-- Эх ты, Солнечный котенок, -- едва сдерживая слезы, сказал я и сел
на траву у подножия скалы. В ногу больно впился острый камень, но я не
обратил на это никакого внимания. Дверь в камне стала едва
различима. -- Может, камень обколоть?
-- Не знаю, поможет ли это, -- печально сказал Котенок и прижался к
моей ноге. Вся злость сразу куда-то улетучилась. -- Ты тоже виноват,
глупый мальчишка. Надо было следить за дверью.
-- Предупредил бы... И что ты меня все время зовешь глупым мальчишкой?
-- Если ты уверен, то буду звать умным, -- продолжал задираться
Котенок.
-- У меня имя есть!
-- Ты же не представился.
Минуту мы молчали, потом Котенок тихо спросил:
-- А как тебя зовут?
-- Данька.
-- Бывают имена и похуже, -- философски заметил Котенок. -- Ладно, не
паникуй. Надо дождаться рассвета. Мне бы чуть-чуть Настоящего света --
и я смогу высветить эту Потаенную дверь.
-- Правда?
-- Без всякого сомнения, -- поклялся Котенок. -- Ты небось тоже на
голодный желудок марафон не осилишь?
-- Да я и так не осилю, -- признался я. -- А откуда ты знаешь про
марафон?
-- Прежде чем Настоящий свет отразился от Настоящего зеркала, я много
чего успел увидеть.
-- А что то за зеркало? Откуда взялось?
-- Да не знаю я... Оно очень старое, его взяла маленькая девочка и
стала пускать зайчики... Фу, слово-то какое глупое! Зайчики!.. А
девочка и не подозревает, какая удивительная вещь у них в доме
хранится.
Я сидел рядом с Солнечным котенком и думал. О том, что во многих домах
могут пылиться Настоящие зеркала, способные сотворить чудо. А мы
проходим мимо, не догадываемся подставить их под утренний свет...
-- Котенок, а как узнать, Настоящее зеркало или нет?
-- Просто посмотреть в него. И захотеть увидеть себя таким, какой ты
есть. Но люди боятся таких зеркал, предпочитают видеть свое отражение,
а не суть. А некоторые уже и не умеют видеть, они способны только
смотреть.
-- И в чем тут разница -- видеть или смотреть?
-- Глупый, глупый Данька, -- печально сказал Котенок. -- Ты
действительно еще маленький...
Я обиделся и не стал переспрашивать. А Котенок повозился у моих ног,
потом виновато спросил:
-- Не холодно?
-- Нет.
-- Ты не обижайся, если я буду обзываться. На самом-то деле я во всем
виноват. Расхвастался...
-- Да ладно. Дождемся рассвета и вернемся домой. Жаль только, ничего
не увидели.
-- А что тут видеть, -- сонно отозвался Котенок. -- Маленькая долина
между скалами. Сто метров на двести, не больше... Ручеек, пара
деревьев и несколько валунов.
-- Откуда ты знаешь?
-- Вижу.
-- Так ведь темно!
-- Во мне Настоящий свет, -- зевнув, напомнил Котенок. -- Данька,
давай спать...
-- Я не хочу.
-- Тогда помолчи, а я посплю...
Вам когда-нибудь доводилось сидеть в полной темноте, держа на коленях
спящего котенка? Да, именно в темноте, потому что когда Солнечный
котенок уснул, шерстка его стала светиться не ярче неоновой лампочки в
детском ночнике. Что бы вы в такой ситуации сделали?
Точно. Вот и я тоже уснул.
@@ 2. Мы ждем рассвета
Проснулся я от озноба. Котенок спал, и от него шло ровное тепло, но
хватало его только на живот и немного на ноги. А по плечам разгуливал
прохладный ветерок.
Я поежился, и котенок сразу поднял мордочку, засветившись в полную
силу:
-- Замерз, да?
-- Спрашиваешь. -- У меня зуб на зуб не попадал, да и есть хотелось
ужасно. -- Вот простыну опять...
-- Вылечу, -- без особого энтузиазма пообещал Котенок. -- Ладно, уже
немного осталось. Это перед рассветом всегда становится темно и
холодно.
