Мартин отвел глаза. Надо идти.
Мора удивилась и обрадовалась при виде Дона.
– Привет! Ты что тут делаешь?
Она одарила его великолепным, сочным поцелуем, обняв и прижавшись к нему всем телом. Фактически, этот поцелуй означал приглашение зайти гораздо дальше. Этим поцелуем Мора давала понять Дону, что у нее есть свободное время и желание. Но Дон отстранился.
– Послушай, мне все это очень неприятно, но я должен задать тебе несколько вопросов.
Мора заметно встревожилась.
– Надеюсь, ты не подхватил какую-нибудь инфекцию?
– Нет. Это служебные вопросы.
Мора тяжело сглотнула. Дон смотрел на нее совсем иначе. По-новому. Изучающе. И хотя Мора никогда в жизни не нарушала никаких законов и вообще не делала ничего предосудительного – ну, разве, немножко баловалась легкими наркотиками исключительно в целях снятия усталости – ее кожа вдруг покрылась испариной.
– Что происходит?
– Это я и пытаюсь выяснить. И рассчитываю на твою помощь.
– Ну, конечно, я помогу!
Дон, не отводя взгляда от лица Моры, показал ей поваренную книгу.
– Ты узнаешь этого человека?
С фотографии на обложке на нее смотрел Ларга.
– Да. Это Макс Ларга. Хотя ты и сам знаешь, потому что вот его имя, на обложке.
Мора спохватилась, подумав: «Почему я так нервничаю?»
– Ты с ним знакома?
– Конечно! Он один из моих клиентов.
Дон кивнул.
– Это очень важно. Когда ты его видела в последний раз?
Мора секунду помедлила.
– Сейчас скажу абсолютно точно.
Она подошла к письменному столу и достала из ящика еженедельник. Листая его, подумала, что неплохо бы поместить свою рекламу в какой-нибудь холистической медицинской газете. Что-то бизнес стал затухать в последнее время.
– На днях он не явился в назначенный ему час.
Дон записал дату и время.
– Ты уверена, что он не приходил?
– Да, я тогда разозлилась на него. Он даже не удосужился позвонить.
– Его машина внизу, на стоянке.
Мора недоуменно моргнула.
– Странно!
Дон кивнул.
– Да. Очень странно.
Сидя в машине, Боб включил радио и нажал кнопку поиска. Станция за станцией появлялась, выкрикивала отрывок рекламы и уплывала в едва слышное шипение небытия. Неужели больше никто не передает по радио музыку? Одни разговоры! Все что-то продают. Даже в новостях. По мнению Боба, люди смотрят или слушают новости только потому, что получают при этом удовлетворение от ощущения собственного превосходства. Они не хотят быть в курсе событий, не интересуются политикой – половина из них даже не участвует в голосовании на выборах. Новости нужны им только для того, чтобы сказать: «Мне хорошо по сравнению с теми бедолагами, которых залило наводнение в Айове. Не хотел бы я оказаться на месте того долболоба, что бешено мчится по автостраде, пытаясь скрыться от преследования полиции. Мое счастье, что я не только родился в первом мире, но и по происхождению своему выше всех этих голодных плебеев, затеявших массовые беспорядки в Ботсване, грабящих банки в Ван-Нуйсе и торгующих собственным телом в Бангкоке!».
Теория Боба заключалась в том, что новости окружающего мира, показывая ужасы и страдания человечества, отвлекают людей от недовольства собственной жизнью. Нельзя не почувствовать надежность и уют своего жилища, когда за его стенами свирепствует безумие.
Так, по меньшей мере, думал Боб. Поэтому он не слишком увлекался новостями.
Радиосканер, наконец, застрял на станции в диапазоне AM. Здесь тоже звучали одни разговоры, но они велись на испанском языке. Боб догадался по страстному и проникновенному голосу диктора, что речь шла о религии. Говорящий по-испански священник призывал людей следовать слову Божьему. Бобу понравилась тональность проповеди. Она вселяла веру в лучшее.
Боб не мог не дивиться тому, что все еще оставался в живых. За последние несколько дней его дважды похищали и приговаривали к смерти. И оба раза он добился отсрочки приведения приговора в исполнение. Ему удалось обмануть смерть. Это большое везение.
Его живучести должно быть какое-то объяснение. Боб в этом не сомневался. Но не знал, какое. Хотя чувствовал, что оно непонятным образом связано с Фелисией. С их сверхъестественной любовью. В общем, либо эта любовь берегла его, либо неизвестная высшая сила. А может, любовь и есть эта высшая сила.
Проповедник продолжал наставлять души слушателей на путь Иисуса, а Боб уже мчался вниз по горным склонам в Долину. Он знал, что нашел свою дорогу. Чувствовал, что нашел. Пока неизвестно, куда ведет эта дорога, ему еще не видны повороты и изгибы, которые, как он понимал, ждут его впереди. Но Боб полагался на свои инстинкты, доверял судьбе, которые, судя по случившимся с ним чудесам, его не подводили.
