И ее тело постепенно становилось крепким, осанка исправлялась. К ней возвращалась молодость и сила. Она буквально возродилась у меня на глазах.— Невидимка, — ответил я. — Мой таинственный партнер по игре в теннис.Она все еще не называла его имени, будучи как бы служительницей культа, которой было запрещено произносить тайное слово. Вдруг она резко сказала:— Если моя дочь была убита, я хочу знать, кто это сделал. Мне все равно, кто он такой. Но если вы будете водить меня за нос, доставите кучу неприятностей, но не найдете убийцу, я вышвырну вас из Южной Калифорнии. Уверяю, это я в состоянии сделать.Ее глаза блестели, она тяжело дышала, грудь вздымалась. Чувства были искренними. Мне она нравилась в эти минуты. Я ушел. И вместо того, чтобы доставить ей неприятности, навлек неприятности на себя. * * * Я нашел телефон-автомат на Вилшайер и убедился в том, что уже знал. Номер телефона Терри Невилла в телефонном справочнике не значился. Я позвонил знакомой девушке, которая снабжала сплетнями журналиста, пишущего о кино, и узнал, что Невилл живет в Беверли-Хиллз, но вечера часто проводит в городе. В это время он обычно бывает в ресторанах «Рональде» или «Чейзенс», а потом отправляется в «Сайро». Я отправился в «Рональде», потому что это ближе, и Терри Невилл оказался там. Он сидел в кабинке для двоих в длинной, низкой и задымленной комнате, ел копченую семгу и пил крепкий портер. Напротив него сидел остролицый, похожий на терьера человек, вероятно, его менеджер, который пил молоко. Некоторые голливудские актеры проводят много времени со своими менеджерами, потому что у них общие интересы.Я обошел старшего официанта и подошел к столику Невилла. Он увидел меня и поднялся со стула, говоря:— Я предупреждал вас сегодня днем. Если не уберетесь отсюда, я вызову полицию.Ответил я спокойно:— Я вроде бы сам полиция. Юна мертва. — Он ничего мне не сказал на это, и я продолжал: — Здесь неподходящее место для разговора. Давайте выйдем на минутку. У меня есть кое-что сообщить вам.— Говорите, что вы полицейский? — вмешался узколицый. — Покажите удостоверение. Не обращайте на него внимание, Терри.— Я частный детектив. Расследую гибель Юны Росситер. Давайте выйдем, джентльмены.— Мы пойдем к машине, — сказал Терри ровным голосом. — Пошли, Эд, — обратился он к терьеру.Это был не зеленый «крайслер» с открывающимся верхом, а черный лимузин марки «паккард» с шофером в форме. Когда мы подошли, он вылез из машины и открыл дверцу. Это был здоровый, видавший виды парень.— Не думаю, что мне стоит садиться в машину. Я лучше слышу стоя и всегда стою на концертах и на исповеди.— Вам нечего будет слушать, — ответил мне Эд.На стоянке не было людей, она находилась далеко от дороги, и я забыл, что шофера не следует выпускать из виду. Он ударил меня, и я почувствовал резкую боль в голове. Второй удар — и глаза мои закрутились в глазницах, я согнулся. Двое мужчин, двигавшихся в лабиринте огней, взяли меня под руки и бросили в машину. Я был почти без сознания, но понимал, что нахожусь в большом черном лимузине с включенным мотором и опущенными шторками.Хотя после таких ударов долго болит затылок, их эффект длится недолго. Через две-три минуты я пришел в себя и услышал голос Эда:— Мы вообще не любим причинять людям боль и не будем больше бить. Но вы должны понять, как там вас зовут...— Сашер-Масок, — сказал я.— Остроумный парень, — заметил Эд. — Но иногда такие ребята бывают слишком остроумными, и это вредит им. Вы должны понять, что не можете просто надоедать людям, особенно таким известным, как Невилл.