— В пансионате.— В каком пансионате?— Для выздоравливающих. Несколько лет назад она сломала бедро.— Это очень плохо. Мне бы хотелось поговорить с ней.— О чем?— По семейным делам.— У миссис Краг нет больше семьи. — И он добавил, застенчиво улыбнувшись: — Если не считать меня.— У нее зять в Сан-Франциско. И правнук по имени Дэви, бог его знает где. Она говорила когда-нибудь о принадлежавшем ей ранчо в округе Санта-Тереза?— Об этом ранчо я слышал.— Вы можете сказать мне, как его найти?— Ни разу не был там. Оно пошло в уплату за налоги несколько лет назад.— Вы родственник миссис Краг?— Не совсем. Я был тесно связан с их семьей. Да и сейчас связан.— Вы можете дать мне адрес ее пансионата?— В принципе да. А по какому поводу вы хотите ее видеть?— Сегодня я встретил ее зятя, Альберта Блевинса.Кадди испытующе посмотрел на меня.— Он первый муж Этты?— Верно.— Ну, и при чем тут ранчо?— Альберт говорил о нем. Он жил там когда-то.— Понятно.Ральф Кадди положил раскрытую книгу обложкой вверх — она называлась «Роль службы охраны в жизни предприятия» — и подошел к письменному столу в противоположном углу комнаты. Вернувшись, он протянул мне листок бумаги с аккуратно написанным адресом пансионата для выздоравливающих в Оквуде.Пансионат занимал большое здание, выстроенное примерно в двадцатых годах в калифорнийско-мексиканском стиле. Располагался он на обнесенном высокой стеной земельном участке в Санта-Монике. Надо всей подъездной дорожкой образовывали пышный свод итальянские пинии. На освещенной стоянке стояло с десяток легковых машин, а из главного здания доносились звуки музыки. Вполне можно было представить себе, что время повернуло свой ход вспять, и в доме идет вечеринка.Иллюзия эта начала исчезать уже в огромной приемной. Повсюду группками по двое, по трое сидели старики, беседуя между собой и поддерживая течение жизни. При виде их у меня возникла аналогия с беженцами, которым дали приют в поместье какого-то знатного барона.Очень современно выглядящая сестра в белом нейлоновом халате провела меня по коридору в комнату миссис Краг. Это оказалась просторная, хорошо обставленная комната — одновременно и гостиная, и спальня. Старая седовласая дама в шерстяном платье сидела в кресле-коляске, ноги ее были укрыты пушистым пледом. Она смотрела развлекательную программу по телевизору. Руки ее с подагрическими утолщениями в суставах держали раскрытую Библию.Сестра приглушила звук.— К вам джентльмен, миссис Краг.Та вопросительно подняла на меня свои проницательные глаза, увеличенные сильными линзами очков.— Кто вы?— Мое имя Лью Арчер. Вы помните Альберта Блевинса, который был женат на вашей дочери Этте?— Ну, разумеется, я помню его. С памятью у меня все в порядке, спасибо. И что там с Альбертом Блевинсом?— Сегодня я беседовал с ним в Сан-Франциско.— В самом деле? Лет двадцать не получала от него вестей. Я приглашала его к нам, когда у Джаспера родился сын, но он так и не ответил.Она помолчала, вслушиваясь в тишину. Сестра вышла из комнаты. Я сел, и миссис Краг наклонилась ко мне, переносясь из прошлого в настоящее.— Ну, да ладно, а как он сейчас? Все тот же прежний Альберт?— Вероятно. Я не знал его, когда он был моложе.— И не много потеряли. — Она улыбнулась. — Муж всегда говорил мне, что Альберт родился слишком поздно. Ему бы быть пастухом-погонщиком в старые добрые времена. Альберт всегда держался особняком.— И сейчас тоже. Живет в пансионате у себя в комнате совершенно один.— Ничего удивительного. Ему вообще не следовало ни на ком жениться, не говоря уж об Этте. Поначалу я винила Альберта за тот скандал между ними, когда он швырнул в нее лампой и поджег дом. Но когда я увидела, что моя дочь стала вытворять потом... Это Альберт прислал вас сюда ко мне?— Не совсем. В ходе нашей беседы он упомянул ранчо, которое вы ему то ли подарили, то ли разрешили пользоваться.Она резко кивнула:— Это было в 1927 году, когда Альберт женился на Этте. Сказать вам по правде, самой мне это ранчо до смерти надоело. Я ведь горожанка и была дипломированной учительницей. Двадцать лет возни с курами — этого мне было предостаточно. Я заставила Крага переехать сюда. Он получил хорошую работу место сторожа-охранника, на которой и оставался до самой пенсии. А ранчо перешло к Альберту и Этте. Они прожили года два и разошлись. Это ранчо приносило одни несчастья. Альберт рассказывал вам?— О чем?— О том, что происходило на этом ранчо? Нет, — она покачала головой, — Альберт и не мог рассказывать, потому что не знает. По крайней мере, всего. Сначала он спалил дом, и Этта сбежала от него. Оставила его с маленьким Джаспером. Когда это случилось, мы с мужем взяли Джаспера и воспитали его, что было нелегко, скажу я вам. Трудный был ребенок.