-- Значит, вот-вот рассветет. -- Я осторожно опустил Котенка на землю
и попрыгал, чтобы согреться. Помогло это плохо.
-- Может, мы мало спали? -- предположил я, снова усаживаясь на траву.
-- Семь с половиной часов, куда уж больше, -- сказал Котенок. --
Знаешь, какое чувство времени у Солнечных котят?!
У меня вдруг возникло жуткое подозрение. Но я не спешил его высказать,
а вместо этого спросил:
-- Ты до рассвета точно дверь не откроешь?
-- Никак.
-- А если... ну, в общем... вдруг здесь очень большая ночь?
-- Какая?
-- Несколько месяцев, как на полюсе!
Котенок помолчал, потом прошелся по траве взад-вперед и грустно
сказал:
-- Я надеялся, что ты об этом не подумаешь.
Обхватив руками плечи, я смотрел на сконфуженного Котенка. Потом
спросил:
-- Так что же, мы среди этих гор и останемся? Здесь же и есть-то
нечего!
-- Мне тоже, -- огрызнулся Котенок. -- Зато вода есть, можешь попить.
-- Меня дома уже ищут, -- вдруг сообразил я. -- Не знают что и
подумать -- исчез из постели, даже тапочки не надел!
-- Давай немного подождем, -- предложил Котенок. И мы ждали -- молча,
потому что говорить нам не хотелось, лишь Котенок со своим чувством
времени объявлял каждые прошедшие пятнадцать минут. Когда он со
вздохом сказал "час", я взорвался:
-- И где же рассвет?
-- Нет пока, -- признался Котенок. -- И я его не чувствую. Солнышко
еще где-то далеко. Подождем немно...
-- Хватит, -- оборвал я. -- Надо что-то делать.
-- Есть один вариант, -- со вздохом произнес незадачливый
волшебник. -- Я же умею летать. Сейчас взлечу и буду лететь, пока не
наткнусь на рассвет или закат.
Прозвучало это так, словно рассвет и закат были толстыми каменными
стенами. Я невольно улыбнулся.
-- А дальше?
-- Когда подкреплюсь, вернусь к тебе. У Солнечных котят отличное
чувство направления, я тебя обязательно найду. Откроем дверь -- и
готово.
-- Так что же ты раньше этого не предложил? -- возмутился я.
-- Понимаешь, я ведь уже не солнечный лучик, -- признался Котенок. --
Я буду лететь очень быстро, но может понадобиться несколько дней.
Вот тут мне стало страшно по-настоящему.
-- Ты представляешь, что говоришь? -- прошептал я. -- Что со мной
потом дома сделают?
-- Другого выхода нет. Ждать -- или лететь.
Я отвел взгляд от Котенка. И вдруг понял, почему возмутился этим
предложением. Мне страшно.
Я, наверное, стал бояться темноты. А без Солнечного котенка темнота
станет полной. И... что, если он не прилетит?
-- Давай, -- выдавил я. -- Лети. Только быстро, а то передумаю.
Он понял.
-- Данька, не вешай нос. Я буду лететь очень быстро. Если захочешь
пить -- ручеек прямо перед тобой, метрах в тридцати. Жди.
И прежде чем я успел сказать, что передумал, что не смогу ждать его в
одиночестве и мраке, Солнечный котенок подпрыгнул и взвился в воздух.
Оранжевый комочек света стремительно поднялся, превращаясь в крошечную
точку на черном небе. И полетел прочь. Действительно очень быстро: я
потерял его из виду за несколько секунд. Только хватит ли ему сил все
время мчаться с такой скоростью?
Минут десять я ревел, уткнувшись в густую, мягкую траву. Как ни
странно, это меня капельку согрело. Поднявшись, я пошел на поиски
ручейка, о котором говорил котенок.
Странное это дело -- бродить во тьме. Теряется и расстояние и время.
Лишь камни, изредка попадавшиеся под ноги, доказывали, что я не
топчусь на месте.
Руки я держал перед собой, боясь, что в любой момент оступлюсь, но
вскоре услышал журчание воды, а еще через мгновение трава под ногами
сменилась влажным песком.
