- Я не голодна, Воти.
Женщина в потемках нащупала постель Гири: вместо матраца овчины и шуба вместо одеяла. Устроила у изголовья саквояж и собиралась лечь.
- Ваи-и-и! - громко произнес Солт.
- Что с тобой, Воти? Тебе больно?
- Совсем не больно! Сегодня болело, вчера болело, позавчера болело - теперь не болит.
- Я тебе, Воти, дала пилюлю с опиумом.
- Что это такое?
- Такое лекарство - любую боль останавливает.
- Спасибо! Живи долго! Ты большой доктор.
- Нет, Воти, я маленький доктор. Но я рада, что тебе лучше.
- Давай, Анна, кушать будем. Ты такую дорогу проделала. А я два дня только воду пил.
Анна мигом вскочила, разворошила в очаге золу, пока угли не показались, подбросила сухие тоненькие палочки. Очаг запылал. Дрова были сухие и в хижине стало светло. Солт сидел в своей постели в блаженной позе.
- Кто это лекарство придумал, обязательно в рай попадет. А-х! Хорошо!
Сноха достала из чашки мясо и бросила в горячий бульон, чтобы согреть.
- На окне сумка с хлебом и «точилом».
- С чем, Воти? - не поняла Анна.
- Степан сказал, что сухой чурек - точило, можно кинжал точить.
Оба весело засмеялись.
Солт отказался кушать, если сноха не присоединится к трапезе.
- Я потом, Воти. Как же я?…
- Как? Садись и кушай. А то я не буду. Я очень голодный. Ты не хочешь, чтобы я кушал.
И они поели, сидя рядышком, как отец и дочь.
- Ты хлеб кушай, а я «точило». Тебе «точило» нельзя - зубы сломаешь, - шутил Солт, подкладывая снохе вкусные куски. - Это ребрышки - самое сладкое мясо.
После ужина Анна собрала посередине очага тлеющие угли и прикрыла их золой. Улеглись спать. Была вторая половина ночи. Солт резко присел в постели, стал прислушиваться. Отчетливо снизу донеслось недовольное рычание большого зверя.
- Это Хан. Кто-то чужой.
Рык повторился громче, крик человека от боли и страха и два револьверных треска.
- Вставай Анна! Они!
Солт в полном боевом выскочил первый. За хижиной стояла привязанная лошадь, покрытая буркой. Старый горец мигом оказался на коне, он подхватил сноху, как пушинку и посадил впереди себя.
- Держись! Дорога крутая! Крепко держись.
Где- то скулила раненая собака.
- Вон он! Вон! Это Асламбек Эльбускиев. Живым и мертвым! Вперед!
Раздались разрозненные выстрелы.
Солт выпустил два выстрела в наступающих. Он стрелял туда, где вспыхивали огоньки. Конь под старым горцем закружился, и его удержать было невозможно. Солт догадался, что животное ранено. Заметив приближающуюся тень, Солт выстрелил - тень провалилась во тьму.
Анна сильно обхватила свекра за талию. На спине за поясом она нащупала рукоять необыкновенно большого пистолета. Она ухватилась за него.
В этот миг конь пошел боком и рухнул, седоки полетели на землю. Солт ударился головой о камень и потерял сознание, Анна перекувырнулась несколько раз и вскочила на ноги. В руке ощутил тяжелое оружие.
Она двумя руками подняла пистолет и нацелилась в ту сторону, откуда набегали тени. Нажала спусковой крючок, но выстрела не произошло. «Надо взвести!» - догадалась она. Взвод оказался на удивление мягким. Ей почему-то стало спокойно. Анна вскинула руку. Выстрел, целый сноп искр осветил плотную фигуру военного. Тело тяжело рухнуло на землю.
Анна развернулась и стала палить в мечущиеся тени. Патроны кончились. Она повалилась на землю, чтобы отыскать карабин свекра, но она наткнулась на мертвого врага, который зажимал в руке комиссаровский маузер. Женщина потянула оружие - он не отпускал.
- Отпусти! - Зыркнула на него Анна.