Терри Невилл сидел в дальнем углу на заднем сиденье и казался взволнованным. Эд — между ними. Машина куда-то ехала, и я видел поверх сгорбленных плеч шофера, склонившегося над рулем, пробегавшие мимо огни. Окна у заднего сиденья машины были зашторены.— Мистер Невилл должен был бы держаться подальше от дел, которые я веду. А пока выпустите меня из машины, или же вы будете арестованы за то, что похитили меня.Эд засмеялся, но не очень весело.— Вы, видимо, не понимаете, что с вами происходит. Мы везем вас в полицию. Мистер Невилл и я собираемся обвинить вас в шантаже.— Мистер Невилл очень смелый человек, — ответил я. — Тем более, что его видели покидающим дом Юны Сэнд вскоре после того, как ее убили. И ехал он очень быстро на зеленой машине с открывающимся верхом.— Боже мой, Эд! Вы впутываете меня в ужасную грязь. И даже не понимаете, в какое ужасное положение меня ставите. — Голос Терри Невилла дрожал. Он был близок к истерике.— Господи, неужели вы боитесь этого подонка? — гавкнул терьерообразный Эд.— Не вмешивайтесь, Эд, в это ужасное дело. Вы не знаете, что нужно делать. Я должен поговорить с этим человеком. Выйдите из машины.Он нагнулся, чтобы взять переговорное устройство и дать распоряжение шоферу. Эд положил ему руку на плечо.— Действуйте, как хотите, Эд. Но я считаю, что поступаю правильно. А вы все испортили.— Куда мы едем? — спросил я, подозревая, что едем в Беверли-Хиллз, где полиция знает, кто платит ей зарплату.Невилл сказал в переговорное устройство:— Сверните на боковую улицу и паркуйтесь. А потом прогуляйтесь вокруг квартала.— Вот так-то лучше, — сказал я, когда машина остановилась.Терри Невилл выглядел испуганным. Эд же казался мрачным и обеспокоенным. Не знаю почему, но я был в благодушном настроении.— Раскалывайтесь, — предложил я Терри Невиллу. — Вы убили девушку? Или она утонула случайно, а вы убежали, чтобы не быть замешанным в этом деле? Или же вы придумали более удачное объяснение?— Скажу вам правду. Я не убивал ее. Даже не знал, что она мертва. Но я был там вчера во второй половине дня. Мы вместе загорали на плоту, когда над нами появился самолет. Он летал очень низко, и я уехал, потому что не хотел, чтобы нас с ней видели.— Вы хотите сказать, что на плоту вы не только загорали?— Вы правы. Этот самолет вначале летел на большой высоте, потом сделал круг и спустился очень низко. Я подумал, что летчик узнал меня и хочет нас сфотографировать или что-то в этом роде.— А что это был за самолет?— Не знаю. Кажется, военный самолет, истребитель. Это был одноместный самолет голубого цвета. Я не разбираюсь в военных самолетах.— А как вела себя Юна Сэнд, когда вы собрались уходить?— Не знаю. Я поплыл к берегу, оделся, сел в машину и уехал. Но с ней было все в порядке, когда я ее оставил. Было бы ужасно, если бы я оказался втянутым в это дело, мистер...— Арчер.— Мистер Арчер, извините нас, если мы причинили вам боль. Я бы хотел как-то возместить ущерб... — Он вынул бумажник.Его ровный невыразительный хныкающий тон наводил на меня скуку. И его бумажник тоже. Мне вообще стало скучно.— Я вовсе не собираюсь портить вашу блестящую карьеру, мистер Невилл. Хотел бы немного испортить вашу прекрасную физиономию, но с этим можно подождать. Пока у меня не будет данных, указывающих на то, что вы лжете, я буду молчать. А тем временем посмотрим, что скажет судебно-медицинский эксперт.