– Я не знаю, почему тебя нет, – ответил пастор, размышляя: «Кто-то здесь заблуждается, а кто – поди-ка узнай», и, пытаясь разобраться в этом, спросил у Юрки: – Кто тебе дал это удостоверение?– Петр, – не колеблясь, ответил Юрка.– Какой Петр? – оторопело спросил пастор.– Какой?… Тот самый, который небесные врата стережет, – с той же уверенностью пояснил Юрка.«Та-ак. Опять, значит, добрались до рая и ада, как в прошлый раз, – подумал пастор. – Он и посейчас Нечистый».И пастор спросил равнодушно и деловито, словно речь шла о самых обычных вещах:– Сам Петр лично дал тебе это удостоверение, из своих то есть рук?– Нет, – ответил Юрка.– А как же?– Ангел принес.– Почему же он сам тебе не вручил, когда ты к нему ходил?– Тогда еще не знали наверняка, пойду ли я на землю.– Почему же не знали наверняка?– Я хотел со старухой посоветоваться: стоит ли в человека обращаться, чтобы обрести блаженство.– И старуха, стало быть, рассудила, что стоит?– Вроде бы так.– После этого Петр прислал тебе удостоверение?– Да, после этого.– А что за ерунда у тебя вышла со старухиными похоронами, как я слышал?– Почему ерунда?– Жены-то в гробу не оказалось.– Откуда ж ей там быть, раз она прямиком в ад ушла; только никто этому не верит.– Да, оскудели верою люди! – вздохнул пастор. – Натерпишься ты горя, чадо возлюбленное, с этим удостоверением, ибо в конце концов и ему никто не поверит. Скажут – поддельное.– Как так поддельное! – вскричал Юрка. – Петр сам прислал.– Подписи-то Петровой нет, вот в чем беда. Ты сам разве не смотрел?– Нет.– Так подойди погляди: нету Петровой подписи.– Я грамоте не знаю.– Очень жаль, что ты не умеешь читать, иначе ты воочию увидел бы, сколь сомнительна эта бумага. Ты говоришь, что получал ее у Петра, но подписи Петра на ней не значится, вместо этого стоит печать какого-то волостного правления и подпись старшины, – да и та настолько убога и неразборчива, что и не поймешь даже, что это такое.– Поддельное удостоверение… – бубнил Юрка в раздумье. – Петр, выходит, обманщик.– Судя по этому удостоверению, кажется – что так.– И ангелы обманывают… – продолжал размышлять Юрка.– Неизвестно еще, кто тебя обманул – Петр или ангел, который доставил тебе бумагу, – разъяснял пастор, стараясь вывести Юрку из тупика, а тот своим чередом тоже пустился в объяснения:– Петр сам, своими устами сказал мне: «Если хочешь родиться на земле, родись; и не надо тебе никакого удостоверения, потому что от новорожденных бумаг не требуют – кто такой, мол, и откуда явился. А попадешь на землю без того, чтобы родиться, то имей удостоверение, что ты родился и все такое». – «Ну, – сказал я, – давай удостоверение, и пойду-ка я на землю, не рождаясь». – «Оно и вернее, – сказал на это Петр, – времена нынче пошли такие, что женщины хоть и беременны, да разрешиться не могут, а коли и родят, так преждевременно. И тебя могут выкинуть до срока, а тогда начинай все сызнова. Может случиться еще и так, – сказал Петр, – что и вовсе не успеешь ты родиться, потому что раньше того весь род людской исчезнет с лица земли».– Да, возлюбленное чадо мое, лихие настали времена, – согласился пастор.– Попытайся я родиться от женщины, – с сожалением вздохнул Юрка, – было бы у меня сейчас настоящее удостоверение. Эх ты, Петр, Петр!Юрка пребывал в большом затруднении. Пастор попытался его утешить:– Оставим пока это дело, я еще раз хорошенько разузнаю, – может быть, тут просто ошибка произошла.– Какая же ошибка, раз Петровой подписи нет, – сказал Юрка. – Подделка! Обман!