принялся укутывать ее. На песок с шепотом накатывалось море, дергая его за брюки, обнимая ее белые пальцы ног и лодыжки. Калеб выругался.
Но холодная вода привела Мэгги в чувство. Она слабо застонала.
– Все в порядке, – заверил ее он, хотя в действительности все обстояло с точностью до наоборот: она была обнажена, истекала кровью, а тот урод, который сотворил с нею такое, прыгнул в огонь. – С тобой все будет в порядке.
Он потянулся за сотовым телефоном.
Мэгги резко села, отпрянула от него и поползла к огню.
– Эй!
Он всем телом навалился на нее сверху, прежде чем она успела обжечься. Девушка отчаянно сопротивлялась, как попавший в капкан дикий зверь, бешено извивалась под ним и царапала его ногтями. Калеб удерживал ее, стараясь не сделать ей больно и сохранить ясную голову.
– Успокойся, – шептал он ей на ухо. – Это я. Это Калеб. Успокойся, прошу тебя.
Она повернула голову и укусила его.
О господи…
Он схватил ее рукой за шею и сжал. Не слишком сильно, чтобы не осталось синяков – во всяком случае, он надеялся на это, – но достаточно крепко, чтобы привлечь ее внимание.
– Прекращай! – скомандовал он.
После этого силы, похоже, моментально оставили девушку. Она лежала под ним неподвижно, как десятидолларовая шлюха. Или труп. Из раны у нее на лбу сочилась кровь.
– Мэгги…
– Костер… – Она с трудом выдавила это слово сквозь стиснутые зубы. – В… костре.
Он было решил, что девушка имеет в виду драматический прыжок в огонь напавшего на нее негодяя. Но с таким же успехом он мог и ошибаться. Возможно, судьба того малого ничуть ее не беспокоила.
В душе у него зашевелился червячок сомнения, отвратительное создание, высунувшее голову из-под гнева и страха. Она ведь голая. Может…
– Я сейчас встану и посмотрю, – сказал Калеб. – Но ты должна оставаться здесь.
Мэгги кивнула – если только это можно было назвать кивком, учитывая, что он все еще держал ее за шею.
Отпустив девушку, Калеб заковылял по пляжу к костру. Он был добрых десять футов в высоту и шесть футов в длину и по-прежнему пылал в ночи, как луч маяка, грозя вот-вот вырваться из-под контроля Он удивился, что никто до сих пор не вызвал пожарных. На добровольцев как раз и рассчитывали в борьбе с таким вот дерьмом. Калеб внимательно оглядел пляж. Что же, песок и скалы, по крайней мере, представляли собой слой естественной изоляции, да и костер развели на достаточном расстоянии от деревьев, так что можно было надеяться, что разлетавшиеся во все стороны искры не подпалят остров.
В самом центре костра полыхало настоящее бревно, распространяя вокруг обжигающий жар и выбрасывая столб чистого пламени. Никто не смог бы выжить после прыжка в это адское пекло.
Значит, он должен заметить тело, верно? Или его останки. Человеческое тело горит плохо. Слишком много в нем воды. Даже после кремации сохраняются большие фрагменты костей.
То есть что-нибудь… должно остаться.
Но вместо этого перед ним ревел ясный и чистый огонь. Калеб принюхался. Даже едкий запах, который оглушил его, когда он только прибыл на место преступления, почти развеялся.
Так какого же черта он видел? Что здесь произошло, будь оно все проклято?
Песок был изрыт.
У него не было ни малейшего шанса приступить к тщательному осмотру места происшествия до наступления утра.
Кроме того, на руках у него оказалась обнаженная, истекающая кровью девушка, которой срочно нужна была медицинская помощь.
Калеб снова посмотрел на огонь, потом бросил взгляд в сторону деревьев. Будь он в Портленде, в его распоряжении оказались бы объединенные усилия городской полиции, управления пожарной охраны и службы экстренной медицинской помощи. Будь он в Ираке, он мог бы рассчитывать на поддержку своего подразделения.
Или мог оказаться прижатым к земле горящими останками своего «хаммера», с торчащей из ноги бедренной костью, отстреливающимся от противника из девятимиллиметровой «беретты», а рядом с ним девятнадцатилетний парнишка истекал кровью, которая впитывалась в пыль и грязь.
Иногда приходится обходиться тем, что есть под рукой.
Калеб снова протянул руку, чтобы достать свой сотовый, как вдруг ощутил присутствие Мэгги за спиной. Она слабо дышала ему в затылок.
Можно подумать, он и вправду ожидал, что она останется на месте только потому, что он так сказал. В памяти у него всплыли последние слова, которые он сказал ей тогда, три недели назад: «Возвращайся скорее».
Он обернулся.
Девушка стояла на пляже позади него. Под распахнутой курткой молочным блеском сияло ее обнаженное тело, кровь из раны на лбу отливала черным, а растрепанные волосы окутывали голову волшебным ореолом в ярком лунном свете. Волна самых разных чувств – гнев, желание, отчаяние! – погребла его под собой, сосредоточившись где-то внизу живота.
– Почему бы тебе не рассказать, что здесь произошло? – мягко предложил он, не сводя взгляда с ее лица.
Она смотрела мимо него в огонь.
– Ты сказал, что пойдешь и взглянешь, – обвиняющим тоном заявила она.
Справиться с враждебностью намного легче, чем с истерикой, но какая-то часть его сожалела, что она не плачет, не прижимается к нему, словом, не делает чего-нибудь в этом роде, потому что тогда он мог бы утешить ее.
– Я смотрел, – возразил он. – И взгляну еще раз, утром.
– Утром будет слишком поздно.
– Мэгги…
«Да ведь я ревную!» – сообразил вдруг Калеб. И испугался, что его чувства помешают тому, что отныне становилось полицейским расследованием.
– Для него уже и так слишком поздно.
Она злобно оскалилась.
– Не для него. Его тебе все равно не найти. Мне нужно то, что он отнял у меня.
Калеб задумчиво потер ноющую руку. Она укусила его. Как зверь. Должно быть, ей действительно очень нужно было это… чем бы оно ни было.
– И что же это такое?
– В костре.
– Что он отнял у тебя, Мэгги?
Она уставилась на него ничего не выражающим взглядом. Шок, решил Калеб. Ему уже приходилось видеть подобное. У жертв, над которыми суетились врачи на обочине дороги после аварии, у солдат на носилках после атаки неприятеля – быстрое дыхание, расширенные зрачки, бесконечное повторение одного и того же. Она явно пребывала в шоке.
Или страдала от сотрясения мозга.
Его охватило беспокойство. Он не мог и дальше засыпать ее вопросами подобно неопытному новичку, проводящему первый допрос. Ей нужно было время и врачебный уход, прежде чем она хотя бы начнет понимать то, что здесь произошло.
А что, собственно, произошло? Он своими глазами видел – Калеб готов был поклясться в этом, – как мужчина прыгнул в огонь, не оставив после себя и следа. Ну и какой, к чертям собачьим, отсюда можно сделать вывод?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39