Пули автоматов и винтовок не пробивали броню такого автомобиля. Струтинский поставил на свой ручной пулемет Дегтярева диск с бронебойными пулями и сделал несколько коротких очередей. Автомобиль завилял вправо-влево, пока не свалился в кювет и не перевернулся. Из «опеля» послышались два выстрела. Казалось, что кто-то там покончил жизнь самоубийством.
Первым к автомобилю подоспел Николай Приходько. Он вытащил из машины трупы шофера и еще одного немца. Двое немецких офицеров остались в живых. Их спасло то, что они находились на заднем сиденье, имевшем усиленную броневую защиту. Но оба были контужены.
Пленные оказались крупными птицами: советник военного управления рейхскомиссариата «Украина» майор фон Райс и военный чиновник зондерфюрер Гаан. Оба были также высокопоставленными офицерами связи.
Майор Райс хотя и был в очень тяжелом состоянии, крепко прижимал к себе большую желтую сумку. Кузнецов вырвал ее у него резким энергичным движением.
– Пленных на повозки! Взять все вещи и оружие. Быстро занять свои места, – командовал Кузнецов.
Вдали послышался шум мотора третьего автомобиля, но его водитель, почуяв неладное, резко затормозил, развернулся и на полной скорости помчался в обратном направлении.
Из разбитого автомобиля Николай Струтинский вытащил небольшую радиостанцию. Немцы, кажется, не успели ею воспользоваться. Некоторое удивление вызвал пистолет, найденный Гнидюком в автомобиле на свободном сиденье. У этого пистолета системы «вальтер» не оказалось хозяина, так как у фон Раиса и Гаана, как и у трех убитых немцев, видимо из числа охраны, пистолеты остались в кобурах. Кроме того, в обойме «вальтера» недоставало двух патронов, а на рукоятке пистолета была свежая кровь. И наконец, у «вальтера» была двойная обойма – четырнадцать патронов, расположенных в шахматном порядке.
Этот «вальтер» позднее едва не стоил Кузнецову жизни.
Пленных уложили на повозку и тщательно прикрыли сверху сеном: чтобы не замерзли. Наступила тишина. Дорога снова была пустынной. Снегопад усиливался, заметая следы партизан.
После долгого пути по лесу партизаны прибыли наконец на первый «зеленый маяк» – на Кудринский хутор. В доме польского патриота Вацлава Жигадлы их уже ждал радист, готовый передать сообщение в Москву.
У хутора выставили охранение. Пленных Кузнецов приказал разместить в разных комнатах. Он все еще никак не мог взять в толк, почему такие крупные гитлеровские чины решились ехать на ночь глядя, почти без сопровождения. Потом он узнал от них же, что они задержались с выездом на несколько часов из-за поломки автомобиля. Эта задержка для них оказалась фатальной.
Рано утром следующего дня Кузнецов начал допрос пленных в присутствии радиста Виктора Михайловича Орлова, который хорошо говорил по-немецки.
Зондерфюрер Гаан чувствовал себя еще неважно Голова и рука у него были забинтованы, он лежал на широкой деревянной скамейке.
Майор Райс выглядел заметно лучше своего попутчика. Он сидел на табуретке около печки нахмурившись. В его округлых глазах легко можно было прочесть, что он крайне озлоблен и встревожен.
Кузнецов, одетый в немецкую военную форму, сначала зашел в комнату, где находился зондерфюрер Гаан. Переступив через порог, он отдал честь и представился, как это положено, когда младший по чину обращается к старшему.
– Лейтенант Пауль Зиберт! – прозвучал голос Кузнецова.
На основе записей и воспоминаний Виктора Орлова, Дмитрия Медведева, Александра Лукина и других можно восстановить весь ход допроса немецких офицеров на Кудринском хуторе.
– Садитесь, – хмуро предложил зондерфюрер Гаан, указывая Кузнецову на деревянную скамью.
Гаан был ошеломлен, увидев перед собой тщательно выбритого и застегнутого на все пуговицы «соотечественника».
– Что все это значит? Где я нахожусь? Кто вы? – воскликнул он.
– Вы находитесь в лагере советских партизан, господин майор.
– Каким же образом вы, офицер германской армии, оказались в лагере наших врагов?
– Я не немец, я русский!
– Вы говорите неправду! – возмутился Гаан. – Вы немец! Вы нарушили военную присягу и предали фюрера.
Зиберт пожал плечами и решил сменить тактику.
– Господин зондерфюрер, давайте говорить откровенно и трезво. Цвет германской армии, как известно, находится под Сталинградом, а наши войска там на грани полного уничтожения. Далее. Радио сообщило сегодня утром о том, что русские прорвали блокаду Ленинграда. Известно также, что англичане и американцы планируют вскоре ввести в действие крупные силы своих войск. На основе этих и других объективных фактов я пришел к выводу о том, что война проиграна и что Гитлер ведет Германию к национальной катастрофе. Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Поэтому я решил пойти на сотрудничество с русскими и советую вам как коллеге и соотечественнику не упрямиться, а быть со мною откровенным.
