Здесь не было переборок через
каждые двенадцать или двадцать четыре метра, не было ничтожной
растительности и бесконечной толкотни. Внутренность этого единственного за
пределами Земли мегаполиса поражала непривычный взгляд. С любого яруса
открывался вид на один и тот же центральный зал: помещение площадью в
несколько десятков квадратных километров. Потолок центрального зала был
так высок, что напоминал небо. Катальдо слышал от кого-то, что в
центральном зале можно искусственно создавать вполне настоящие облака, из
которых идет дождь. Стены Темного города были разных, довольно веселых
тонов, но во всем, особенно в окраске потолков, светло-серых, чуть
серебристых, чувствовался сознательный отказ от имитации под природу.
Темный город понравился Катальдо.
В основном тут жил персонал автоматических заводов, которые все же не
могли работать совсем без людей. Отработав месяц на Плутоне, человек
улетал на Землю, а на его месте появлялся другой. Но были и постоянные
жители, считавшие, что не стоит тащиться через всю систему, чтобы попасть
из одного мегаполиса в другой. К такому старожилу и направлялся Энеа
Катальдо.
Владимир Маркус не был инженером, хотя и жил в Темном городе. Он был
художником, одним из последних анималистов Земли и одним из первых
пейзажистов Плутона.
Катальдо толкнул дверь студии, которая оказалась незапертой. Там
никого не было, и Катальдо остановился у порога, оглядываясь и поглаживая
щеку кончиками пальцев. Эта привычка появилась у него после того, как в
заповеднике ему сломали челюсть. Кость срослась через четыре дня, но
привычка касаться пальцами лица, словно проверяя его целость, по-видимому,
осталась навсегда.
С эскизов и набросков смотрели неприветливые, мрачные и просто злые
пейзажи. Предположения Катальдо подтверждались.
"Недооценили меня, - подумал он, вспомнив заповедник, - а теперь
поздно меры принимать. Я не один".
Дверь за спиной отворилась, в студию быстро вошел низенький сухой
человечек.
- Извините, - сказал он. - Опоздал. С этими кессонами не знаешь,
когда домой попадешь. Вы Энеа Катальдо?
- Да, я писал...
- Знаю, знаю. Ну, а Владимир Маркус - это я. Чем могу служить?
- Я читал ваши статьи. Вы говорите, что природа, купленная такой
ценой, не нужна человеку. Я согласен с вами.
- Вы не совсем верно поняли. Я писал, что природа будет не нужна
людям, просидевшим сто или двести лет в четырех стенах.
- Это неважно, выводы получаются те же. Меня интересует другое. Вы
писали, что вашу точку зрения разделяет много людей, причем готовых
действовать. Это правда?
- Мы действуем.
- Есть ли среди вас ученые, техники? Только такие, которым вы
доверяете, как самим себе?
Вместо ответа Маркус набрал на браслете индекс, а когда на вызов
ответили, произнес всего одну фразу:
- Джоти, если ты свободен, зайди ко мне. - Потом, повернувшись к
Катальдо, сказал: - Странный у нас разговор, да еще стоя. Давайте пройдем
в комнату и сядем.
Они направились было к двери, и тут в студию вошел еще один человек.
Он тоже был невысок, но монументально толст. Человек с такой нездоровой
полнотой впервые встретился Катальдо, и это сразу расположило его в пользу
незнакомца.
- Позвольте представить, - сказал Маркус. - Джотишонкор Шиллонг, мой
ближайший сосед и ближайший друг. Между прочим, крупный изобретатель.
Джоти, это Энеа Катальдо, человек, приехавший с Земли, чтобы сообщить нам
нечто важное.
Очутившись в комнате и усевшись за стол, Катальдо почувствовал себя
уверенней. Несколько секунд он собирался с мыслями, потом заговорил:
- Вам не хуже меня известно, в какое нестерпимое положение попала
Земля. Силы человечества тратятся на поддержание остатков природы. Людям
жить невозможно. Самым правильным и логичным было бы прекратить
гальванизацию этого полутрупа. Мы должны действовать. Надо заставить
человечество отказаться от бессмысленной траты сил. Сделать это можно,
лишь поставив его перед фактом гибели живой природы. - Катальдо перевел
дыхание и оглядел слушателей.
- Я биолог, - продолжил Катальдо. - У меня есть ряд веществ,
уничтожающих растительность. Разработаны способы их получения. Требуется
наладить производство и найти способ равномерного распыления их над
поверхностью Земли. Вещества очень активны, достаточно пятидесяти тысяч
тонн, чтобы уничтожить растения на всем земном шаре, что равносильно
гибели живой природы вообще. Так человечество будет поставлено перед
необходимостью выработки новых моральных ценностей.
- Вещества действуют на человека? - быстро спросил Шиллонг,
очнувшийся от летаргической задумчивости.
