Помню, что, когда перед прорывом на сандомирском плацдарме в январе 1945 года обсуждался вопрос о том, какую дивизию поставить в первый эшелон, я сразу же, без малейшего колебания, остановил свой выбор на дивизии Чиркова, зная, что план боевых действий будет разработан Петром Михайловичем с предельной тщательностью.
Генерал Русаков тоже был исключительно доволен. Он вообще любил всякие рискованные, неординарные затеи. Обладая большой личной храбростью, Русаков отличался умением проводить ошеломляющие своей необычностью операций, особенно ночные. При этом умел брать на себя ответственность и был всегда готов, так сказать, платить за свое стремление отступать от стандартного рисунка боя. Но, говорят, везение сопутствует умению и таланту: как правило, все ночные операции дивизии Русакова были к тому же и эффективными. Здесь, на трубе, он, видимо, тоже нашел какие-то неожиданные решения, на которые его натолкнуло обозрение местности. Генерал, оторвавшись от стереотрубы, с хитрым блеском в глазах несколько раз сказал: "Так-так..." - и, довольный, потер руки.
К сожалению, загадка плацдарма яснее не стала. Пришлось организовывать довольно многочисленные вылазки разведки на самую опушку леса. По полученным сведениям, гитлеровцы из леса не ушли.
Мы находились в исходном положении для наступления уже сутки, а добыть "языка" не удавалось никак. Последняя перед прорывом ночь. Я не находил себе места, мучительно выискивая доводы в пользу то одного, то другого решения. А время летело с фантастической быстротой. Я с тревогой и опаской поглядывал на часы. Уж не спешат ли они? Прикладывал руку то к правому, то к левому уху - и в размеренной работе механизма мне слышался бесстрастный приказ: "Да-вай, да-вай, ре-шай, ре-шай, по-ра, по-ра".
Несколько раз звонил А. С. Жадов, спрашивая, что с плацдармом, каково мое решение.
А что я мог решить?
В два часа по телефону сообщили, что проведенной разведкой боем наконец взят пленный. Свет надежды блеснул в моих глазах.
- Давайте сюда! Немедленно! - приказал я.
Пленный оказался худым, тщедушным человеком средних лет, с утомленным, измученным и каким-то опустошенным лицом. Он был очень испуган, ежился и озирался по сторонам, отвечал торопливо, сбивчиво.
- Какой последний приказ командования известен вам? - спросил я.
- Я не знаю, приказ ли это... и если приказ, то последний ли... неуверенно ответил немец, - но мне говорили... я слыхал, что есть приказ в случае, если русские, то есть если вы... если русские начнут наступать, то все должны перебраться на тот берег"
- Абсолютно все?
- Да. То есть нет. Должно остаться прикрытие.
- Это точно?
- Нет-нет! Я не могу утверждать, что это совершенно точно Но я слышал от старших офицеров, что такой приказ есть.
Что было делать? Вот и "языка" добыли, а ясности от этого не прибавилось. Что сейчас, ночью, немцы сидят на своем плацдарме, это бесспорно, потому что все попытки разведчиков проникнуть в лес, целиком занимающий плацдарм, наталкиваются на плотный огонь противника.
Перед началом артподготовки мы сделали еще одну попытку провести разведку боем в этом проклятом лесу. Проникнуть в него не удалось. Во всей полосе армии никаких активных действий с нашей стороны не велось. Я рассчитывал теперь, что активность со стороны 15-й дивизии может быть воспринята немцами как частная операция, как попытка сбросить их на западный берег Нейсе для улучшения наших позиций. Если противник подумает так, то из леса он в эту ночь не уйдет. Времени для дальнейших раздумий уже не было.
Я позвонил А. С. Жадову:
- Товарищ командующий, остается тридцать минут до начала артподготовки. Разведка подтвердила, что пока немцы за реку не отошли.
- Ну, и что решил? - спросил Жадов.
- Провожу в полном объеме артподготовку по плану, в том числе и по плацдарму.
- Хорошо. Действуй под свою ответственность. Желаю успеха, - закончил разговор командарм.
- Спасибо.
"Действуй под свою ответственность"! Это правильно было сказано. Все в итоге идет под ответственность соответствующего командира. Но чего стоит это ему! Сколько нервов, сколько мучительных раздумий! А немедленно принимаемые решения, когда времени нет на раздумье? Вот как сейчас. Принял решение. А вдруг все же ошибка?
Наступило время начинать артподготовку. Даю необходимые сигналы и кодированные команды.
В шесть часов пятнадцать минут 16 апреля наша артиллерия и авиация начали мощную огневую обработку вражеских позиций, которая продолжалась сорок минут.
