— А зачем им понадобилось… ах да, все ясно! Ведь у них не было готовых соединений.
Хельва завороженно следила, как Теода смотрит фильм, то возвращаясь назад, то прокручивая пленку вперед, многократно перепроверяет, делая пометки, что-то бормоча про себя, и время от времени застывает в раздумье, уставясь в пространство невидящими глазами.
Когда Теода стала проделывать это в четвертый раз, Хельва категорически потребовала, чтобы она что-нибудь съела. Женщина рассеянно доедала жаркое, когда вернулся Онро, на руках он держал обмякшее тельце рыжеволосого мальчугана. На грубоватом лице медика застыло отсутствующее, почти оцепенелое выражение — он бесстрастно следил, как его сынишку бережно укладывают на койку. Хельва заметила у мальчика одну особенность, которая роднила его со всеми жертвами страшного вируса: глаза были полузакрыты, как будто веки до того отяжелели, что он не мог их поднять.
Опустившись рядом с койкой на колени, Теода повернула голову ребенка, так чтобы его глаза находились вровень с ее лицом.
— Дитя мое, я знаю, что ты меня слышишь. Мы будем работать с твоим телом, чтобы помочь тебе вспомнить, что оно умело делать. Скоро ты у нас опять будешь бегать и радоваться солнышку.
Потом без лишних слов, не обращая внимания на невнятные возражения отца, она положила мальчика прямо на пол, на живот, взяла его за руку и за ногу и знаком велела Онро последовать ее примеру.
— Мы переносимся в то время, когда ты был совсем маленький, и впервые пытался ползать. Мы помогаем твоему телу ползти на животе, как будто ты змея.
Терпеливо, монотонным голосом, она повторяла слова внушения. Хельва отметила, что сеанс продлился пятнадцать минут. Они выждали час и повторили все сначала. Прошел еще час, и Теода так же терпеливо проговорила слова, которые должны были восстановить у ребенка навыки ходьбы: сначала вперед двигаются левая рука и правая нога, потом правая рука и левая нога. Еще час — и она повторила наставления по ходьбе. Потом они снова вернулись к ползанью и снова повторили дважды. В промежутках оба врача пытались вздремнуть. Хельва незаметно закрыла шлюз, переключила связь с центральной рубки на себя и оставалась глуха к настойчивым требованиям из больницы вызвать Теоду или Онро. Через двадцать четыре часа Теода слегла изменила схему внушения и добавила массаж и лечебную гимнастику, терпеливо придавая телу разные положения, работая над каждой мышцей — от пальцев рук до пальцев ног.
На исходе двадцать седьмого часа Онро, чьи силы были подорваны накопившейся усталостью, отчаянием и все растущей безнадежностью, забылся тяжелым сном, так что растолкать его больше не удалось. Теода, бледнея на глазах, продолжала сражаться в одиночку, повторяя каждое движение так же точно и старательно, как и в самом начале курса интенсивной терапии.
Хельва намеренно игнорировала собравшуюся внизу толпу, не обращая внимания на приглушенные требования, угрозы и уговоры.
— Теода, — тихо проговорила Хельва, когда к концу подходил тридцатый час, — ты заметила то, что заметила я? Шейные мышцы проявляют тенденцию к сжатию.
— Да. А ведь этот ребенок был так плох, что ему пришлось делать трахеотомию. Видишь шрам? — Теода показала на тонкий шов. И еще я вижу: когда мы начинаем сеанс, веки поднимаются чуть выше. Мальчик понимает, что мы хотим ему помочь. Смотри, глаза приоткрываются… чуть-чуть, но и этого достаточно. Я была права! Я знала, что не ошибаюсь!
— У тебя мало времени, — предупредила Хельва. — Здешние власти вызвали патрульное судно, через полчаса оно сядет рядом со мной. Мне придется открыть люк под угрозой повреждения корабля, так уж я запрограммирована.
Теода испуганно подняла глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Взгляни на экран, — Хельва настроила изображение, так чтобы Теода могла увидеть толпу людей и скопление машин у подножия корабля. — Они становятся чересчур настойчивы.
— Но я ничего не знала.
— Тебе был нужен покой. И я сумела его обеспечить, — ответила Хельва. Но если взглянуть на все со стороны, можно предположить, что майор медицинской службы, его сын и приглашенный медицинский советник содержатся в заключении у меня на борту. К тому же они подозревают, что мои недавние… словом, что я собираюсь удариться в бега.
— Разве ты им не сказала, что мы проводим сеансы терапии?
— Конечно, нет.
— Но почему…
— Пора начинать очередной сеанс. Сейчас дорога каждая минута.
— Сначала нужно покормить малыша.
Теода осторожно ввела концентрированный раствор в тонюсенькую вену и стала массировать бугорок, оставшийся на месте инъекции.
— Какой сладкий мальчик, правда, Хельва? — сказала она. — Даже по лицу видно.
— Наверняка жуткий озорник — с такими-то веснушками, — фыркнула Хельва.