- Абсолютно безвредны. Впрочем, вы можете проверить.
- Это уже хорошо.
- Вы сделали нам не совсем обычное и весьма серьезное предложение, -
сказал Маркус. - Надеюсь, вы понимаете, что нам бы хотелось подумать и
обсудить его...
- Да, конечно. Я завтра зайду.
- Не надо, лучше мы к вам зайдем.
Маркус и Шиллонг пришли к Катальдо вечером того же дня. С ними пришел
еще один человек, незнакомый Катальдо.
- Сахава-сан, - представил его Маркус, - председатель Совета Темного
города. Он подтвердит то, что мы скажем. Мы долго думали, что делать с
вами, и решили так: мы просим вас покинуть город. Население обижено, что
именно сюда вы явились искать единомышленников. Вы можете отправляться
куда угодно и делать что хотите, но предупреждаю: все люди, все до
последнего человека знают, что вы собирались сделать, и знают вас в лицо.
А теперь идите.
Маркус распахнул дверь, и Катальдо испуганно попятился от нее,
прикрывая руками челюсть.

4. ТЕРРА

Паоло насыпал на мокрую ладонь немного борной кислоты и растер ее по
рукам. Иначе не отмыться, руки все время будут казаться мылкими. И еще
глаза болят. А с остальным вроде пообтерпелись. Вот свежему человеку на
станции тяжело. Что-то в последнее время стало неладно с герметичностью,
снаружи подсасывает аммиак. Остается радоваться, что не синильную кислоту.
Хотя герметичность уже не имеет значения, станция доживает последние дни -
"Факел" включен.
Дежурный по участку, Хольт Нильсен, увидев Паоло, устало потер
ладонями физиономию и произнес:
- Мне это не нравится. Напряжение растет слишком быстро и скачками. Я
задействовал два процента лимитной энергии.
- Могло быть хуже.
- Но должно быть лучше, - Нильсен поднялся, уступая место Паоло. Тот
придавил пальцем клавишу микрофона и сказал:
- Паоло Бенини принял дежурство по участку Червлено Плато.
- Понял, - донесся из селектора голос Бахтера.
- Видишь, сам в Центре, - сказал Нильсен. - По-моему, он там и спит.
Ох, не нравится мне это.
- Ничего... - рассеянно протянул Паоло, проверяя показания приборов.
- Обрати внимание на восточный сектор, - подсказал Нильсен, - там
скоро порода плавиться начнет.
- В восточном секторе - не страшно. Пробьем вулкан и снимем
напряжение.
- Не увлекайся.
- Знаю.
- Тогда я пошел. Спокойной вахты.
Спокойной вахты не получилось. "Факел", действовавший на
противоположной стороне планеты, был слишком мощной штукой, чтобы
позволить спокойную вахту кому бы то ни было. Паоло пытался представить,
что происходит возле "Факела", и не мог. На экранах он видел только
чудовищную кашу, а на снимках с орбиты - бесформенное пятно, постепенно
расплывающееся, словно клякса на фильтровальной бумаге.
Там из десятков кратеров небывало огромного искусственного вулкана
бьет ураганный поток кислорода, который тут же холодным каталитическим
способом соединяется с аммиаком атмосферы. Образуются азот и вода. Мутное
пятно, видимое с орбиты, - первые тучи на Терре. Скоро из них пойдет
дождь, соседняя равнина станет дном моря, и когда-нибудь на Червлено
Плато, где находится его станция, будут построены морские курорты. А пока
надо сохранить в спокойном состоянии недра планеты. Каждый лишний градус,
на который нагреется океан, на несколько лет отдалит заселение Терры.
Поэтому в Центре были недовольны, когда Паоло сообщил, что ему пришлось
пробивать вулкан. Червлено Плато - один из спокойных участков, вулканы
здесь не запланированы вовсе. Зато, сдавая через шесть часов дежурство,
Паоло с гордостью доложил, что задействовано всего два с четвертью
процента лимитной мощности.
Сдав дежурство, Паоло облачился в скафандр и вышел со станции в
густо-лиловые вечные сумерки Терры. Дул довольно сильный ветер, но это был
еще местный ветер. За двое суток воздух от "Факела" сюда не доберется. И
все-таки словно чуть-прозрачнее стал лиловый аммиачный воздух.

За стенами станции бушевал ураган. Истерзанные полосы бурых туч,
словно сошедших с японской гравюры, проносились по небу, в них чудилась
сила и необычность.
Кончилась третья неделя работы "Факела". Индикаторы показывали семь
десятых процента азота и следы кислорода. В основном атмосфера еще была
аммиачной, но повсюду кипела и бурлила, растревоженная вторжением людей.