Они отвезли меня обратно к ресторану «Рональде», где была запаркована моя машина, всячески передо мной извиняясь. Я пожелал им спокойной ночи, потирая свой затылок таким образом, чтобы они не могли этого не заметить. Мне захотелось сделать еще кое-что, но я воздержался. * * * Когда вернулся в Санта-Барбару, судебно-медицинский эксперт как раз занимался Юной. Он сказал, что на теле нет следов насилия, а в легких и желудке очень мало воды. Но из десяти утопленников у одного бывают такие признаки.Я не знал об этом и попросил его объяснить поподробнее.— Внезапное попадание воды в легкие может вызвать резкий спазм гортани, и человек задыхается. Так обычно случается, когда жертва оказывается в воде лицом вверх и вода попадает в ноздри. Этому способствует эмоциональный или нервный шок. Все это могло произойти таким образом. А может быть, и нет.— Черт, — сказал я. — Она могла и не быть мертвой.Он кисло посмотрел на меня.— Тридцать шесть часов назад она не была мертвой.Я принял все это к сведению и сел в машину. Юна не могла утонуть многим позже четырех часов дня 7 сентября. * * * Было три часа утра, когда я снял номер в отеле «Барбара». Встал в семь, позавтракал и отправился в дом на пляже, чтобы поговорить с Джеком Росситером. Было всего восемь часов, когда я туда приехал, но Росситер уже сидел в шезлонге на пляже и смотрел на море.— Опять вы? — сказал он, увидев меня.— Я думал, вы достаточно насмотрелись на море. Сколько времени вас не было дома?— Год. — Ему не хотелось разговаривать.— Я вообще-то не люблю беспокоить людей, но у меня такая работа, что бываю надоедливым.— Понятно. А чем вы, собственно, занимаетесь?— В настоящее время работаю на вашу тещу. Стараюсь выяснить, что же произошло с ее дочерью.— Вы что, пытаетесь меня оскорбить? — Он взялся за ручки кресла, как бы собираясь встать. Косточки на его пальцах побелели. Потом он успокоился. — Вы видели, что произошло, ведь так?— Да, видел. Но вы не будете против, если я спрошу вас, когда ваш корабль прибыл в Сан-Франциско 7 сентября этого года?— Нет. В четыре часа. В четыре часа дня.— Думаю, это можно проверить?Он ничего не ответил. Рядом с его креслом на песке лежала газета. Он нагнулся, поднял ее и протянул мне. Это был последний ночной выпуск газеты Сан-Франциско.— На четвертой странице, — сказал он.Я нашел четвертую страницу и статью, где описывалось прибытие судна «Гуам» к Золотым Воротам в четыре часа дня. Жены моряков встречали своих вернувшихся героев, и оркестр играл «Калифорния, я возвращаюсь».— Если хотите повидаться с миссис Дрин, то она в доме, — сказал Росситер. — Но мне кажется, что работа ваша закончена.— Спасибо, — ответил я.— И если мы больше с вами не увидимся, то прощайте.— Вы уезжаете?— За мной приезжает друг из Санта-Барбары. Он с минуту на минуту будет здесь. Мы с ним улетаем в Аламейду, чтобы узнать, сможем ли взять отпуск. Меня отпустили всего на сорок восемь часов, а я должен быть здесь завтра на предварительном следствии и на похоронах. — Говорил он отрывисто. И сам он как бы почерствел за ночь. Прошлым вечером он был открытым молодым парнем. Теперь же стал необщительным и неуязвимым.— До свиданья, — сказал я и побрел по мягкому песку к дому. По дороге мне в голову пришла одна мысль, и я ускорил шаг. * * * Я постучал, и миссис Дрин подошла к двери, держа в руках чашку кофе, походка ее оказалась не слишком твердой. На ней был толстый шерстяной халат, подвязанный шелковым шнуром на талии. На голове — шелковая кепка. Глаза мутные.— Хелло, — сказала она. — Я приехала сюда вчера вечером, поскольку не смогла бы сегодня работать. Подумала, что Джека не следует оставлять одного.