Но Гаан не внял словам Зиберта. Он злобно ругался, кричал и даже попытался ударить Зиберта ногой. Зиберту пришлось прекратить допрос.
Зиберт перешел в другую комнату, где находился майор фон Райс. Это был высокий рыжеволосый мужчина аристократической внешности.
– Военная присяга запрещает мне, господин лейтенант, вступать в разговор с предателем, – резко заявил фон Райс.
Но Кузнецов обладал терпением. Интуиция подсказывала ему, что на фашистских фанатиков лучше воздействовать благожелательным отношением и убедительными аргументами, чем пренебрежением и угрозами. Впрочем, могло обещать успех также сочетание этих двух приемов. Поэтому он решил не форсировать допрос, хотя Центр поторапливал его. Радист Виктор Орлов, присутствовавший на всех допросах, так описывает их ход в своих воспоминаниях:
«После каждого допроса Николай Иванович тщательно обрабатывал полученные сведения, обобщал их и передавал мне, а я радировал их в отряд. Я вел радиопередачи на глазах пленных, в их присутствии.
В тех случаях когда Райс сообщал важные сведения, Кузнецов просил его записать свои показания на бумаге, а если Райс отказывался, Кузнецов подходил к нему и смотрел на него в упор. Обычно Райс не выдерживал молчаливого противоборства и подчинялся требованию Кузнецова».
Таким путем удалось получить много ценных сведений и в частности дешифровать захваченную у пленных топографическую карту огромной территории. Пленные указали на карте все основные линии коммуникаций и средства связи на территории Украины, Польши и Германии. Эта карта оказала неоценимую помощь советскому Верховному Главнокомандованию. Пленные уточнили также месторасположение гитлеровской штаб-квартиры на Украине.
Постепенно пленные рассказали, пожалуй, все, что знали. Но на один вопрос они упорно отказывались отвечать: «Что означает красная линия на карте, которая начинается между деревнями Якушинцы и Стрижавка а заканчивается в Берлине?»
– Это государственная тайна, – упорно повторяли оба пленных, будто сговорились заранее.
Кузнецов пытался найти индивидуальный подход к каждому из них.
– Откуда вы родом, господин зондерфюрер? – дружеским тоном спросил он Гаана. – Я надеюсь, это не государственная тайна? Судя по вашему акценту, мы, возможно, земляки.
Гаану понравился вопрос. Он подумал, что у него появилась возможность повлиять на «предателя»-лейтенанта, который, кстати говоря, с уважением относится к его аристократическому происхождению и к воинскому званию, а теперь даже интересуется местом его рождения.
– Я из Восточной Пруссии. Родился недалеко от Кенигсберга в старинной графской семье, родословная которой ведется с шестнадцатого века.
– Ну вот, я так и знал, что мы земляки, – оживленно сказал Кузнецов. – Я давно это почувствовал. Где еще найдешь таких упрямых и упорных людей, как мы, пруссаки! Если вобьем себе в голову что-нибудь, не отступимся от этого ни в жизнь. Даже если надо доказать, что на зайцев охотятся на танках, а на слонов – с воздушными ружьями. Из-за упрямства мы и сгорим в этом военном пожаре, хотя не мы его разожгли. А вот баварцы – те даже из этой ситуации выгоду извлекут. Поэтому я и решил стать реалистом и начал сотрудничать с русскими. Если вы последуете моему примеру, это будет в ваших собственных интересах.
Однако и на сей раз Кузнецову не удалось склонить Гаана на свою сторону. Гаан, правда, заметно смягчился по отношению к Зиберту, но упорно стоял на своем.
В отношении к фон Раису Кузнецов попробовал другую тактику.
– Предупреждаю, что больше не намерен терять с вами время. Меня не интересует то, что вы принимали военную присягу и клялись в верности фюреру. Преступники могут быть верными лишь своему преступному делу. Еще раз повторяю, – Кузнецов стукнул ладонью по столу, – что мы не успокоимся до тех пор, пока вы нам четко и ясно не объясните значение красной линии на карте. Зондерфюрер Гаан, да будет вам известно, уже дал нам по этому поводу определенные показания. Теперь мы хотим слышать вашу версию, чтобы решить, кто из вас говорит правду.
На третий день допроса фон Раис процедил сквозь зубы:
– Красная линия обозначает подземный многожильный бронированный кабель связи.
– С какой целью он проложен?
– Он устанавливает прямую связь между Берлином и деревней Якушинцы.
– А при чем здесь Якушинцы?
– Там находится соответствующий объект.
– Когда был проложен кабель?
– Летом сорок второго года, в июне.
– Кто прокладывал кабель?