Артиллерийская подготовка была спланирована командующим армией А. С. Жадовым и командующим артиллерией Г. В. Полуэктовым, можно сказать, классически. Она состояла из двух этапов: периода, обеспечивающего переправу через Нейсе, и периода, способствующего захвату и расширению плацдарма на западном берегу реки. Перед самым форсированием по всей реке вдоль участка, занимаемого 5-й гвардейской армией, наши войска должны были поставить дымовою завесу.
Под прикрытием артподготовки инженерные войска спустили на воду десантные переправочные средства и начали наводить штурмовые мостики. В шесть часов пятьдесят пять минут была зажжена дымовая завеса. И вот наступление началось. Все разом дрогнуло, ожило, зашевелилось и устремилось к реке. 15-я и 58-я дивизии действовали решительно и смело. Я взглянул на часы. Все шло буквально как по расписанию.
Вот тут я прямо-таки не знаю, что сказать... Я имею в виду эту самую дымовую завесу. Кому она больше помешала, нам или немцам, право, решить трудно...
Над рекой стояла плотная грязно-белая пелена, закрывавшая для тех, кто находился на воде, оба берега. Красноармейцы, потные, мокрые и грязные, разгоряченные боем, спешащие добраться до западного берега, и не думали надевать противогазы. Дым раздражал слизистую оболочку, все начали чихать, кашлять, тереть грязными, закопченными руками глаза.
Еще больше трудностей дымовая завеса создала для командования. Исчезла возможность вести наблюдение за ходом переправы и боем на противоположном берегу. А артиллеристы потеряли цели, и это мешало им порой вести огонь, ибо нет страшней трагедии для командира, чем обрушить огонь на своих. Но, по мнению командования фронта, дымовая завеса была необходима, чтобы скрыть от немцев направление главного удара. Может быть, она действительно эту функцию выполнила, потому что форсирование реки Нейсе прошло исключительно успешно. Но мне думается, что дело было не в ней, а в том, во-первых, что форсирование реки и прорыв обороны противника были подготовлены очень тщательно и серьезно, а авиация обеспечивала прикрытие безупречно. Во-вторых, приближался конец войны. До победы было полшага. Это ощущал каждый участник боев. Все испытывали редкостный подъем, все находились во власти страстного желания добить ненавистного врага.
К концу первого дня наступления корпус выполнил поставленную задачу: части 15-й гвардейской дивизии ударом с севера и северо-запада в юго-западном направлении и части 14-й гвардейской стрелковой дивизии ударом в западном и северо-западном направлениях ликвидировали плацдарм гитлеровцев на восточном берегу Нейсе и овладели опорным пунктом Мускау, завершив тем самым прорыв главной полосы обороны врага. 58-я гвардейская стрелковая дивизия вышла ко второй полосе обороны гитлеровцев.
На второй день боевых действий, 17 апреля, мы наступали в более широкой, 15-километровой, полосе, в лесисто-болотистой местности. Слева в полосе наступления корпуса оказался небольшой немецкий город Вейсвассер. В нашу задачу входило взять его. Замечу, кстати, что сейчас это один из крупных промышленных городов Германской Демократической Республики, но и тогда, хоть Вейсвассер не мог похвастаться особо большим числом населения, в нем было, по нашим данным, если память не изменяет мне, около 30 различных заводов.
Я уже говорил о том, как часто города, каждый дом которых был превращен противником в крепость, становились серьезным препятствием на пути продвижения наших войск. Опасность завязнуть в уличных боях, потерять набранный темп наступательных действий заставила меня задуматься над тем, как бы взять этот город без особой задержки.
Я приказал генералу Чиркову, в полосе наступления которого как раз находился Вейсвассер, выделить по одному стрелковому полку для взятия города, а командир 3-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва генерал И. Ф. Санько дал задание своим подчиненным обеспечить эти части надлежащей поддержкой, используя опыт массированных ударов, приобретенный на днестровском плацдарме (читатель, возможно, помнит мой рассказ о том, как были уничтожены немецкие войска в "квадратной" роще).
На подготовку к артналету 18 апреля артиллеристы получили шесть часов. Это было не мало, но и не много, потому что спланировать такой удар - дело не простое, я уже рассказывал, как это делается. А задание было такое.
На северных окраинах Вейевассера было несколько довольно больших прудов с тремя проходами между ними, ведущими непосредственно в город. На эти проходы были нацелены батальоны полков. В задачу артиллеристов входило, не разрушая этих проходов, обрушить мощный огонь всех установок РС (в народе они и тогда да и сейчас известны под названием "катюш") и ствольной артиллерии так, чтобы последовательно обеспечить продвижение частей огнем.
