Больной без посторонней помощи не мог повернуться. Федька дежурил около него все время.
Окончив избушку, строители соорудили, по указаниям деда, и чемью, или вогульский амбар, для хранения припасов и пушнины. Чемья представляла собой маленькую избушку, поставленную на деревьях, обрубленных сажени на две над землей и до корня очищенных от коры, чтобы хищник не мог, впиваясь в кору когтями, добраться до хранящихся в чемье припасов.
Обыкновенно у вогулов при юрте имеются 2-3 такие чемьи. В них же они прячут от зверей свою добычу в лесу во время охоты.
Кроме чемьи, ребята сделали навес для оленей и лося, чтобы им укрываться в дурную погоду.
– Хороша животина! – хвалил дед оленей. – Что бы мы стали теперь делать с Сивкой да Лыской без сена? А эти сами себя прокормят.
Олени теперь все получили имена: Сивко, Лыско, Серко и Бурко.
Кормили они себя действительно сами.
XI. Дикие северные олени
День у экспедиции начинался обычно рано, в особенности когда ребята усердно занялись охотой. А ею пришлось заняться, потому что во время постройки припасы, сухари и крупа, быстро истощились, и их приходилось заменять дичью и мясом. Охота на рябчиков, глухарей, водившихся здесь в изобилии, почти не представляла труда, но добыть крупного зверя было не так легко.
Охотники подымались еще затемно, часов в пять. Пока варился чай и приготовлялся горячий сытный завтрак, они чистили оружие и готовились к утомительному пути по лесным трущобам. После завтрака, закончив сборы, они отправлялись бродить с лайкой по лесной пустыне. И ходили часто до вечера, иногда даже, если заходили далеко, то и ночевали в лесу около нодьи. Словом, охотились, как охотятся здесь вогулы. Из дому ребята захватили лыжи, обтянутые оленьей шкурой. Вперед лыжи скользили легко и при подъеме не скатывались назад. При школьных занятиях физкультурой ребята состояли в лыжном отряде, и теперь имевшиеся у них опыт и умение очень пригодились.
Ходить без лыж в этом лесу зимой было невозможно. И жизнь в лесной избушке превратилась бы в заточение.
Ответственность за добычу провианта лежала преимущественно на Андрее, и он выполнял свое дело с большой охотой.
Лайка так к нему привыкла за время болезни Ивана, что ходила за Андреем, как за хозяином. В лесу она оказывалась, действительно, незаменимым помощником. Андрей научился, как вогул, узнавать по ее лаю, с кем она имеет дело: с оленем ли или с сохатым, медведем, белкой, рябчиком, куницей, соболем. Наиболее желанной добычей были дикие олени. Более чем десятипудовая туша давала надолго запас провианта.
Но добыть их представлялось делом чрезвычайно трудным, в особенности для того, кто, как Андрей, охотился за ними впервые. Впрочем, первая встреча с дикими оленями, давшая сразу двух быков, явилась скорее не охотой, а счастливой случайностью. Дело произошло при чрезвычайно интересных обстоятельствах во время перелома с осени на зиму.
Дни стояли ясные и не очень морозные.
От холодов олень уходит в густой ельник. Там же прячется он зимой от ненастных дней. Чуя дурную погоду, он забирается в ельник еще дня за три. Опытные охотники, не найдя возле обычного места «жировки» свежих следов, уже знают, что нужно ожидать скверную погоду.
В этот же густой ельник олень прячется и весной, во время «наста», когда ему трудно бегать по намерзшей на снегу тонкой ледяной корке, которая его не выдерживает, проваливается и режет ноги.
Из всех способов добывания оленя – стрельбы с лабаза, гонки «по насту», представляющей собственно не охоту, а бойню загнанных измученных оленей, ловли капканом – Андрей предпочитал один, самый трудный: охоту скрадом, когда охотник должен подкрасться на расстояние выстрела к чрезвычайно чуткому, быстроногому зверю, и вдобавок зверю необыкновенно «полохливому», то есть пугливому. Но в тот ясный октябрьский день, в который произошла встреча, олени не прятались в ельнике. И Андрей после долгой ходьбы по лесу заметил, наконец, в бинокль небольшое стадо на соседней горе.
Стадо животных, голов в пятнадцать, только что перебралось через соседнее болото и отдыхало на пригорке.
Андрей любовался в бинокль, как олени легко перепрыгивали через валежник, кокоры и вывороты. Для них нет, как и для лося, непроходимой чащи и болота.
Они бродили по редкому лесу, свесив ветвистые рога вниз, жадно ели мох, которым обросли ветви елей и пихт, и лишаи, покрывавшие камни. Некоторые легли в снег около кокор, и трудно было отличить глазом животное от дерева. Скоро легло почти все стадо. Остался стоять один. Очередной сторож время от времени всматривался кругом, нюхая воздух. Зрение у оленей сравнительно слабое, но чутье великолепное, и о приближающейся опасности они больше узнают чутьем.
Успокоенный наблюдением, он опускал голову и снова принимался за «поедь».
