Погода к вечеру неожиданно испортилась. Стало холодно и ветрено. По мере приближения вечера портилось и Федькино настроение.
– Ну, нам пора идти, – сказал, наконец, Андрюха, осматривая ружье.
– Смотрите, чтобы лесной гастроном самими вами не поужинал, – пошутил Ян.
Федька без всякого воодушевления взял свое ружье и уныло последовал за Андреем.
Когда выходили со двора, в воротах встретилась старуха, Федька злобно плюнул ей вслед.
– Ты чего?
– Не к добру. Какая же охота, коли бабу в воротах встретили. Не пойдем, Андрюха, сегодня!
– Ну тебя! Это деду простительно, а не тебе.
– А вот посмотри.
– Ладно, не причитай.
– Охотничьи приметы самые правильные, – бурчал Федька, следуя за Андреем.
Он дорого бы дал, чтобы не идти теперь в надвигавшиеся сумерки к грозно шумевшему темному еловому лесу.
– Хорошо! – прошептал Андрей, забравшись на лабаз и устраиваясь поудобнее.
– Что, хорошо? – хмуро спросил Федька, с проклятиями усаживаясь на неудобном сиденье.
– А слышишь, ветер? Настоящая буря поднимается. А треск и шум какой в лесу, слышишь? Обязательно придет.
Федька испустил глухой звук, ясно показывающий, что ни начинающаяся буря в лесу, ни вероятный приход медведя в особенный восторг его отнюдь не приводят. Андрей улыбался про себя. Ох, напрасно он взял «аптекаря», любившего больше всего ночью покойный сон!
– Смотри ты, не закури! – строго предупредил он, заметив, что Федька вытащил трубку.
Федька с ругательством спрятал последнее утешение.
– И покурить нельзя, вот язва!.. Ну, знал бы...
– Не только покурить. Сиди и молчи, не шевелись и не шепчи.
– Может быть, и не дышать? – ядовито спросил Федька.
– Вот именно... На-ка вот... Дыши через мох, – сказал Андрей, подавая ему кусок мху.
– То есть, как это через мох? – спросил недоумевающий Федька. – Это зачем?
– Затем, что надо, – рассердился Андрей. И сам тотчас приложил мох ко рту. – Иначе зверь учует человечину и уйдет.
Федька только этого и желал. Хоть бы медведь околел где-нибудь сам за версту от них! Незаметно для Андрея хитрый «аптекарь» дышал нарочно мимо мха. Даже тихонько плюнул вниз несколько раз, чтобы зверь учуял и не пришел.
Буря усиливалась. В лесу стоял шум. Ели качались, терлись ветвями одна о другую, скрипели. Качался и лабаз с охотниками. Федька, которому казалось, что лабаз вот-вот провалится или расползется, то и дело в ужасе хватался за дерево.
При мысли очутиться сейчас внизу, у Федьки началась дрожь.
– Что-то знобит от холода, – сказал он Андрею. – Как ты думаешь, придет?
– Обязательно.
У Андрея отекли ноги от неподвижного ожидания. Но он знал, что внизу, где-то поблизости в лесу зверь. Надо было терпеливо ждать.
Вскоре около слабо светлевшего на поляне трупа лошади вдруг показалась темная масса. Она появилась совершенно беззвучно. Остановилась и, подняв кверху огромную морду, нюхала воздух. Андрея охватила охотничья страсть.
Он забыл про ненадежного соседа. Руки его судорожно впились в ружье. Сердце колотилось, точно хотело выскочить.
Прошла томительная минута. Андрей ждал.
Как досадная помеха, донесся до него едва слышный дробный стук по соседству. Это у Федьки колотились зубы.
Медведь осторожно приблизился к падали. Минуты томительного ожидания... Послышалось хрустенье и чавканье. На белеющем фоне туши коня ясно очертилась огромная морда.
Пора! Андрей нацелился и нажал спуск. В одно страшное, незабываемое мгновение слились гром выстрела, блеснувшая полоса огня, страшный рев зверя и внезапное сотрясение под ногами, точно обрушился лабаз. Андрей скорей инстинктом почувствовал, чем увидел: Федьки с ним нет! Все это случилось в одно мгновение. Когда зверь бешено кинулся по направлению к охотникам, Федька в диком испуге упал с лабаза.
«Растерзает!» – пронеслось в сознании Андрея.
Не думая больше ни о чем, он скатился вниз по стволу.
И от того, что увидел, он онемел.
Федька, видимо, ничего не сознавал от испуга и падения, сидел под деревом, даже не стараясь отодвинуться от находившегося рядом и царапавшего страшными когтями землю косматого лесного чудовища. Пуля попала, очевидно, зверюге в голову, и только это спасло Федьку. Зверь издыхал и скоро перестал скрести землю.
Когда прошел первый испуг, Федька очувствовался. Он был цел и невредим, только отшиб мягкие части. По его словам, он упал потому, что под ним развалился лабаз. Андрюха не стал оспаривать, очень довольный тем, что «аптекарь» жив и не сломал себе шеи. Доволен он был и удачной охотой.