– В таких делах следует быть очень осторожным, – успокаивающе говорил пастор. – И ты, дорогой мой, не огорчайся из-за этого удостоверения, я сам попробую уладить все с Петром.Такие речи настолько утешили Юрку, что он, пробормотав слова благодарности, направился было к двери. Но в тот же миг пастор спохватился и крикнул ему вдогонку:– Юрка, у тебя ведь ко мне дело было; не из-за бумаги же ты пришел?Юрка остановился, подумал немного, потом повернулся и пошел назад в комнату.– Что же у тебя на душе, возлюбленное чадо мое? – спросил пастор совсем ласково: ему стало жаль этого крепыша. Большой, сильный, считает себя Нечистым, однако же настолько честен и прямодушен, что его просто ошеломила подделка одного-единсгвенного документа! Очень, видно, хочется ему быть человеком!– Господин пастор, я пришел, чтобы записать своих детей в приход, – ответил Юрка.– Чадо мое, ведь жена у тебя умерла, от кого же у тебя дети? – удивленно спросил пастор.– Дети от Юлы, – ответил Юрка.– А кто такая Юла?– Моя жена.– Так ведь жена твоя умерла, мы только что об этом говорили с тобою.– Да это не Юла умерла, то Лизета прямо в ад сошла.– Когда же ты успел жениться на Юле?– Еще Лизета жива была, тогда и…– Кто же вас венчал?– Мы сами.– Где?– В лесу.Только тут пастор понял, что они говорят о разных вещах, и спросил:– Таю это случилось еще при жизни твоей жены?– Да, господин пастор.– А жена твоя знала об этом?– Bpoiпe бы так.– Говорили вы об этом?– А то как же!– И жили себе втроем?– Нет, старуха обозлилась, занедужила и померла. Она сказала, что лучше ей сойти прямо в ад. Вот и сошла.– На твоей душе грех, дорогой Юрка. Зачем же ты так поступил?– У Лизеты не было детей.– А может быть, это не ее вина?– А чья же?– Может быть, ты сам повинен.– Насчет детей у нее и с другими мужиками не ладилось.– Возлюбленное чадо мое, откуда тебе это известно?– С батраком-то она спала.– Ты об этом наверняка знаешь?– Так не зря же я его спалил.У пастора мурашки по спине побежали. Ему подумалось, как участливо он только что отнесся к Юрке, – и стало стыдно. Но все же он взял себя в руки и спросил:– Где?– В сарае. Вместе с сараем и с сеном.– И никто этого не видел?– Баба видела, глядела.– Что же она сказала?– А ничего. Заплакала. Жалко ей было батрака. Потом обняла меня за шею и сказала, что, мол, теперь-то она мне дорога.Забавно! В этом было что-то похожее на правду, – так показалось пастору. Когда-то в молодости он сам, будучи нравом погорячее, пустил в ход кулаки, и его жена тогда тоже заплакала, а потом пала ему на грудь, – не бросилась на шею, нет, – и спросила… Да, что же она собственно спросила? Ах да! Она спросила: «Теперь ты веришь, что любишь меня?» Так именно она и сказала. Однако пастор не поверил этому ни тогда, ни позднее; кулаками он защищал только честь – свою и своей профессии. Интересно, если бы он… не сжег, конечно, а убил или застрелил в тот раз соперника, – он мог бы так поступить, и закон не осудил бы его, только вот в пасторах трудно было бы оставаться, как-никак он стал бы убийцей… – Интересно – бросилась бы жена ему на шею так же, как баба этого бедняги Нечистого?…Пастор словно очнулся от забытья. Юрка все еще стоял перед ним.– И она вправду была тебе дорога? – спросил у него пастор.– Мертвая – дороже.– Почему?– Она сказала: за кого, мол, я ее принимаю, что хочу от нее человеческих детенышей.– А то каких же?– Известно каких – чертенят.– Что же у Юлы – дети от человека?– От кого же еще? – спросил Юрка в недоумении и добавил: – Юла – человек, и я теперь человек и хочу спасения души.