Потом, когда Джаспер встал на ноги и женился на Лорел Дадни, он вбил себе в голову, что ему нужно вернуться на это ранчо. Но работать на нем он и не думал, понимаете? Считал, что жить там можно недорого, ничего не делать и рисовать себе красивые пейзажики. Ему-то, конечно, жизнь там обходилась недорого, потому что мы с мужем присылали им деньги, после того как он истратил все, что было у Лорел. — Руки с проступающими венами сжали поручни кресла-коляски. — И знаете, как этот наш испорченный внучек отблагодарил нас?— Альберт мне не рассказывал.— Джаспер бросил Лорел с маленьким сыном и был таков. С тех пор ни от одного из них я не получила ни весточки. Джаспер, точь-в-точь, как его мать, — я говорю это, несмотря на то, что она мне дочь, — свинья неблагодарная.Я не стал сообщать Элме Краг ни о смерти Джаспера, ни о смерти Лорел. Глаза старой женщины что-то уж чересчур разгорелись. Она и без того знала слишком много. Она сжала губы, и на лице ее застыло горькое выражение, словно она предвидела свою собственную неминуемую смерть.Помолчав немного, она спросила:— Вы ведь приехали сюда не за тем, чтобы мои жалобы выслушивать. Так для чего же вы здесь?— Хочу увидеть это ранчо.— Зачем? Земля там истощена. Она и всегда-то была не лучше, чем полупустыня. Мы разводили там не столько скотину, сколько канюков Канюк — хищная птица семейства ястребиных.

. А после того как Джаспер и Лорел исчезли неизвестно куда, мы отдали ее в уплату за налоги.— Я думаю, что сейчас там может находиться ваш правнук Дэви.— В самом деле? Вы знаете Дэвида?— Встречался с ним.Она быстро прикинула:— Сейчас он должен быть молодым человеком.— Да, он очень молод. Дэви девятнадцать лет.— И чем же он занимается? — спросила она с надеждой и интересом в голосе, в котором, однако, не слышалось особого желания знать ответ.— Да ничем особенно.— Наверное, весь в отца. У Джаспера всегда были большие мечты, но он палец о палец не ударил, чтобы воплотить их в жизнь. — Развернув одно колесо кресла-коляски, она повернулась ко мне лицом. — Раз вы знаете, где находится Дэвид, то, может быть, знаете, и где Джаспер?— Нет. И где Дэвид, тоже не знаю. Я надеялся, вы скажете мне, как отыскать это ранчо.— Скажу, конечно, если его еще ветром не разметало. Родео-сити знаете?— Бывал там.— Поезжайте в центр города, то есть к отелю «Родео», а как раз напротив будет управление шерифа. Свернете направо, проедете мимо площадок с трибунами, где проводятся состязания по родео, выедете из города и миль двадцать проедете в сторону от океана, к небольшому селению Сентервил. Я там когда-то преподавала в школе. От Сентервила проедете на север еще двенадцать миль по окружной дороге. Найти ее нелегко, особенно когда стемнеет. Хотите отправиться туда сегодня ночью?Я ответил утвердительно.— Тогда лучше спросите дорогу в Сентервиле. Там любой знает, где ранчо Крага. — Она помолчала. — Как странно, что несколько поколений нашей семьи стремятся жить в том месте. Оно приносит несчастье, и вся семья наша несчастная.Я не пытался оспаривать этого. То немногое, что я знал об этой семье — одинокая жизнь и старость Альберта Блевинса, ужасные судьбы Джаспера и Лорел, разделенные пятнадцатью годами, стремление Дэви совершить насилие, — все это только подтверждало слова миссис Краг.Она сидела, прижав к груди сухие кулачки, словно ощущая происходящую в себе трудную работу памяти. Она покачала седой головой.— Я подумала, что если вы увидите Дэвида, то могли бы сказать ему, где находится его прабабка. Но не знаю. У меня есть решительно все. За пребывание здесь я плачу шестьсот долларов в месяц. Скажите ему обо мне, только если он сам спросит. Не хочу, чтобы Джаспер опять сел мне на шею. Или Лорел. Она была славной девушкой, но тоже оказалась неблагодарной. Я взяла ее к себе в дом и сделала для нее все, что могла, а она повернулась ко мне спиной.— Лорел тоже была вашей родственницей?— Нет. Она из Техаса. В ней был заинтересован один очень богатый человек. Он и прислал ее к нам.— Не понимаю.— Вам и не нужно ничего понимать. Про Лорел я не буду вам говорить ничего плохого. Она хоть и не была мне ни дочерью, ни внучкой, но любила я ее больше, чем кого-либо из них.Она перешла на шепот. Прошлое залило комнату, словно прилив, весь состоящий из шепота. Я встал и попрощался. Элма Краг подала мне свою сухую ладошку с увеличенными суставами.— Когда будете выходить, сделайте, пожалуйста, звук погромче. Послушаю лучше, как другие говорят.Я прибавил громкость и закрыл за собой дверь. Когда я дошел до середины коридора, за другой дверью какой-то старик воскликнул дребезжащим голосом:— Пожалуйста, не режьте меня!