Чиркнув спичку, Андрей осветил зверя. Медведь был огромный, вероятно, не меньше пудов восемнадцати, – такие на Урале встречаются уже редко, – с великолепной, вновь отросшей после линьки, темно-бурой шерстью. Если шкура первого, убитого им в начале лета, медведя ничего не стоила, то эта осенняя представляла большую ценность. Когда-то зверь, видимо, побывал в капкане, потому что кисти правой лапы у него не было.
– Медведь – кульпа, – улыбнулся Федька.
– Да, – засмеялся и Андрей.
Он надеялся, что за задранную лошадь такой зверь старуху хоть отчасти вознаградит.
III. Загадочные знаки на деревьях
Путешественники прожили на кордоне три дня. Дед пытался расспросить старуху о пути к Страшному логу, но она о нем и не слыхивала. Очевидно, этот лес был еще очень далеко. Старуха предложила подождать ее мужа, который хорошо знал не только свой район, но и местность далеко на север. Лесник должен был вернуться через неделю.
Но дед не захотел терять столько времени и, рассчитывая на какие-то свои заметы и память, взялся сам быть проводником. Экспедиция отправилась в дальнейший путь.
При отправке с кордона, когда решили было заехать сначала на прииск, где работал Пимкин отец, Пимка неожиданно сознался, что провел всех. Отец его, приисковый рабочий, давно умер, а ему просто страшно хотелось ехать в экспедицию... Ребята давно подозревали это. Потому дело кончилось тем, что пожурили Пимку и взяли слово, что он не будет больше обманывать.
Через несколько дней пути старик понял, что сделал ошибку, взявшись найти дорогу. Лет пять тому назад в этих краях, очевидно, прошла полоса сильнейших лесных пожаров и уничтожила все его приметы. Идти «тарниками» было невыносимо трудно. Это значило – перелезать с дерева на дерево, наваленные по всему пути и заросшие малинником и молодой порослью. Для лошадей эта дорога оказалась невозможной. Пришлось делать обходы в десятки верст. И тогда дед окончательно лишился надежды найти верный путь к Страшному логу.
Он сам предложил Яну нанять проводника-вогула.
– Возьмем вогула, – согласился Ян. – Это лучше, чем тратить время.
Пришлось вернуться на кордон к старухе. Но, увы! Муж ее еще не возвращался. Экспедиции предстояла нелегкая задача самостоятельно отыскивать вогулов.
Вогулы, заселяющие Северный Урал, очень немногочисленны. Часто на огромном расстоянии в тысячи верст можно случайно встретить лишь три-четыре семьи.
Дед знал, что вогулов надо искать ближе к реке, где они занимаются рыбной ловлей. Река, по его расчету, находилась на северо-восток от них. Экспедиция должна была направиться туда и несколько изменить прежнее направление своего пути. Все это вызывало оттяжку во времени и грозило, что путешественники вовремя не доберутся до назначенного места. В крайнем случае решено было идти и по снегу. Раз будет проводник, Ян не опасался заблудиться и зимой. Но дед с сомнением покачал головой.
– Снег в тайге – это смерть, – сказал он. – Все дороги, все приметы закрыты. Ни за что нам не выйти.
– Ну, что ж, зимовать будем, – засмеялись ребята. – Тулупы и унты взяты. Нам не впервой.
Эта возможность теперь, действительно, не исключалась, что грозило большими осложнениями.
Зимовка нарушала их планы и вызвала бы большое беспокойство у домашних. Но надо было считаться с тем, что стоял уже август... А сколько еще пройдут? Сколько времени будут искать лог у Пяти ручьев?
Словом, планы экспедиции заранее предусмотреть всего не могли. Дед недаром говорил: «В лесу с человеком всяко бывает». Для облегчения и ускорения пути весь имевшийся научный багаж, коллекции, шкурки и остальное оставили у старухи на кордоне. В ящики с коллекциями запрятали и самородок платины. Старухе же поручили переслать домой письма, написанные всеми, кроме деда и Пимки. В них рассказывалось все, что случилось до последней остановки у лесника, и указывалось на возможность зимовки.
У лесника же пришлось временно оставить на воспитание и Спирьку с Лаврушкой со строгим наказом обходиться с ними ласково. При этом составили для лесника письменную инструкцию с указанием, что надо делать.
– Он у меня всякую животину любит, – сказала про мужа лесничиха, успокаивая их. – Николи не обидит.
Отдохнув у гостеприимной старухи, экспедиция снова вступила в безлюдные леса, держась теперь в северо-восточном направлении. Через четыре дня, когда экспедиция находилась в особенно глухой и сумрачной чаще леса, Гришук созвал всех к себе.
– Ты чего? – спросил Ян.
– Посмотрите, – ответил он. – Надписи!..
– Где?
– Видите?.. На деревьях... Какие-то знаки.
Несомненно, эти загадочные знаки на коре огромной сосны были вырезаны человеком. Но кто мог в таком диком краю сделать это и каково было их значение?
Вот какие изображения увидел Гришук.
Долго все ломали головы, пока не приковылял дед.
– Вогульские знаки, – обрадованно сказал он. – Значит, мы правильно идем.