Артиллеристы генерала Санько блестяще справились с задачей. Огонь артиллерии был таким сокрушающим, что часа за два или три полкам 14-й и 15-й дивизий удалось очистить от противника северо-западную часть города.
На следующий день полки 14-й и 15-й гвардейских дивизий полностью овладели Вейсвассером и отбросили гитлеровцев на юго-запад.
Тем временем другие части корпуса продвигались вперед в высоком темпе. Помню, как в 58-й дивизии корпуса мне случилось услышать разговор солдат, сидевших на влажной земле, покрытой молодой весенней травой. Один из них, сняв пилотку с лысеющей головы и оглядываясь на истоптанное поле, по которому только что прошли наши части, с восхищением, чуть окрашенным даже легким недоверием к самому себе, сказал:
- Да-а! Чешем, как по рельсам... Чудеса!
Но за эти "чудеса" по-прежнему приходилось платить кровью. Трудно досталось, например, это наступление корпусу генерала Родимцева, встретившему яростное сопротивление противника в городе Шпремберг. В этой ярости фашистов ощущалось отчаяние обреченных.
Зато заметно изменилось поведение мирного населения. Еще совсем недавно, поддаваясь фашистской пропаганде, оно при приближении советских войск покидало насиженные места и, захватив лишь самое необходимое, тянулось на запад. Нередко мы входили в населенные пункты, опустевшие настолько, что невозможно было встретить буквально ни одной живой души. Теперь же люди все чаще и чаще оставались в своих домах.
Развеялись мифы, созданные фашистской пропагандой, о том, что русские будут мстить, что придут варвары-победители и сторицей заплатят немцам за все содеянное фашистами на советской земле. Население видело: советские войска, побеждая на войне, служат миру. Первая забота советских комендатур в немецких городах и поселках заключалась в том, чтобы наладить нормальную жизнь, накормить голодных детей, оказать помощь тем, кто навсегда порвал с фашизмом.
Нет, немецкое население не встречало нас цветами и хлебом-солью, как это было во всех других европейских государствах, которым Красная Армия возвратила честь, свободу, мир. Но немцы, остававшиеся в своих городах и поселках, со свойственной этой нации педантичностью в знак лояльности вывешивали белые флаги на каждом доме. Это не всегда были именно флаги: дома украшались белыми полотенцами, большими салфетками, простынями, наволочками, просто чистыми лоскутами и тряпками, но всегда с таким расчетом, чтобы белый флаг висел на видном месте и издали бросался в глаза.
Ранним утром 18 апреля 1945 года, прозрачно-чистым и зелено-голубым, словно олицетворявшим тот мир, к которому мы четвертый год упорно шагали по дорогам войны, корпус вышел к берегам по-весеннему полноводной Шпрее. Ровная и спокойная, она казалась водяной дорогой. Дорогой к Берлину, набережные которого эта самая вода, бегущая на север, будет омывать через некоторое время ..
15-я и 58-я дивизии вышли к реке почти одновременно и сразу начали форсирование, огнем артиллерии подавляя противника, занимавшего оборону вдоль западного берега 14-я дивизия по-прежнему прикрывала левый фланг корпуса и вместе с тем фланг всей нашей 5-й армии. Это вечное положение левофлангового держало меня в ставшем привычным напряжении: надо было выдерживать темпы наступления других соединений армии и фронта и двигаться вперед, на запад, ни на минуту не забывая о возможности флангового удара противника. Оговорюсь, что в данном случае речь идет не об опасности теоретической. Нам приходилось непрерывно отражать ожесточенные контратаки немцев на стыке со 2-й армией Войска Польского.
Форсирование Шпрее шло успешно. В середине дня передовые части корпуса продолжали наступать уже на западном берегу реки. Мы с генералом И. Ф. Санько решили вернуться на мой командный пункт, чтобы позавтракать или, вернее, пообедать, потому что время подходило к двум часам дня, а мы оба еще ничего не ели в этот день.
Командный пункт корпуса находился в маленьком населенном пункте с ласковым и даже поэтическим названием Мильрозе. Это был не город и не село, а, скорее, большой хутор, состоящий из разбросанных поодаль друг от друга коттеджей.
Наш коттедж и вовсе стоял на отшибе, кирпичный, нарядно-красный на фоне зеленой луговины, окружавшей его.
Сели за стол, на который повар Михаил Коновалов уже выставил консервы и горячее.
В это время что-то грохнуло, как нам показалось, прямо над нашими головами. Мы выскочили из-за стола и бросились к окну. Оно было обращено не в сторону реки, на запад, а на юг. Там, на расстоянии примерно километра от нас, вдоль изумрудной луговины тянулась опушка кудрявого леса, на которой, как мы знали, расположилась одна из батарей дивизии Санько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41