Так что везет ему неспроста!
Когда Боб подъезжал к дому Фелисии, его охватили два одинаковых по силе чувства. Первым была огромная радость, мурашками прокатившаяся по телу от макушки до мокрых от пота пальцев ног, от которой сердце забилось чаще, а грудь стала вздыматься, жадно втягивая в себя большие порции воздуха. Он жив! Сияет солнце, деревья качают ветками на ветру! Мир открылся ему во всем своем великолепии! Но еще сильнее и настойчивее, чем общее состояние благополучия, радости жизни и красоты окружающего мира, его обуяло второе чувство, из-за которого он так спешил домой, к Фелисии.
Ему было просто невтерпеж затащить ее в постель.
Мартин прошагал около трех миль, когда увидел, что в его сторону движется пикап. Он остановился, задыхаясь от внезапного удушья. Ему стало так плохо, что с трудом удавалось сохранять вертикальное положении и пришлось сцепить зубы, чтобы не стошнило.
Вот и Амадо пожаловал. Мартин знал, что должен сохранять спокойствие и готовность действовать быстро. Он сжал пальцами рукоятку «глока» в кармане. Пусть подъедет поближе, совсем близко, и тогда он молниеносным движением выхватит пушку и всадит в этого сукина сына всю обойму.
Но оказалось, что это не Амадо. За рулем пикапа сидел охранник парка.
Машина затормозила, подняв облако пыли. Из нее выпрыгнул долговязый парень. Лицо у него было такое красное от прыщей, солнца и жары, будто его опалили паяльной лампой. Оно выражало тревогу.
– Эй, мистер, с вами все в порядке?
Мартин не знал, как ответить. Вопрос был таким тупым, что ему захотелось пристрелить этого парня, не сходя с места. «Ну, приглядись ко мне, идиот, – подумал он, – неужели и так не видно?».
– Я упал и ударился головой.
Пожалуй, лучше его не убивать.
– Дайте-ка я посмотрю, что там!
Охранник подошел вплотную к Мартину и стал изучать его макушку.
– Думаю, мне надо в больницу.
Охранник согласно кивнул.
– Я тоже так думаю.
С его помощью Мартин взобрался на пассажирское сиденье пикапа. Им вдруг овладела неимоверная слабость, прямо предобморочное состояние. Охранник включил кондиционер и погнал пикап, круто развернув его на сто восемьдесят градусов. От холодного воздуха пот высох на лице Мартина, по коже пробежал озноб. Однако это был приятный озноб, в предвкушении прохлады больничной палаты, холодного жжения антисептика и операционного шва. Холодок комфорта и безопасности.
Но когда пикап выехал с грунтовой колеи на шоссе и покатился в сторону города, Мартина пробрал совсем другой холодок. И причиной тому стали братья Рамирес, промчавшиеся мимо на своем внедорожнике.
Ах, черт! Вот это уже плохо!
Мартин опять почувствовал головокружение. Вернее даже, голова его будто отделилась от шеи и повисла в воздухе, плавно поворачиваясь туда-сюда. Будь сейчас открыто окошко, она бы выплыла наружу. В руках возник непонятный зуд, а глаза заволокла черная тьма.
Бесчувственное тело Мартина повалилось вперед, голова стукнулась о переднюю панель. Охранник обернулся и с испугом увидел, что из открывшейся раны на макушке пассажира потекла густая струйка крови, грозя перепачкать всю кабину.
Охранник одной рукой дотянулся до коробки с салфетками, зацепил пятерней сразу три или четыре и прилепил все вместе поверх окровавленной головы Мартина. Уголки салфеток поднялись вверх, трепыхаясь в потоке воздуха из решеток кондиционера и постепенно окрашиваясь в красный цвет. На голове Мартина словно распускалась огромная алая роза.
Мора видела такие комнаты для допросов в полицейских сериалах. Неуютно-казенные, мрачные. Но вот чего не почувствуешь по телевизору, это запах! Тошнотворно-сладковатый душок страха и отчаяния. Мору это открытие даже позабавило. Кто бы мог подумать, что страх можно обонять! И тем не менее, ошибки нет, именно так пахнет непритворный, животный страх!
Запах не только вызвал у Моры отвращение, она им сама заразилась. Скоро ее кожа покрылась холодным, липким потом. Нервы напряглись, как натянутые до предела струны. Запах исходил от нее самой.
Но почему?
Чем она провинилась? Почему Дон обращается с ней, как с чужой? А вдруг именно такой он и есть на самом деле?
Дон вошел в комнату для допросов и протянул ей чашку горячего чая.
– Извини, что все так получилось!
Мора молча взяла чай. Говорить не хотелось.
– Проще всего перечислить все события с самого начала.
Она отпила чая.
– Ты в порядке?
Мора подумала, как ответить, и решила, что проще промолчать.
Дон посмотрел на нее с пониманием и любовью.
– Наверное, не стоило приводить тебя сюда. Прости!
Мора продолжала безмолвствовать, замкнувшись в себе.