— В душе они как раз и есть сладкие, — твердо возразила Теода.
Хельва заметила, как ресницы мальчугана упали на щеку, потом снова приподнялись. И решила, что права она, а не Теода. Это надо же придумать: рыжий, весь в веснушках — и сладкий!
Снова началось терпеливое, монотонное восстановление нарушенных связей. Внезапно Теода вздрогнула, услышав громкий стук. Он разбудил и медика, который уснул прямо на полу. Хельва, скосив один глаз на экран, ожидала удара. Онро поднялся и заговорил, еще не соображая, где находится.
— Что происходит?
Ответом ему последовал второй глухой удар.
— Да что там, черт возьми, стряслось? Кто это колотится, как полоумный?
— Половина планеты, — едко ответила Хельва, включая внешние аудио и видео камеры. Ей сразу пришлось убавить звук — в кабину ворвался оглушительный гвалт.
— Ну, ладно, угомонитесь, — сказала она толпе, без усилия заглушая ее недовольный ропот.
— Х-834, требую разрешение войти! — выкрикнул кто-то у входа. Она покорно включила лифт и открыла люк. Онро протопал к отверстию и, нагнувшись над ним, заорал:
— Какого черта вы тут беснуетесь? Убирайтесь все немедленно! Вы что, совсем забыли о приличиях? Что за тарарам? Имеет человек право хоть немного отоспаться? Единственное тихое место на всей вашей паршивой планете!
В это время с ним поровнялась кабина лифта, обнаружив внутри пилота патрульного корабля и нудного чиновника, сопровождавшего Теоду во время посещения больницы.
— Майор Онро, мы беспокоились за вас, особенно после того, как ваш сын исчез из своей постели.
— Послушайте, инспектор Кариф, вы никак решили, что госпожа Теода похитила меня вместе с сыном и держит в качестве заложников на борту спятившего корабля? Экий вы, однако, фантазер! Эй, что это ты задумал… ты, ты, парень, — крикнул он, заметив, что пилот потянулся к панели центрального пилона, за которой находилась оболочка Хельвы.
— Я выполняю приказ Ценкома.
— Включи-ка лучше экстренную связь и скажи своему Ценкому, чтобы он не совал свой длинный нос в чужие дела. Если бы не Хельва, не тишина и покой, которые она для нас создала и поддерживала, не знаю, что бы с нами стало.
Он тихонько вошел в каюту, где распростертый на полу лежал его сын. Над ним сосредоточенно колдовала Теода, проводя очередной — который уже по счету! — сеанс терапии Домана-Делакато.
— Не знаю, сколько несчастных нам удастся спасти таким способом, только я вижу: он помогает. И ты, парень, скажешь своему Ценкому, — после того, как передашь ему от меня пожелание катиться к чертовой бабушке, — чтобы они дали Теоде полномочия мобилизовать всех до последнего человека на этой планете… если возникнет такая необходимость… чтобы привлечь их к ее программе реабилитации.
Он опустился на колени рядом с сыном.
— Ползи, малыш, ползи.
— Но ребенок может простудиться на холодном полу, — взвизгнул чиновник.
— Какая-то женщина упрашивала Хельву спустить лифт, но та не обращала внимания: она видела, как лицо ребенка покрылось капельками пота. Но никаких движений не последовало… ни малейшего содрогания.
— Ну постарайся, сынок, — молил Онро.
— Твой разум помнит, что твое тело умело делать раньше. Правую руку вперед, левое колено вверх, — произнесла Теода с таким самообладанием, что в ее спокойном, ласковом голосе не отразилось даже намека на то напряжение, которое она должна была испытать.
Хельва увидела, как мышцы на шее мальчика стали судорожно подергиваться, но она знала, что наблюдатели ожидают гораздо более убедительного результата.
— Иди скорей ко мне, золотое мамино солнышко, — протянула она нежно и призывно.
Не успели пораженные наблюдатели пронзить ее укоризненными взглядами, как локоть мальчика скользнул на дюйм вперед, а левое колено, которое Теода сжимала пальцами, дернулось назад; горло его напряглось, и с губ сорвался тоненький всхлип. Онро издал радостный вопль и рывком прижал сына к груди.
— Теперь вы видите? Теода была права!
— Я видел, что ребенок сделал произвольное движение, — неохотно согласился Кариф. — Но это единичный, отдельно взятый пример… — он красноречиво развел руками, показывая, что остается при своем мнении.
— Достаточно и одного. На других у нас просто не было времени, отрезал Онро. — Нужно рассказать людям, которые собирались внизу. Они станут нашими помощниками.
Он вынес сына в шлюз и стал громко кричать толпе о том, что произошло. В ответ зазвучали радостные возгласы и аплодисменты. Маленькая кучка людей, толпившаяся у входа, выразительно показывала на женщину, которая давно просила, чтобы ее впустили.