— Он, кажется, в порядке.— Я рада, что вы так думаете. Не хотите ли войти в дом?Я вошел.— Вы сказали вчера вечером, что хотите знать, кто убил Юну, независимо от личности убийцы.— Да.— Ваше желание остается в силе?— Да. А почему вы спрашиваете? Вы что-нибудь узнали?— Не совсем так. Но я кое о чем подумал.— Дело в том, что судебно-медицинский эксперт считает, что это несчастный случай. Я разговаривала с ним сегодня утром по телефону. — Она прихлебывала свой черный кофе. Рука, державшая чашку, непрерывно дрожала, как лист на ветру.— Он может быть прав, но может и ошибаться, — сказал я.Послышался шум мотора. Я подошел к окну и выглянул на улицу. На пляже остановился фургон. Из него вышел морской офицер и направился к Джеку Росситеру. Росситер встал, и они пожали друг другу руки.— Миссис Дрин, не попросите ли Джека на минутку войти в дом?— Если он вам нужен. — Она подошла к двери и позвала Джека.Росситер подошел к двери и нетерпеливо спросил:— В чем дело?— Войдите в дом, — сказал я ему. — И скажите мне, когда вы позавчера покинули корабль.— Дайте подумать. Мы прибыли в четыре...— Корабль прибыл в четыре, а вы нет. Я прав?— Не понимаю, о чем вы говорите.— Прекрасно понимаете. Это так просто, что вы никого не сможете ни на минуту ввести в заблуждение, особенно если он кое-что понимает в авианосцах. Вы вылетели на своем самолете на несколько часов раньше, чем корабль прибыл в порт. Думаю, вы попросили друга послать телеграмму, прежде чем покинуть корабль. Вы прилетели сюда, увидели, что ваша жена занимается любовью с другим мужчиной, приземлились на пляже и утопили ее.— Вы с ума сошли! — Через какое-то время он сказал более спокойно: — Вы правы, я вылетел раньше. Это вы можете легко узнать. Я немного полетал, чтобы набрать летное время...— А где вы летали?— Вдоль побережья. Сюда я не прилетал. Это очень далеко. Я приземлился в Аламейде в пять тридцать. Могу доказать это.— Кто этот ваш друг? — я показал через открытую дверь на морского офицера, стоявшего на пляже и смотревшего на море.— Лейтенант Харрис. Мы с ним полетим в Аламейду. Предупреждаю вас, не делайте при нем никаких смехотворных обвинений, иначе пожалеете об этом.— Я хочу задать ему всего один вопрос. На каких самолетах вы летаете?— ФМ-3.Я вышел из дома и пошел под горку к лейтенанту Харрису. Он повернулся ко мне, и я увидел на его рубашке эмблему летчиков.— Доброе утро, лейтенант. Вы, наверное, много летали?— Тридцать два месяца. А почему вы спрашиваете?— Дело в том, что я тут поспорил. Может ли самолет приземлиться на таком пляже и взлететь снова?— Думаю, определенный тип самолета может. Например, «Пайпер Каб». На таком самолете я бы попытался это сделать. Я разрешил ваш спор?— Я имел в виду истребитель марки ФМ-3.— Нет, на ФМ-3 этого сделать нельзя, — заверил он меня. — Просто невозможно. Приземлиться еще с трудом можно, но взлететь — никогда. Мало места и недостаточно твердая поверхность. Спросите Джека, он скажет вам то же самое.Я вернулся к дому и сказал Джеку:— Я был не прав, извините. Согласен с вами. Мне больше не стоит заниматься этим делом.— До свиданья, Милисент, — сказал Джек и поцеловал ее в щеку. — Если сегодня вечером я не приеду, то буду здесь утром. Держитесь.— И вы, Джек, тоже.Он ушел, даже не взглянув на меня.Итак, это дело закончилось так же, как и началось, мы остались наедине с миссис Дрин в комнате, думая, что же произошло с ее дочерью.— Вы не должны были ему говорить то, что сказали.
1 2 3 4