Ей с трудом удалось выкрутить маузер из его руки.
Она с колен открыла огонь в ту сторону, откуда появились враги.
- Отходи! Назад! Там засада! Их целая банда.
Пальба прекратилась. Теней не стало видно. Анна бросилась к свекру. Солт был без сознания. Одна нога застряла в стремени, а конь навалился на него.
Невероятными усилиями она высвободила эту ногу, кое-как взвалила старика на бурку и поволокла в сторону. Подальше от места побоища.
Стало светать. Анна дотащила свекра до дикой алычи, когда предметы стали различимы.
Там внизу в ущелье неожиданно начался бой. Продолжался минут двадцать на месте и покатился прочь в сторону Терек.
Анна рукой нащупала рану на темени свекра, туго перевязала своим платком. Бросить его одного и пойти за саквояжем в хижину, она не осмелилась: алыча росла у самого обрыва.
И тут заслышались шаги многих людей.
- Господи! Что же делать! - Издала она возглас отчаяния. Ей с трудом удалось вытащить кинжал Солта.
Снизу к хижине поднялся один человек с карабином в руке. Он оглянулся по сторонам, обошел убитую лошадь, поднял с земли брошенный Анной пистолет, сдвинул шапку на затылок, покачал головой. Потом поднялись сразу трое с трех сторон, а затем еще и еще.
Один показал рукой в сторону алычи и они двинулись туда.
В шагах тридцати они остановились.
- Я Хучбаров Ахмад, а это мои товарищи. А вы кто такие? - Спросил главный на чистом русском языке.
- Я - Анна Левенцова, жена Асламбека Эльбускиева. А это на бурке мой свекор Солт.
Они подошли.
- Анна, положите кинжал на место, в ножны. Что с ним?
- Он сильно болен, а кроме того при падении с лошади он ударился головой о камень.
- Ничего, Солт крепкий мужчина. А кто из вас стрелял из этого оружия? - Ахмад бросил на бурку шестизарядный револьвер «Смит-и-Вессон».
- Это я пальнула.
- Вы снесли комиссару полчерепа и так опалили лицо, что его не узнает и мать родная. Я не думал, что русские женщины бывают такие смелые.
- Я не русская.
- А кто же вы, Анна? - удивился тот.
- Я казачка. Мы из вольных казаков, а не из холуев-жандармов в лампасах.
- Я восхищаюсь вами! Но, Анна, русские тоже бывают смелые. Вот, Александр, - Ахмад указал на молодого товарища, - самый простой русский парень, но ни одному из нас не уступает в отваге. Один старик сказал, что у Саши три сердца, поэтому он ничего не боится.
- Тамада, ты шутишь! - Застеснялся молодой абрек.
- Нисколько. Отсюда надо уходить: они могут вернуться с пополнением, в Джайрах они подтянули целую роту.
- Я должна забрать свой медицинский саквояж и перевязать Воти.
Солт пришел в себя, когда Анна туго забинтовывала ему голову.
- Что тут случилось? Ахмад и ты здесь?
- Мы заночевали в лесу, перед рассветом слышим в этой стороне выстрелы. Когда мы пришли, гепеушники отходили назад. Убили собаку. Винтовочной пулей был тяжело ранен Тухан, чекист из Галгая-юта. Зацепился за куст, висел над пропастью. Мы помогли ему упасть. А комиссара в упор застрелила твоя сноха.
- Из чего?
- Из твоего длинного револьвера, шестизарядного. Тут мы подоспели. Коня под тобой убили. Ты упал, Солт, очень больно ударился о камень.
Абреки из жердочек соорудили носилки для старика. У него кружилась голова и боли в спине возобновились со страшной силой.
К обеду они добрались до Валуна. Так называется это место. Над этим местом зависают скалистые горы. Когда-то в незапамятные времена с вершины сорвался гигантский кусок скалы и полетел вниз.
У подножья горы он накрыл впадину, под камнем получилась пещера, куда можно загнать до трехсот овец. Со временем у входа справа и слева соорудили нечто похожее на комнатки, сложив из камней стенки. Здесь сухо, уютно и тепло.