— Я вас отсюда не слышу, — крикнул Онро: слишком много народа кричало, перебивая друг друга, и все они явно старались сообщить что-то одно, очень важное.
Хельва спустила лифт, и женщина вошла в кабину. Еще не поднявшись до половины, она стала радостно выкрикивать свою новость:
— Мы в детском отделении стали проводить терапию, которую показала нам Теода. Уже сейчас заметны признаки улучшения. Хотя и не очень явные. Мы хотели бы узнать, что мы делаем не так. Но четверо младенцев уже могут кричать! — выпалила она и, выйдя из кабины, бросилась к Теоде, которая стояла, устало прислонившись к дверному косяку. — Никогда не думала, что это такое счастье — слышать, как ребенок снова кричит. Одни кричат, другие кряхтят, а одна девчушка даже махнула ручкой, когда ее пеленали. Мы делали все, как вы нам сказали!
Теода с торжеством взглянула на Карифа, который пожал плечами и кивнул в знак того, что ему не остается ничего другого, как признать ее правоту.
— Послушайте, Кариф, — бросил Онро, войдя в лифт и все еще прижимая сына к груди, — вот что нам предстоит сделать, я имею в виду организацию. Мы не станем отрывать всех жителей вашей планеты от их чрезвычайно важных дел. Можно вызвать с Авалона Молодежный корпус. Это занятие как раз для них.
— Спасибо вам за то, что поверили мне, — сказала медсестре Теода.
— Один из малышей — мой племянник, — прошептала женщина, смахивая с глаз слезы. Он единственный уцелевший из всего города.
Лифт вернулся, и в него вошли пилот с медсестрой. Теода принялась собирать свои вещи.
— Это было самое легкое. Теперь будет все труднее и труднее — ободрять, наставлять, и ни на миг не терять терпения. Даже сынишке Онро предстоит пройти долгий курс лечения, прежде чем он снова станет таким, каким был до болезни.
— Но теперь есть надежда.
— Пока живешь, всегда надеешься.
— Это случилось с твоим сыном? — спросила Хельва.
— С сыном, с дочерью, с мужем — со всей семьей. Только меня болезнь не тронула, — лицо Теоды сморщилось. И я, несмотря на все мои познания, несмотря на годы практики, не сумела их спасти.
Теода закрыла глаза, словно перед ней снова встала пережитая трагедия.
Хельва задохнулась, и свет перед ней померк: в словах Теоды эхом прозвучал тот же бессильный упрек, которым она постоянно терзала себя. В памяти снова всплыла обжигающая душу картина: взгляд Дженнана, обращенный к ней перед смертью.
— Не знаю, как человек способен все пережить, — устало проговорила Теода. — Наверное, это инстинкт самосохранения заставляет нас не сдаваться, помогает сохранить рассудок и не потерять себя, прибегая для этого к переоценке ценностей. Помню, мне тогда казалось: если я добьюсь такого профессионального совершенства, что мне больше никогда не придется беспомощно наблюдать, как из-за неумелости умирают любимые люди, то неведение, которое порубило мою семью, обретет прощение.
— Но разве ты могла остановить космическую эпидемию? — спросила Хельва.
— Знаю, что не могла, и все равно не могу себе простить.
Хельва мысленно перебирала слова Теоды, и смысл их, как обезболивающий бальзам, изливался ей в душу.
— Спасибо тебе, Теода, — помолчав, сказала она и снова взглянула на женщину. — О чем ты плачешь? — она с удивлением увидела, что Теода сидит на краешке койки, и по лицу ее безудержно струятся слезы.
— О тебе. Ведь ты сама не можешь, правда? Ты потеряла своего Дженнана, а они даже не позволили тебе передохнуть. Сразу дали приказ доставить меня сюда и…
Хельва глядела на Теоду, и ее разрывали противоречивые чувства: недоверие — неужели кто-то еще может понять ее тоску по Дженнану? Удивление — в час своего триумфа Теода думает о страданиях Хельвы… Она чувствовала, как тугой узел боли мало-помалу ослабевает, и вдруг ошеломленно поняла: ее, Хельву, кто-то жалеет.
— Эй, Хельва, проснись, ради Бога, — донесся снизу голос Онро, и она поспешила спустить лифт.
— По какому поводу слезы? Можете не отвечать, — загрохотал он, врываясь в каюту и забирая вещевой мешок из обмякших рук Теоды. Потом ринулся на камбуз. — Не сомневаюсь, что у вас есть причина, только знайте: вся планета ожидает ваших указаний… — Он собрал все банки с кофе, которые ему удалось отыскать, и затолкал в мешок, а те, что не поместились, принялся рассовывать по карманам. Обещаю, что дам вам сколько угодно времени, чтобы выплакаться, но только после того, как вы подробно объясните мне режим терапии. — Он сгреб оставшиеся банки в охапку. — И тогда я предоставлю вам свою жилетку.
— Моя тоже в ее распоряжении, в любое время дня и ночи, — не совсем уверенно вставила Хельва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35