– Русские военнопленные, тысячи человек.
– Где они сейчас?
– Они нейтрализованы.
– Что это значит? Выражайтесь точнее!
Майор опустил глаза.
– Предупреждаю вас в последний раз, что на мои вопросы вы должны давать конкретные и ясные ответы. Иначе…
Фон Райса начало трясти мелкой дрожью. Едва слышно он пробормотал:
– Они ликвидированы… Было специальное указание… Это дело рук гестапо.
Кузнецов с трудом сдержал гнев, услышав признание фон Раиса. После паузы он продолжал допрос.
– Объясните предназначение кабеля. Чтобы Гитлер мог говорить с Якушинцами?
– Напротив, чтобы Гитлер из Якушинцев мог говорить с Берлином.
– Как прикажете вас понимать?
Фон Райс поднял голову. Глаза у него были усталые, взгляд опустошенный. Он повернулся к окну, стекла которого покрыл иней. Начиналось зимнее холодное утро. Фон Райс вдруг вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и испуганно посмотрел на Кузнецова. А затем, как человек, которому больше нечего терять, проговорил дрожащим голосом:
– В Якушинцах находится полевая, точнее говоря, передовая штаб-квартира Гитлера.
– Расскажите о ней подробнее, – потребовал Кузнецов.
– Никаких деталей я не знаю, – решительно заявил фон Райс. – В мои обязанности входили лишь вопросы связи со штаб-квартирой. О других делах спросите зондерфюрера Гаана.
– Как могло случиться, майор, что вы поехали в Ровно без сопровождения? Или не боялись партизан?
– Я уже говорил, что нас подвела неисправность машины. Аэродром был закрыт из-за сильной гололедицы. Кроме того, рейхсфюрер Гиммлер заверил, что его дивизии ликвидировали партизан в этом районе и что путь по шоссе на Ровно безопасен. Я лично первый раз поехал по этому маршруту на машине, и вот к чему это привело.
– А зондерфюрер Гаан?
– О, это перспективный офицер, вернее, был перспективный, – поправился фон Райс. – Он весьма храбр, и в действительности это он настоял ехать автомобилями. Он, видите ли, очень спешил. У него любовь к какой-то полячке, она, говорят, вдова. Ее муж, офицер польской армии, погиб. Эта дама удивительно красива, но майор, судя по всему, не пользуется у нее особым успехом. К характеристике полячки надо добавить, что она заведует баром в отеле «Дойчегофф» в Ровно. Согласитесь, не лучшее занятие для женщины. Зондерфюрер Гаан много теряет из-за этого знакомства. Фюрер обещал произвести его в генералы еще три месяца назад, но этот случай все испортил. Зондерфюрера же интересует только полячка. Он вдовец, его жена погибла от английской бомбы.
Между тем несколько дней пребывания в плену и бесконечные беседы с Кузнецовым неузнаваемо изменили зондерфюрера Гаана. Он полностью освободился от высокомерия и надменности и, кажется, откровенно рассказал Кузнецову все, что знал.
1 июня 1942 года, примерно в 7 часов утра, зондерфюрер Гаан сел в большой специально оборудованный транспортный самолет. Спустя два часа самолет приземлился на аэродроме близ Полтавы. Аэродром уже был окружен эсэсовцами.
Через пятнадцать минут на аэродроме совершил посадку большой военный самолет, из которого вышли Гитлер, генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал Хойзингер, Вагнер и адъютант Гитлера.
Зондерфюреру Гаану надлежало сопровождать фюрера третьего рейха.
Гитлер и его окружение переехали в ожидавший их бронепоезд, где состоялось совещание. Задача Гаана заключалась в том, чтобы окончательные решения, принимаемые на совещаниях Гитлера и сформулированные в виде приказов и распоряжений, доставлять командующим армий на восточном фронте и докладывать Гитлеру о том, как выполняются его приказы.
Немцы готовились к реваншу за поражение своей армии зимой 1941 года. Они были уверены, что на сей раз добьются успеха. В таком мажорном тоне был составлен доклад генерала-фельдмаршала Бока, посвященный плану предстоящей летней кампании на восточном фронте.
– Мой фюрер, Красная Армия потрясена ударами наших войск, но благодаря срочным пополнениям быстро восстанавливается. В сорок втором году людские ресурсы русских еще будут, видимо, достаточны, чтобы избежать поражения. Наша задача состоит в том, чтобы молниеносными ударами отрезать Москву от ее тылов и одновременно окружать и уничтожать крупные группировки Красной Армии, тем самым ослабляя силу ее сопротивления, – самоуверенно изрекал фон Бок, моргая маленькими серыми глазками. На его лице, цвета потемневшей от времени иконы, блестели капельки пота.
Гитлер утвердил план, предложенный Боком, почти без изменений, напомнив, однако, о важности для Германии захвата новых источников сырья, нефти и продовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30