– Скажи мне, возлюбленное чадо мое, как же ты мыслишь о спасении здесь, в образе человека, если ты, как сам говоришь, сжигаешь других людей, братьев твоих во господе, если ты нарушаешь святость брака?– Я хотел детей, и теперь они у меня есть.– Но по закону это не твои дети, чадо мое.– А чьи же? От кого они?– Они не твои, а Юлы. Юла сама должна внести их в списки. Это дети девицы, а не мужчины и женщины, состоящих в законном браке.– Так выходит, у меня нет детей? – с тревогой спросил Юрка.– Нет и не будет, поскольку Юла не жена тебе.– Она жена мне, у меня с нею дети.– Не у тебя с нею, а у нее дети от тебя.– Знаешь, господин пастор, – вдруг сказал Юрка, – мне что-то захотелось подпалить этот дом.– Ай, ай, чадо мое, как ты разговариваешь со своим пастырем духовным! – воскликнул пастор.– Но ведь если дети только у Юлы, то…– То следует законно вступить с Юлой в священный брак, чтобы дети ее стали и твоими детьми, вот и все, чадо мое. Это гораздо проще и легче, чем из-за детей жечь дома, ибо, сколько бы ты их ни сжигал, все равно дети девицы так и останутся только ее детьми. Так что ступай к себе в Самое Пекло и…– Пусть господин пастор все же сперва запишет детей. Двойня, оба мальчики…– Нет, нет, возлюбленное чадо мое, нынче мы ничего не сможем поделать, потому что, как я уже сказал, нынче твои дети – всего только Юлины дети…– Одна Юла не может детей родить, ни в жизнь, – вставил Юрка.– По закону может, – возразил пастор. И тут Юрке вдруг вспомнилось что-то похожее, слышанное им в церкви из уст того же пастора, и он промолвил:– Как дева Мария?– Хотя бы и так, если тебе иначе не понять, – согласился пастор, не находя иного исхода в беседе с этим мужиком. – А теперь, чадо мое, запомни, что я тебе скажу: иди сегодня домой, а через два дня оденься почище…– У меня нет ничего почище, – перебил пастора Юрка.– Ну тогда надень то же самое, возьми с собой Юлу и…– И мальчишек?– Нет, мальчишек пока не надо, ибо…– Кто же им дома титьку даст, если Юла сюда придет?– Ну, если так, бери с собой и мальчишек. Стало быть, придете вчетвером, и я запишу тебя и твою Юлу, как жениха и невесту. Три недели буду оглашать вас в церкви с кафедры, а потом смогу и обвенчать.– Тогда и у меня будут дети? – обрадовался Юрка.– И у тебя будут дети, к тому ж еще и двойня, если у Юлы двойня.– У Юлы-то двойня, – подтвердил Юрка.– Ну, значит, все в порядке, только приходи послезавтра сюда с Юлой.Когда Юрка скрылся за дверью, пастор вытер пот со лба. Случись в приходе все такие, как Юрка, что было бы! Если бы все прихожане считали себя Нечистыми, явившимися на землю, чтобы спасти душу; если бы они верили, что их жены со злости прямиком в ад отправляются, когда их мужья приживают детей с девицами; если бы сами мужья – эти самые Нечистые – сжигали бы вместе с постройками своих батраков и прочих покорителей женских сердец, – будь все это в действительности, а не фантазией бедняги Нечистого и его религиозным помешательством, сколько построек приходилось бы возводить каждый год? О божественная вера! Подумать только: он – Нечистый, но, как человек, стремится к блаженству; и в то же время сам убивает, сжигает, нарушает святость брака. А какое-то пустячное удостоверение личности причиняет ему боль сердечную. Уже с самого начала он оцеживает комара, а верблюда поглощает. Выражение из евангелия: «Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие». Употребляется в значении: «Заботиться о мелочах, забывая о главном».