Паоло собирался в гости. Червлено Плато только что вызвали со станции
Глубокий Хребет и пригласили к себе всех свободных. Свободным оказался
один Паоло. Нильсен спал, и будить его было делом безнадежным, а братья
Гварамадзе лететь не могли: один дежурил, другой заступал на дежурство
через час.
Паоло жил на будущем побережье среди не построенных пока санаториев,
а станция Глубокий Хребет располагалась на дне будущего моря у подножия
будущего архипелага. Сейчас архипелаг представлял собой горную цепь. У
Терры все было в будущем. Оказавшись на станции, Паоло потянул носом
воздух и сказал встречавшему его Семену Данько:
- Странно у вас пахнет. Как в скафандре... - потом, догадавшись,
хлопнул себя по лбу и воскликнул: - Голова! У вас же ничем не пахнет, а я
привык к аммиаку!
- Смотри, доиграетесь, - предупредил Данько. - Начнутся катаклизмы, а
у вас герметичности нет.
- Не начнутся, - уверенно пообещал Паоло, - а в случае чего мы в Диск
перейдем.
- Как знаете. Я бы рисковать не стал. А теперь - о деле. Натягивай,
друже, скафандр - и пошли. Патрик ждет.
Глубокий Хребет поднимался в небо почти отвесной стеной, и у его
подножия, где прилепилась станция, было относительно тихо. Одни косматые
обрывки облаков, разбивавшиеся о вершины, давали представление о том, что
делается наверху.
- Заметь, Паолино, - сказал Данько, - здесь будет одна из самых
глубоких впадин океана, а названия ей до сих пор не придумали.
- Сначала сделайте океан, - отозвался Паоло.
- За нами дело не станет, - ответил Данько и изо всех сил крикнул: -
Патрик, куда ты запропастился?!
У Паоло зазвенело в ушах от вопля, услужливо переданного мембранами
прямо в уши, поэтому голос Патрика Хемстона показался очень тихим:
- Не надо шуметь, Семен, мы не в степи.
- В степи нельзя шуметь, - смягчившись, проговорил Данько. - В степи
слушать надо.
Прежде Данько работал на восстановлении заповедников. Степные зоны
пострадали особенно сильно, приходилось тратить массу труда, чтобы хоть
частично восстановить разрушенную эрозией почву. А когда открылся проект
"Терра", Данько улетел сюда, чтобы не восстанавливать, а заново создавать
почву. Но пока до этого было далеко, и почвовед Данько работал геохимиком
и скучал по степям.
Они спустились еще ниже и увидели Хемстона, расхаживающего по дну
небольшой котловины.
- Ну как? - торжественным шепотом спросил Данько.
Сначала Паоло не мог сообразить, что хочет показать Семен, но потом
разглядел тонкую пленку над камнями. Дно котловины покрывала вода. Хемстон
бродил по луже, мелкая рябь расходилась от его ног.
- Вода! - выдохнул Паоло.
- Океан, - негромко произнес Данько. - Начало нашего океана. Вчера
выпал дождь, и, видишь, не высохло, держится уже сутки. Вот он какой,
океан Терры!
- Максимальная глубина - сорок восемь миллиметров, - сказал Хемстон.

- Не могу дать ничего, обходитесь своими силами... - Бахтер на
секунду замолк и словно нехотя выдавил: - Вероятно, скоро заберем у вас
всю энергию. На всякий случай рассчитайте режим снятия полей.
Последний месяц все шло совершенно не так, как предполагали. Процессы
в недрах планеты принимали угрожающие размеры. Это чувствовалось даже на
Червлено Плато. Землетрясения происходили почти ежедневно, на плато было
пробито уже не один, а четыре вулкана. Со всеми бедами можно было бы
справиться, но у Паоло трижды урезали энергию, а теперь грозились лишить
ее вовсе.
Управление участком давно было перенесено в Диск, четверо сгрудились
в тесной кабине и слышали все. Объяснять было не надо.
Расчет эвакуации занял два часа. Получалось, что Червлено Плато можно
сохранить, пожертвовав частью береговой линии. Там, где полгода назад
располагалась станция, бушевал океан. Водопады непрерывного дождя ухудшали
видимость, но все же можно было рассмотреть, как десятиметровые волны бьют
в изъеденные ажурные скалы. Горные породы, образовавшиеся в аммиачной
атмосфере, непривычные к действию воды, разрушались необычайно быстро. То
и дело какая-нибудь из скал наклонялась и, взметнув фонтан воды и пены,
исчезала среди волн.
Паоло вызвал Глубокий Хребет. Станция давно была под пятикилометровым
слоем воды, так что положение у соседей складывалось еще хуже, чем на
плато: давление воды прессовало породу, выдавливало соседние материки
вверх, и, если бы не люди, события давно приняли бы характер катастрофы.
Но теперь она все-таки надвигалась, и надо было, чтобы ее последствий
оказалось как можно меньше.
1 2 3 4 5 6