Нагнувшись, я жадно пил холодную чистую воду. Потом, отойдя на
несколько шагов -- так, чтобы слышать ручеек -- лег навзничь в траву,
высокую, сомкнувшуюся надо мной.
Делать было совершенно нечего. Раньше я и не подозревал, как
выматывает полное безделье. Я лежал, слушая плеск воды и гул ветра
где-то далеко-далеко вверху. Лежал, наверное, очень долго. А потом
снова заснул.
Разбудили меня шаги. Я открыл было рот, чтобы окликнуть вернувшегося
Котенка, но вовремя сообразил, что эти шаги другие: тяжелые,
человеческие.
Сразу вернулся страх.
Шаги приближались сразу с двух сторон. В нескольких метрах от меня
идущие встретились. И я услышал тягучий голос:
-- Там нет никого.
-- Там нет никого тоже.
Я понимал говорящих, хотя мне почему-то казалось, что они говорят на
чужом языке. И от этих медленных, тяжелых голосов меня пробила дрожь.
Я замер, боясь шевельнуться.
-- Здесь никого. Но дозорный видел свет.
-- Дозорный видел Настоящий свет.
-- Это невозможно.
-- Но дозорный видел.
-- Здесь нет света. Здесь нет никого.
-- Тот, кто светил, улетел.
-- Или ушел по скалам. Здесь низкие скалы.
-- Нас обвинят в медлительности.
-- Это плохо. Надо сказать, что здесь был Крылатый, убежавший вчера.
-- Нас спросят, где его сердце.
-- Мы скажем, что он защищался. Мы скажем, что залили долину Черным
огнем.
-- Это расточительно. Это плохо.
-- Но это лучше медлительности.
-- Да. У тебя есть Черный огонь?
-- В башне.
-- У меня нет Черного огня. Мы полетим в твою башню, возьмем огонь и
сожжем долину.
-- Так хорошо. Летим.
И я увидел, как во мраке разворачивается тьма. Черные полотнища тьмы,
чернее темноты, непрогляднее мрака. Две пары огромных крыльев. В лицо
ударил ветер, наполненный едким нечеловеческим запахом, и тьма
взвилась в небо.
Несколько минут я лежал, убеждая себя, что мне приснился кошмар. Но
едкий запах еще держался в воздухе, а на том месте, где стояли
говорившие, я нащупал выдранную вместе с дерном траву.
Ждать возвращения тех, то при ходьбе вырывал с корнем траву, мне
совершенно не хотелось. Еще больше не хотелось дожидаться Черного
огня, чем бы он ни был.
Я встал, чувствуя, как мир сжимается вокруг, превращаясь в клетку из
темноты и страха. Ах, котенок, котенок, неужели ты не догадывался куда
могут привести Потаенные двери?
-- Я не боюсь, -- громко сказал я. Темнота не ответила. -- Я уже
большой. Я уйду по скалам, здесь низкие скалы.
Темнота молчала.
Вытянув руки, я побрел вдоль ручья, и тьма шла вместе со мной.
Уткнувшись в скалу, я понял, что вода стекает по ней. Почти
бесшумно -- значит скала не было отвесной. Это хорошо. Шестое чувство
подсказывало мне, что нужно подниматься вдоль воды, чтобы ее тихий
шелест заглушал мои движения.
Пошарив по камню, я нашел жалкий уступ, встал на него. Потом на
следующий. Зацепился за какой-то кустарник, хорошо еще, что не
колючий, и продвинулся на следующий метр. Не так уж и трудно, тем
более что высота не чувствовалась.
-- Я не сорвусь, -- прошептал я неизвестно кому. -- Слышите? Не
сорвусь. Так не бывает -- попасть в волшебный мир и сорваться со
скалы...
Камень под моей ногой дрогнул. Я затаил дыхание, и дальше пришлось
подниматься молча. Минут через десять, коснувшись ладонью губ, я
почувствовал вкус крови. Пальцы стерлись о камень. Наверняка то же
случилось и с ногами, но проверять я не стал. Висеть на скале, как
таракан на стенке, было невозможно, и я продолжил подъем.