Удивительно создан человек!Пока пастор рассуждал таким образом, Юрка в радостных чувствах шагал к дому; было и у него над чем поразмышлять. «Хороший человек – этот пастор, – думал он, – все понимает, что ему ни скажешь, сам ласковый, отзывчивый. И поучает по-хорошему и спрашивает так, что всегда знаешь, чем ответить. Ни на что не обижается. Побольше бы таких людей!»Когда он вернулся домой, настроение у него несколько изменилось, так как Юла первым делом спросила:– Ну, записали мальчишек?– Нет, – ответил Юрка.– Почему?– Детей у меня нет, потому.– А двойня чья же?– Твоя.– Это пастор сказал?– Пастор сказал, что ты вроде как дева Мария.– Не болтай!– Сперва я так сказал, а потом пастор…– Что ты сморозил – я верю, но чтобы пастор…– Право же! Он сказал: «Ладно, этак ясней будет».– Что ясней?– Что ты – дева Мария.– Нет, старина, пастор хотел сказать тебе, что я – девушка с ребятами, да не решился, вот и…– Чего же он забоялся?– Тебя забоялся. Того гляди убьешь…– Я всего только пригрозил, что подожгу его дом.– Нельзя было так говорить.– А как же быть, раз ничего не ладится!– Взял бы и ушел, вот и все. Я сама сходила бы.– Нет, пастор сказал, что мы оба должны прийти.– Зачем же обоим? Дети-то мои.– Пастор так сделает, что и моими будут.– Обвенчать он нас хочет, что ли?– С кафедры хочет огласить.Юла помолчала, потом сказала тихо, но Юрка почувствовал – Юла довольна:– Конечно, эдак-то лучше всего. Пастор прав.– Пастор прав, – повторил Юрка.А когда настал назначенный день, он запряг лошадь в телегу, сам сел спереди – править и погонять, Юла – позади него, держа ребят на коленях. Свои вязальные спицы она нынче оставила дома, – вместо них у нее были мальчишки; с ними хлопот побольше, чем со спицами: то давай им грудь, то укутывай, то подвертывай сухие пеленки. Глядишь, так время и пролетело.Когда Юрку и Юлу записали как жениха и невесту, Юрка пожелал, чтобы и его сыновей в список вставили, но пастор ни под каким видом не соглашался. Прежде, мол, следует три раза огласить жениха и невесту, потом их обвенчать и только после этого включить детей в список. Так что пришлось Юрке запастись терпением. Но в конце концов все обошлось честь по чести, и можно было надеяться, что отныне в глуши Самого Пекла воцарятся тишина и покой, кончатся всякие треволнения и передряги, допросы и дознания. Глава шестая У Юрки отлегло от сердца, когда он услышал, что дело о пропаже его жены прекращено по приказу властей. Не за себя порадовался Юрка – за других. Особенно беспокоила его Юла, которая начала было сомневаться: в самом ли деле Лизета ушла прямиком в ад. Может быть, из-за глубокого снега и метели она не нашла дороги туда, бродит теперь призраком где-нибудь по лесу, да еще явится чего доброго домой, как случается даже с теми, кто похоронен.– С испуга, глядишь, молоко в груди испортится, у ребят животы заболят, – объясняла Юла свои страхи.– А ты сразу и пугаться по пустякам, – говорил Юрка. – Живую не боялась, чего же тебе ее мертвой бояться?– Кровь у меня хлипкая, не иначе.Эти слова особенно поразили Юрку. Подумать только: такая сильная и здоровая женщина, эта Юла, – ан кровь хлипкая. Стало быть, и сама она робкого десятка, – вот что проняло Юрку. Он сказал:– Не бойся, я свою бабу знаю, она сразу в ад ушла, больше ей некуда. Если и вернется, так прямо из ада. Ну, а тогда она будет иметь дело со мной.Все же Юла никак не могла успокоиться, у нее скребло на сердце. Она спросила у Юрки:– Не хотел бы ты сходить разок на кладбище?– Зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30