Но скоро он, видимо, устал и лег. Тотчас же на смену ему поднялся другой и также внимательно начал глядеть кругом, втягивая воздух. Стадо ни минуты не оставалось без сторожевого.
Вдруг долго смотревший в одну сторону караульный забил передними ногами. И мгновенно точно что взбросило на ноги все стадо, кинувшееся сразу вскачь. Прыжки их были огромны, – Андрею показалось более двух сажен. Необыкновенно красивы и быстры движения испуганного дикого животного. Несколько таких «скоков» – и стадо было уже далеко от места лежанки.
Оно бежало в сторону Андрея, но расстояние между ними все еще было велико. На бегу олени держали головы так, что ветвистые рога их легли на спины.
Снег был довольно глубокий. Вероятно, ноги их вязли, но олени неслись друг за другом чрезвычайно быстро, ступая в следы переднего, прокладывавшего дорогу.
Проскакав так с версту, передний вдруг поджал под себя ноги, неожиданно присел на всем скаку и остался в этом положении.
Андрей с тревожно забившимся сердцем подумал, что олень ранен. Следующие за ним животные на всем бегу, один за другим, перепрыгивали через него. Когда они все до одного перескочили, присевший тотчас же поднялся и, как ни в чем не бывало, побежал за последним оленем. Такую же штуку проделал через некоторое время и следующий, бежавший теперь первым.
Андрей пришел в изумление. Олени чередовались в прокладывании дороги! Они понимали, что переднему бежать по непротоптанному снегу несравненно труднее, чем задним следовать по его следам.
Постепенно стадо свернуло в сторону к ельнику и скрылось из глаз. Под впечатлением этой картины изумленный Андрей еще несколько минут глядел в том направлении, куда убегали олени.
Они уже скрылись, когда Андрей услышал лай собаки, доносившийся из ближнего леса. Он вспомнил, что охотится, а собака лает, может быть, уже давно, и побежал на голос лайки. Судя по звуку, она стояла на одном месте. Наверняка, зверь! Скоро он добрался до свежих оленьих следов: прошли два взрослых быка и олениха с теленком.
Андрей побежал изо всех сил. Лай раздавался все ближе. Охотник недоумевал. За это время олени могли убежать от собаки на несколько верст. Почему они не убежали? Не отстал ли олененок? Он все ускорял бег, скользя на лыжах с быстротой птицы. Холодный ветер бил ему в лицо. Скоро от быстрого бега он едва мог дышать. Вдруг его поразил новый звук какого-то цоканья, точно от ударов кости о кость. Оно было слишком явственно далеко вокруг и доносилось из ближнего леска, откуда несся и лай. Он миновал заросль и едва бросил взгляд на поляну, все сразу понял. В полуверсте от заросли дрались, бодались два оленя. Цокали их рога.
Это были два больших светло-бурых оленя-быка с гигантскими ветвистыми рогами. Они то расходились, то сбегались, как дерущиеся козлы, и с размаху ударялись лбами и рогами, с диким бешенством стараясь столкнуть один другого. Цоканье раздавалось звонко по лесу и слышно было, вероятно, за версту. Но, по-видимому, противники попались равной силы и не могли одолеть один другого.
Лайка бешено, с визгом, крутилась вокруг них, но, увлеченные дракой, олени не обращали на нее никакого внимания. Снег кругом на несколько сажен был ими истоптан и взрыт. Оленихи и теленка не было видно. Они, по-видимому, убежали. Андрей не хотел дожидаться конца их поединка и приготовился стрелять, выбрав наиболее крупное животное.
Но в это мгновение случилось нечто неожиданное. Удары вдруг прекратились. Олени опустили головы вниз, в то время как туловища их и ноги делали какие-то странные судорожные движения, точно хотели пятиться, но не могли. Лайка буквально хватала их за ноги, но они не кидались на нее, а стояли, упершись головами.
Андрей выскочил из-за куста.
Увидев его, олени фыркнули, точно лошадь, когда к ней подойдет незнакомый человек. Рванулись, но опять – ни с места. Один упал на передние ноги, но сейчас же вскочил. И вновь оба остановились. В пылу драки оба соперника крепко спутались ветвистыми рогами.
Вечером, когда Андрей рассказывал, как ему попались олени, дед подтвердил, что это случается не так редко. Он не раз находил в лесу два оленьих черепа со спутанными рогами. Вогул тоже, очень еще слабым голосом, рассказал, как он осенью в это же время увидал оленя, стоявшего на поляне неподвижно. Подойдя ближе, он заметил, что рядом лежит другой олень, мертвый, и рога обоих опутаны. Про такие случаи он слыхал от многих охотников.
XII. Шатун
Ездить на нартах по густому лесу иногда бывало невозможно, и ребята научились путешествовать на оленях верхом. На этих умевших пролезать положительно всюду животных, они пробирались по таким трущобам и зарослям, где проехать на лошадях или на нартах нечего было и думать. Правда, это искусство досталось ребятам и деду после долгих упражнений.