Минут через пять, когда я понял, что устал до предела и вот-вот
сорвусь, я выбрался на небольшой уступ. Тесно прижался к скале, сел,
свесив ноги во тьму. Интересно, высоко ли? Метров пять, десять? Явно
мало для того, чтобы спрятаться от непонятного оружия летающих тварей.
Сняв бесполезную майку, я по очереди обматывал руки и ноги, выжидая
несколько минут, чтобы остановить кровь. Подъем разгорячил меня, холод
больше не чувствовался. Оставив рваную и перепачканную майку на
уступе, я продолжил первое в своей жизни восхождение. Журчание воды по
левую руку было моим проводником. Один раз я даже попал на мокрый
участок скалы, где брызги падали мне на голову. Пришлось медленно и
осторожно сдвигаться вправо, чувствуя, как предательски скользок стал
камень. Иногда я отдыхал, если попадались надежные площадки, потом
вновь начинал подниматься. И тьма ползла за мной, скрывая высоту и
растворяя в себе время. Быть может, я карабкался полчаса, может,
несколько часов, не знаю. Единственное, что я знал точно -- никогда
еще я так не уставал.
А потом над головой захлопали крылья, и, посмотрев вверх, я увидел
несущийся сквозь темноту мрак. Две тени парили почти на одном уровне
со мной, и, вжимаясь в скалу, я услышал свистящий шепот:
-- Лей...
Я ничего не увидел, лишь снизу послышался треск, словно по всей долине
захрустели невесть откуда взявшиеся сухие сучья. Потом зашипела вода в
ручье. И ударила волна горячего, раскаленного воздуха.
Прижавшись к мгновенно нагревшемуся камню, я задыхался от удушливого
жара. Дующий снизу ветер трепал мне волосы, и я вдруг почувствовал,
как на расцарапанных ногах запекается кровь.
Все кончилось так же внезапно, как и началось. Летающие тени исчезли,
зной отступил. Я висел на скале, и кожа запоздало покрывалась потом.
Черный огонь угас. Но за те мгновения, пока подо мной сгорала долина,
я успел понять, что взобрался уже очень высоко. Метров пятьдесят не
меньше. И я был уверен, что спуститься не смогу. Значит -- вверх.
-- Я не боюсь, -- как заклинание повторил я.
Темнота и тишина ползли по скале вместе со мной. Становилось все
холоднее, пальцы на руках онемели, ног я почти не чувствовал.
Выбравшись на очередной уступ, я долго лежал, собирая остатки сил,
потом пошарил пред собой рукой, нащупывая скалу. Но пальцы коснулись
лишь мягкой, живой травы.
Я смог. Я поднялся, выбрался из каменной западни и оказался, кажется,
на каком-то плато, где дул ровный холодный ветер, а трава была влажной
от росы. Быть может, дальше тоже вздымались горы, но я ощущал вокруг
себя огромное свободное пространство. Здесь можно было бы дождаться
Солнечного котенка... будь у меня хоть какая-то одежда и пища.
Наверное, еще час-другой назад я бы опять разревелся. От холода и
одиночества, от полной безнадежности. Но бегство от существ из мрака и
подъем по скале что-то изменили во мне. Это дома, подравшись на улице
или получив от мамы очередной нагоняй, я мог плакать. Здесь было
слишком страшно для слез.
А для того чтобы лежать на траве и тихо замерзать, ожидая моего
незадачливого волшебника, я был слишком горд.
Поднявшись с земли, я прижал ко рту ладони и закричал:
-- Э-э-й!
Наверное, я просто хотел услышать эхо. Убедиться, что в темноте есть
еще какие-то звуки, кроме биения моего сердца.
Но еще прежде чем далекое эхо вернуло мой слабый крик обратно, в
нескольких шагах от меня зашуршала трава. И кто-то невидимый во тьме
сказал:
-- Если ты шевельнешься, я убью тебя.
Не испугался я лишь потому, что этот голос вовсе не был похож на
свистящее шипение крылатых существ.
1 2 3 4 5