Развели огонь. В каменных гротиках стояли сальные свечи. Анна взяла лучину и зажгла все эти свечи, так что в пещере стало светло.
Она стала раздевать Солта.
- Что ты делаешь? - Возмутился тот. - Стыдно же?
- Ва, Солт, она врач и хочет посмотреть, что у тебя болит. И она тебе не чужая женщина, а жена сына. - Ахмад сам взялся снимать с него чоху и рубашку. - Вот так лежи вниз лицом. Тебе повезло: такая сноха - и оружия не боится и лечить может.
- Оф-фой! - Солт лег как ему сказали.
Под левой лопаткой не было никаких опухолей или ссадин. Анна заметила, что кожа тут гладкая и переливается красно-фиолетовым цветом. Она осторожно положила на это место ладонь - Солт застонал.
- Потерпи, Воти, чуть-чуть.
Был такой случай на практике в институте. Он помогала, ассистировала старому хирургу. На операционном столе лежал навзничь здоровенный крестьянин и охал.
- Препакостная вещь, молодые люди. Нарыв. Даже не подкожный, а подмышечный. Внутренний нарыв. Боли ужасные. Трудно определить. Смотрите сюда и сюда. Здесь кожа мягкая, обыкновенная. А тут кожа тугая, вроде ее натянули, гладкая, аж глянцевая. Прожилки с фиолетовым цветом. И здесь температура выше. Хирургическая операция. Скальпель. Ничего более. Протрите-ка спиртиком это место.
Профессор сделал надрез - из раны хлынул гной, так что девушка едва успевала ватой убирать его.
- Господи, если я ошиблась!
Солт и не почувствовал скальпеля. Густой белый гной брызнул в руки Анны и потек по спине вниз.
Анна вскрикнула от радости и стала вытирать ватой со спиртом руки. Осторожно кончиками обеих пальцев выдавливала гной.
- А-ах-х! - Глубоко с облегчением вздохнул Солт. - Ахмад, что она сделала со мной?
- У тебя был внутренний нарыв, глубоко под мясом. Она сделала надрез и выпустила гной, целая чашка гноя из тебя вытекла. Я такое первый раз вижу.
- Какое облегчение!
- Солт, твой сын знал, кого в жены берет.
- Да благословит Господь ее руки.
- Мы принесем тебе подорожники, они вытянут весь гной, что там остался. Через два дня будешь бегать. Мы уходим, Солт. Если что мальчика пришлешь к Ветровым скалам, мы придем. Да вы и сами теперь хорошо вооружены: три винтовки, маузер и эта пушка…
С Анной абреки прощались отдельно, с великим к ней уважением и почтением.
- Храни Вас Бог, Анна! Правдиво слово древних: «Господь соединяет похожих». Навряд ли ошибусь, если скажу, что самый безрассудный и отважный из ингушей - Асламбек, Ваш муж. Он не присоединяется ни к одному отряду - одинокий волк.
- Простите, Ахмад, - возразила Анна совершенно серьезно, - Вы тут ошиблись: Асламбек не одинокий волк - а неукротимый лев.
Хучбаров Ахмад постоял молча, потом вскинул на упрямую женщину восхищенные глаза:
- Вы правы. Асламбек - неукротимый лев, а его жена - львица. О, счастливец! - С нескрываемой завистью произнес он, - и нам бы по Львице, но не всем Господь дарует их. Что поделаешь?!
Тогда еще Анна не знала о семейной драме этого поистине благороднейшего и великого воина-мстителя ингушского народа.

* * *
Шел 1941 год.
Степан Лукъяныч болел, и дочь не отходила от его постели, леча и утешая горячо любимого отца.
22 июня 1941 года началась война, а в первых числах августа Сашу мобилизовали в армию.
Прощание отца и сына было печальным: оба знали, что в этом мире больше не встретятся.