– А ты знаешь, что это значит?
– Знамо дело.
– Что?
Дед посмотрел, подумал и сказал:
– Вот что написано... «Трое вогул с двумя собаками, убили здесь лося». Видишь? Это нарисована лосиная нога. Три большие черты в углу – это три вогула. Две маленькие справа вверху – две собаки... Убить сохатого вогулу – праздник. Он и отмечает это на дереве... Смотри внимательней, еще найдешь...
Действительно, в тот же день вечером Пимка нашел старую осину с такими знаками:
– Ну, Гришук, учись вогульскому языку, – смеялся дед. – Тут, сынок, рассказывается очень важная новость. Удачная охота на самого медведя. Видишь?
Гришук срисовал в тетрадь эти знаки.
– Три вогула, сопровождаемые двумя собаками, убили медведя...
Три верхних знака, по словам деда, грубо изображали глаза и нос зверя, затем пониже передние лапы и еще ниже – задние лапы.
– И здесь! – крикнул Пимка.
Перешли к другой осине. Здесь была вырезана такая фигурка:
– Здесь один вогул с двумя собаками, – прочел Тошка, – охотится на...
– Белку, – подсказал дед.
– Это много легче иностранных языков, – смеялся Тошка.
– Только трудно понять, какого зверя они изображают.
– Это дело практики.
На другой день дед с утра сказал, чтобы ребята не уходили в лес по разным тропкам. Надо быть очень опытным и осторожным охотником, чтобы не попасть в искусно замаскированную яму, выкопанную вогулами под зверя, или не наткнуться на спрятанный самострел.
Но день прошел благополучно. К вечеру, наконец, достигли реки. Здесь же, на осине, нашли новый рисунок.
– Я прочитаю! – кричал Федька. – Слушай, дед! Пять вогулов и две собаки убили двух змей. Правильно?
Дед посмотрел и расхохотался.
– Никаких змей тебе тут нет. Разве змеи такие бывают? Это две лодки. Да здесь змей и не водится.
– Пять вогулов и две собаки проехали на двух лодках? – спросил Гришук.
– Знамо дело. А вот здесь... – он указал другой знак на старой лиственнице.
– Здесь охота.
– Три вогула и две собаки, – прочел Андрей, – убили... Черт его знает, кого это изображает... Соболя, что ли?
– Похоже, – сказал дед, рассматривая охотничьи письмена. – Три вогула с двумя собаками убили на этом месте... Скорей, пожалуй, куницу.
После ужина Пимка где-то надолго запропал.
Потом раздался его голос, сзывавший всех к старой осине.
– Ну-ка, прочти, дед! – воскликнул он с торжеством.
Рисунок был свежевырезан и, очевидно, представлял работу Пимки, перешедшего на родной ему язык.
По изображению птицы поняли, что речь идет о Краке. И ребус сразу был разгадан.
– Две лошади, один дед, шесть людей, Крак и лосенок останавливались здесь, – прочел Федька. – Поздравляю тебя, Пимка. Недаром ты – вогуленок. Ты уже изучил один из самых древних языков.
– Настолько, что запутаешь всех сородичей-туземцев, которые вздумают разгадывать твои надписи, – сказал, смеясь, Ян.
Пимке эта грамота так понравилась, что с тех пор каждый раз при остановке на ночлег он непременно вырезывал на каком-нибудь видном толстом дереве свои ребусы, представляя своим лесным сородичам ломать над ними головы.
– Будет тебе баловаться, – сказал однажды дед. – Иди-ка лучше пособи Федьке.
– Я не балуюсь, – ответил Пимка, кончая работу. – Это на случай не заблудиться бы, как обратно пойдем, – пошутил он и отправился помогать Федьке разгружать вьюк.
IV. Оставленный пауль
Однажды Крак, залетевший по обыкновению далеко вперед, возвратился обратно к маленькому каравану с необычайно резкими криками. Это значило, что он чем-то удивлен. Но он не дыбил перьев и не был встревожен.
– Вогулов увидел, – решил дед.
Старик оказался почти прав. Пройдя еще с версту, они заметили вдали от реки, в лесу, какие-то низкие темные строения.
– Пауль! – обрадованно воскликнул дед.
– Вогульское становище? – спросил Ян.
– Да. По-нашему – деревня, по-ихнему – «пауль».
Издали виднелись трубы жилищ. Федька насчитал их около десятка. Дед сказал, что первый раз встречает так много. Это целый город. Обыкновенно становище туземцев редко превышает три-четыре юрты.
Но всех поразила полная тишина, царившая в этом «городе» среди первобытного леса. Не слышно было ни лая собак, ни пения петуха. Мертвая тишина! И, подойдя ближе, они не заметили никакой жизни. Ни дымка из труб, ни людей.
– Что за черт! – вскричал Андрей. – Да что, вымерли здесь все, что ли?
Чрезвычайно удивленные, они сделали еще несколько десятков шагов и наконец очутились у «города».
Восемь небольших почерневших от времени изб стояли в редком, чахлом лесу. Фасады их выходили в разные стороны, и стояли строения совершенно беспорядочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22