Старик распахнул дверь и выскочил в коридор. Его обнаженное тело походило на удлиненное яйцо. Обхватив меня руками, он прижался своей почти лысой головой к моему солнечному сплетению.— Не давайте им резать меня. Скажите им, чтобы не резали, мамочка!Хотя поблизости никого не было, я сказал, чтобы его не резали. Старичок тут же отпустил меня и вернулся в свою комнату, закрыв за собой дверь. Глава 20 В приемной количество беженцев, пострадавших в результате войны поколений, сократилось до шести человек. Пожилой санитар спокойно провожал их по своим комнатам.— Пора спать, друзья, — говорил он.Во входных дверях показался Джек Флейшер. По глазам и по выражению лица было видно, что он устал и выпивши.— Я хотел бы видеть миссис Краг, — обратился он к санитару.— Сожалею, сэр, но время посещений истекло.— У меня важное дело.— Ничем не могу помочь, сэр. Решения здесь принимаю не я. Управляющий сейчас в Чикаго, на конференции.— Можешь мне это не объяснять. Я представитель закона.Флейшер говорил уже на повышенных тонах. Лицо его налилось кровью. Пошарив в карманах, он вытащил полицейский жетон и предъявил его санитару.— Это не имеет значения, сэр. Я исполняю то, что мне приказано.Без всякого предупреждения Флейшер ударил санитара раскрытой ладонью. Тот упал и тут же поднялся. Одна половина его лица стала красной, другая — белой, как мел. Старики молча наблюдали за происходящим. Подобно настоящим беженцам, применения физической силы они боялись больше всего на свете.Я зашел сзади и захватил шею Флейшера в замок. Он был здоровенный и сильный. Иначе мне было его никак не удержать.— Это ваш друг? — спросил меня санитар.— Нет.Однако в известном смысле Флейшер принадлежал мне. Я вывел его во двор и отпустил. Он выхватил пистолет.— Ты арестован, — объявил он.— За что? За предотвращение драки?— Оказание сопротивления полиции при исполнении служебных обязанностей. — Глаза его сверкали, он говорил, брызжа слюной. Пистолет у него был, похоже, тридцать восьмого калибра Тридцать восьмой калибр — 9,65 мм.

— достаточно, чтобы проделать во мне приличную дырку.— Опомнись, Джек, и убери свою пушку. Ты за пределами своего округа, и здесь есть свидетели.Санитар и его подопечные наблюдали за нами с порога. Джек Флейшер обернулся и посмотрел на них. Ногой я вышиб у него пистолет и успел подхватить его с земли, когда тот бросился за ним. Стоя на карачках, как человек, превратившийся в собаку, он пролаял мне:— Я тебя упеку за это. Я — полицейский.— Вот и веди себя соответственно.К нам подошел санитар. Боковым зрением я увидел лишь, как ко мне приближается что-то бесформенное беловатого цвета. Все внимание я сосредоточил на Флейшере, который поднимался с земли. Санитар обратился ко мне:— Мы не хотим неприятностей. Вызову-ка я лучше полицию, а?— В этом нет необходимости. Что скажешь, Джек?— Черт подери, я и есть полиция.— А я вообще-то слышал, что ты уже в отставке.— Кто ты такой, черт возьми? — Флейшер со злостью посмотрел на меня. Его глаза желтовато посвечивали в полутьме.— Частный детектив с лицензией. Фамилия — Арчер.— Если не хочешь расстаться со своей лицензией, верни пистолет. — Он протянул свою здоровенную, поросшую рыжими волосами ручищу.— Сначала лучше поговорим, Джек. Тебе лучше бы извиниться перед человеком, которого ты ударил.Флейшер болезненно скривил рот. Просить прощения — это для испорченного бывшего полицейского самое непривычное и потому жестокое наказание.— Извиняюсь, — выдавил он, не глядя на санитара.— Пожалуйста, — ответил тот и, повернувшись, с достоинством удалился. Стоящие на ступеньках старики двинулись за ним. Дверь лязгнула замками.Флейшер и я направились к своим машинам. В узком пространстве между ними мы стояли лицом друг к другу, опираясь каждый на свою машину.— Мой пистолет, — напомнил он мне.Пистолет находился у меня в кармане.— Поговорим сначала. Чем сейчас занимаешься, Джек?— Работаю над одним старым делом, несчастный случай со смертельным исходом, который произошел несколько лет назад.— Если ты знаешь, что это был несчастный случай, чего ради было его поднимать?— Я никогда не закрывал его. Люблю все доводить до конца.Он говорил уклончиво, лишь в общем, избегая вдаваться в детали. Я попытался «помочь» ему:— Ты знаешь Джаспера Блевинса?— Нет. Ни разу не встречал такого, — спокойно ответил он.— Но знал его жену Лорел.— Может, и знал. Но не настолько хорошо, как некоторые думают.— Почему ты не предъявил ей для опознания труп мужа?Ответил он не сразу. Наконец спросил меня:— Записываешь наш разговор на пленку?— Нет.— Отойди-ка от своей машины, а, приятель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29