- Жаль, сынок, что не женился ты - детишки были бы. Храни тебя Господь! Более свидеться нам не придется. Коли жив, вернешься, сразу женись…
Письмо от Саши пришло через месяц из-под Ростова, а потом - молчание.
Анна по- настоящему почувствовала себя одинокой и брошенной, так что уход за больным отцом и ночные бдения у его постели -давали забвение.
В такой день к ней зашел сын ее деверя Гири, который учился в техникуме и часто заходил к Анне в гости.
Саварбек большими карими глазами глядел на больного старика и Анну, сидел грустные, молчал, от чая отказался. Уходя, он сказал:
- Тетя Анна, вы много плачете. Я вижу. Вам тяжело. Ничего.
- Папа очень плохой, Савик. Что мне делать?
- Ничего. Ничего.
- Ты куда?
- Домой, в Базоркино.
- Уж темнеет.
- До ужина я добегу. Не беспокойтесь.
Он ушел, а за полночь в окно постучались. Анна вышла и с удивлением увидела свекра Солта, Совдат и Савика, который распрягал лошадь…
- Как Степан?
- Очень плох, он уже не приходит в сознание.
Свекор обнял ее за плечи, чувство беспомощности и одиночества ушло от нее. Она от радости всплакнула, Солт широким рукавом чохи утер ей слезы.
- Я вижу, что он долго не протянет, а я - одна.
- Дела Аллаха, дочка. Такие дела: одни уходят, а другие приходят. Закон жизни.
Степан Лукъяныч скончался к обеду второго дня. Закрыв усопшему глаза, Солт вывел Анну из комнаты во двор, усадил на лавку и прижал к себе, дал ей поплакать, поглаживая по спине.
- Все умрем. Все: и я, и я ты - все живые. Хороший был человек Степан, добрый, честный. Наш долг предать его земле, как положено…
- Он просил по-христиански, чтобы поп отпел.
- Сделаем, как он хотел. Есть здесь поп?
- Есть. Он тайно служит Богу. Власти боится. Омывает и отпевает усопших. Но папу я сама омою.
- Давай позовем попа, пусть все делает, как надо.
Собрались соседи, родственники и друзья Степана Лукъяныча.
Тело омыли и одели в праздничный казачий наряд.
Солт запряг коня и послал Саварбека в село за убойной скотиной для поминок. Эльбускиевых поехало так много, что возы стояли во всю длину переулка.
Ингуши вели себя так корректно, чтобы каким-то образом не нарушить христианские ритуалы, и Анна была бесконечно благодарна им за это душевное понимание.
Солт отвел сноху в сторону:
- Дочка, когда люди вернутся с похорон, дальше что делают христиане?
- Поминки. Накрывают столы и приглашают всех. Папа собирал деньги на это.
- Ты эти деньги оставь, возьми бумагу и напиши все что надо, сколько надо. Наше дело слабо не будет. Давай.
Получив такой листок, Солт отправил двух племянников в город за продуктами и напитками. Телку зарезали и, собрав по соседям, большие котлы, развели костры прямо в палисаднике.
Пока похоронная процессия вернулась с кладбища, Солт с родственниками устроили импровизированные столы.
Время было за ужином. Анна с Совдат убирали со столов, мыли посуду. Совдат пошла в дальний угол сада, выплеснуть в яму грязную воду. Быстро вернулась.
- Пошли, Анна, там один человек тебя ждет.
- Кто он, Совдат?
- Узнаешь.
Совдат подвела ее к старой груше, под ней стоял Асламбек. Девушка развернулась и пошла во двор.
- Асламбек! Боже мой! Папы уже нет!
Она бросилась в объятия.
- Чтобы я сделала без наших? Воти приехал и все устроил. Все расходы на себя взял…
- А на что, Анна, нужны родственники: они опора в тяжелые минуты. Ты об этом не думай. Но я не знаю, как тебя утешить. Степан Лукъяныч был не простой отец. Он понимал тебя. Я его тоже любил, как отца…

Корова для детей

Хорошо в летний вечер вот так стоять на веранде добротного дома и наблюдать, как сгущаются сумерки над селом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37