На олене приходилось ездить без седла и стремян. Спинная кость его очень слаба, и всадники поэтому садятся ему на плечи. Человек же, весящий более пяти пудов, и совсем не может ездить верхом, так как под ним олень тотчас же ложится. Верховая езда эта несравненно труднее, чем на лошади, и не всякий, даже опытный кавалерист, ее выдержит. Нужны особая сноровка и привычка.
Постепенно приспособившись к новым своим Сивке и Бурке, ребята, в особенности хромой дед, часто пользовались ими во время скитаний по дебрям.
Однажды, еще в начале зимы, дед и Андрей ехали за чем-то в лес. Олени неторопливо бежали по тропе своих диких собратьев.
– Дед, – удивленно сказал Андрей, – почему это так странно идет тропа?
– А что?
– Ты разве не обратил внимания? Олени, дойдя до этого места, круто сворачивают куда-то в сторону, со своей прежней осенней дорожки. Ее я хорошо здесь помню. Делают большой круг, словно что-то обходят, а дальше снова возвращаются на свою осеннюю тропу и опять идут по ней. Наши олени сделали сейчас то же. Я видел, как твой олень сам свернул, мой пошел за ним. Что это за странная фантазия? Точно там ждет их какая-то опасность?
Дед заинтересовался и вернулся назад. Оба поехали к повороту с осенней тропы и стали рассматривать следы.
– Правда, сынок, – сказал дед. – Не иначе, как опасность чуют. Не только олени, и козлы тоже, бывает, обходят. Поедем, посмотрим.
Зарядив ружья пулями, они почти силой заставили оленей идти осенней тропкой ближе к чаще. Дед внимательно осматривал местность и росший кругом невысокий ельник. Олени шли все неохотней и, видимо, встревоженные.
– Ты что, дед, смотришь по деревьям?
– А вот что, – ответил ему старик, указывая на обкусанные кем-то концы низких еловых ветвей.
– Это что?
– Медвежьи заеди. Когда зверь осенью найдет себе берлогу, он устраивает в ней логовище. Соберет травы, мху, ломает и еловые ветви. Ветви эти обкусал медведь. Все это он снесет в берлогу и настелет.
– Как же он их носит? – удивился Андрей.
– В передних лапах. Видал, как таскали Спирька с Лаврушкой? Надо полагать, где-нибудь поблизости будет и берлога. Гляди в оба да не шуми.
Чем дальше они углублялись в чащу, тем она делалась глуше и темней.
– В каких же местах он чаще ложится? – тихо спросил Андрей.
– Он любит выворот, если может подлезть под него. Иногда он роет берлогу глубиной больше двух сажен да еще выстилает и мхом и сухими листьями.
– Кажется, он делает берлогу обязательно до снегу?
– Да. И ложится до снегу, чтобы следов к берлоге незаметно было. Если ляжет в утесах, то заберется «под плиту» или в пещеру. В пещеру ему удобно – готово, не копать. Вообще он выбирает такое место, чтобы весной капель с ветвей на него не бежала, и чтобы снизу вода весенняя не подтекала. Любит он, я замечал, ложиться под сухой осиной со сломанной вершиной. На сухом дереве снегу на ветвях нет, сверху, значит, на медведя не валится. Кроме того, в сухом дереве много червей, и дятлы на него больше налетают.
А медведи, видно, любят в дремоте дятла послушать. Слезай-ка, сынок, – вдруг осторожно повернулся к Андрею дед. – Видишь?.. На самых сиверах, в ельнике... Бурелом. Там...
Дед и Андрей осторожно слезли с оленей, привязали их за повод к дереву, а сами стали подходить ближе.
– Здесь, – говорил уверенно старик, показывая в сторону буреломника. – На сиверах залег.
– Почему ты думаешь? – шепотом спросил Андрей.
– А это не видишь? – дед указал на заметно закуржавевший в одном месте буреломник, кругом же, кроме этих ветвей, куржака нигде не было.
– Иней-то?
– Да.
Андрей догадался. Этот желтоватый иней – испарения. Они вылетают из берлоги, садятся на стоящие вблизи деревья и ветви и покрывают их инеем. По этой примете часто и находят берлогу.
Осторожно осмотрев буреломник, охотники, не собиравшиеся без лайки будить медведя, снова вернулись к оленям и поехали обратно.
– Как ты думаешь, слышал он нас или нет? – задал вопрос Андрей.
– Если спит некрепко, «на слуху», то слышал, а если залег хорошо, то нет. Пожалуй, что слышал. Морозов больших не было, да и не облежался еще. Он ведь так... Чем дольше лежит и чем крепче мороз, тем сильней спит. В холода иной раз собаки на него лают, палками сверху колотят, а он все не хочет вставать. Крепко спит! У иного, что вылезет из берлоги и попадет под пулю, иногда в шерсти на спине точно полосы выгрызены. Это семь месяцев он лежит, ну, мыши за это время у него в шерсти ходов себе понаделают и шерсть объедят, а то таскают себе в норы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22