– Знаешь, я просто застрял. Дело очень важное, но в нем появляется все больше необъяснимых обстоятельств. У меня остался единственный способ распутать этот клубок, проследив, как развивались отношения между тобой и мистером Ларгой.
Мора встрепенулась. Его откровенность частично избавила ее от оцепенения, вызванного страхом. Зато теперь она всерьез разозлилась.
Дон рисовал каракули в своем блокноте.
Мора отхлебнула чаю.
Дон сделал новую попытку.
– Ну, пожалуйста!
Мора не произнесла ни слова. Она старалась ровно дышать. Ее глаза хранили кроткое выражение, никак не выдавая гнева и негодования, растущих у нее в душе, пышущих испепеляющим жаром, грозящих выплеснуться наружу, будто выброс лавы из кратера вулкана Кракатау.
Под ее невозмутимым взглядом Дон беспокойно заерзал на стуле. Настала его очередь вспотеть. Мора решила заговорить.
– Мне нужен адвокат?
Под сокрушающим, весом в «бьюик», ударом чувства вины Дон согнулся, как дешевый импортный бампер.
– Ну, конечно же нет, дорогая! Об этом и речи быть не может! Ты же не арестована, ты даже не подозреваемая, просто… просто я думал… Прости! Я все испортил!
С ее лица не сходило бесстрастное выражение, но внутренне Мора торжествовала. Ей удалось повернуть против Дона его же оружие. Теперь она может из него веревки вить, заставить делать, что захочет.
– Тебе придется очень постараться, чтобы заслужить прощение!
В сладостном изнеможении Боб соскользнул с Фелисии, такой же мокрой от пота, как и он сам, и повалился на спину. Она перекатилась на бок и любовно посмотрела на него.
– О, Роберто!
Боб не сумел произнести ни слова, только погладил рукой ее кожу, нащупал пальцы и крепко сжал их.
Фелисия блаженно вздохнула, свернулась рядом с ним в клубочек и задремала. Где-то у нее в горле рождалось негромкое довольное урчание, как у сытого котенка. Боб чувствовал сбоку прикосновение ее грудей, мягкую тяжесть ноги, лежащей у него на бедрах. Ее тепло. Легкое, равномерное дыхание. Бег горячей крови под шелковистой коричневой кожей. Ему захотелось оставаться здесь, в постели, с Фелисией гораздо дольше, чем несколько часов, дней и даже месяцев.
Стоп! Внезапное озарение потрясло его. Ему хотелось оставаться с Фелисией всю жизнь, до самого конца! Он любит ее!
Ему хотелось жить с этой радостью так долго, насколько возможно. Пока не произойдет что-то неодолимое и не разобьет их сердца, разлучив навеки. Хотя Боб верил, что люди способны долгое время прожить счастливо вместе и расстаться по-доброму, если уж тому суждено случиться. Наверное, думать так наивно. Ну, и пусть!
Кажется, впервые в жизни Бобу по-настоящему повезло. До сих пор, на что бы он не положил глаз, будь то симпатичная девушка, хорошая вакансия, последний экземпляр коллекционного первого издания комиксов, все это каждый раз доставалось кому-то другому. Давно пора, чтобы и на его улице наступил праздник.
Но удача преходяща. Подтверждение этому встречаешь то и дело. Постоянно слышишь, что чье-то везение внезапно иссякло. Боб понимал, ему требуется нечто большее, чем везение. Он обязан сознательно обеспечить свое выживание в долгосрочной перспективе. Особенно, если хотел продолжать работать в этой новой для себя сфере деятельности.
Боб стал перебирать в уме способы самообороны, которые мог бы взять на вооружение. Первый и самый очевидный – научиться стрелять из пистолета. Но оружие обладает существенным недостатком. Оно имеет обыкновение выстреливать неожиданно. Слишком велика опасность ранить кого-нибудь случайно. За ношение с собой пистолета могут арестовать. И вообще, огнестрельное оружие вызывало у Боба неприятное чувство. Нет, это не для него.
Так же, как и холодное оружие. Орудовать ножом – слишком кровавый способ самообороны. Он мог бы обучиться кунг-фу или еще какому-нибудь смертельному боевому искусству. Надо посоветоваться с Эстеваном. Познать секреты выживания от старого профессионала.
С этой мыслью Боб провалился в сон.
Прошло несколько минут, прежде чем окружающий мир принял четкие очертания. Белые занавески, светящиеся в солнечном сиянии. Сотни дырочек на подвесном потолке. Их можно считать. У противоположной стены чья-то темная фигура перед телевизором. Звуки бейсбольного матча.
Одурманенный мозг плохо соображал. Мартин испытывал приятный кайф, очевидно, вследствие инъекции какого-то обезболивающего, и неприятное стеснение из-за того, что связан по рукам и ногам. Он с трудом приподнял голову.
Мартин увидел, что к внутренней стороне его предплечий подсоединены гибкие трубки. Через них из подвешенных сверху пластиковых мешочков в организм напрямую поступали питание, вода, лекарства, что угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35