Бреслау... Обложенный кольцом блокады войск 6-й армии, он капитулировал лишь 6 мая 1945 года. Командующий фронтом маршал Конев предпочел избежать лишних жертв, которые, видимо, были бы немалыми, если бы пришлось штурмовать город и вести уличные бои.
Немного раньше, после того как мы, проведя несколько дней в боях на подступах к Бреслау, сдали свою полосу войскам 6-й армии, корпус был отведен на отдых в тыл. Затем последовал приказ: оставив 118-ю дивизию генерала Суханова в резерве нашей армии, двумя дивизиями, 15-й и 58-й, сосредоточиться в районе Гродкау и поступить в непосредственное подчинение командующего фронтом.
Явившись к маршалу Коневу, я встретил у него в приемной командира 4-го гвардейского танкового корпуса генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова и командира 3-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва генерал-майора И. Ф. Санько. Мы были хорошо знакомы между собой со времени Висло-Одерской операции, относились друг к другу с симпатией и доверием и теперь весьма откровенно обсуждали вопрос о том, зачем всех нас вызвал маршал Конев, строя самые различные догадки.
Наконец из кабинета вышел начальник оперативного управления фронта генерал В. И. Костылев.
- Прошу заходить, - сказал он, слегка кивнув головой в сторону двери кабинета.
Мы вошли и сели против маршала. Лицо командующего было непроницаемым. Разговор начался издалека.
- Ну, как дела? - обращаясь сразу ко всем нам, спросил Конев. - Как чувствуют себя войска?
Мы довольно дружно заверили маршала, что все нормально.
- А что можете, товарищи, сказать об укомплектованности вверенных вам войск?
Тут каждый ответил сам за себя, но оказалось, что и здесь у всех дело обстоит примерно одинаково - нормально.
- А настроение, настроение у личного состава как?- не унимался маршал. Устали? Или уже отдохнули?
Пришлось каждому довольно подробно рассказывать о состоянии войск. Командующий фронтом слушал внимательно, наклонив голову к правому плечу и щуря свои острые, проницательные глаза. Выслушав каждого, маршал молча пожевал губами, легко коснулся рукой головы, у самого виска, словно прогоняя какую-то мысль или, может быть, головную боль, потом решительно заговорил:
- Противник накапливает силы с целью деблокировать Бреслау. Необходимо упредить его своими действиями, решительными и быстрыми.
Выдержав паузу, Конев четко сформулировал задачу нашему корпусу. Нас должны были поддерживать корпус Полубоярова и артдивизия Санько. Всю подготовку к наступлению следовало закончить через три дня.
Понимая, что срок очень невелик, а сделать придется много, я поспешил в расположение корпуса, и тут же началась напряженнейшая подготовительная работа.
В ночь перед наступлением маршал Конев снова вызвал нас троих к себе в штаб фронта, выслушал, какие приняты нами решения, и вновь спросил о степени готовности войск.
- Ну, удачи вам, - закончил разговор командующий фронтом.
Мы приступили к выполнению задачи.
Передний край обороны гитлеровцев в полосе обеих дивизий нашего корпуса шел по опушке леса. Это затрудняло использование танков в самом начале наступления.
Однако лес, уходивший вглубь километра на четыре, был невелик, так что на обоих флангах танкам ничто не мешало. Более того, фланговые действия танкистов создавали для фашистов угрозу окружения в лесу. Вообще, этот лес доставил страшно много хлопот и при планировании боя, и в самом ходе атаки. Посудите сами, как можно было обеспечить поддержку пехоты артиллерийским огнем, когда практически вести наблюдение просто не представлялось возможным.
Не буду входить в подробности и описывать, какие головоломные задачи возникали перед комдивами Чирковым и Русаковым, а в особенности перед артиллеристами: командующим артиллерией корпуса Дубовым, его начальником штаба артиллерии подполковником Г. Т. Мацюком (кстати, я, кажется, не сказал, что Г. Т. Мацюка перевели из 13-й гвардейской дивизии в корпус вскоре после меня) и командиром 3-й артдивизии прорыва Санько. Скажу только, что наши совместные усилия увенчались успехом. Это, безусловно, вознаградило нас за все волнения и переживания, связанные с организацией наступательных действий.
Мы довольно быстро выбили гитлеровцев из леса, пересекли широкую лощину, а к вечеру вдруг подверглись контратаке свежей мотострелковой дивизии противника. Удар был сильный. К тому же противник занимал господствующие высоты, наши же войска оказались внизу. Особенно тяжелые бои вела дивизия генерала Чиркова, на которую обрушился главный удар врага.
На следующий день рано утром мы с Полубояровым решили съездить на наблюдательный пункт Чиркова и вместе с ним решить, чем можно ему помочь.
Поскольку окапываться было некогда, да и трудно, так сказать, на глазах у противника, Чирков оборудовал свой наблюдательный пункт в поселке, на чердаке небольшого домика, метрах в трехстах от переднего края. Скажем прямо, далеко не самое безопасное место, потому что весь крошечный поселок, состоящий из десятка домишек, конечно, был хорошо пристрелян противником. Но, повторяю, у Чиркова выбора не было. Так что, устроившись на чердаке, он приказал выбрать несколько черепиц из крыши, установил стереотрубу и вел наблюдение за полем боя.
Мы выехали затемно и взобрались по шаткой лесенке, ведущей на чердак к Чиркову, когда серенький рассвет едва пробивал темноту. И тут же начался мощный артобстрел. Пришлось спуститься в неглубокий подвал, стены которого подрагивали при каждом бухающем разрыве снарядов.
Двадцати минут, в течение которых над нашими головами бушевала вражеская артиллерия, оказалось достаточно, чтобы провести совещание, и, едва огонь поутих, мы с Полубояровым решили ехать на мой наблюдательный пункт, до которого, по моим подсчетам, было километра три. Собственно, готов ли этот пункт, я еще не знал, потому что лишь накануне отдал распоряжение отрыть его за ночь, показав место на карте. Но мы все-таки поехали.
Выбрались от Чиркова благополучно, проехали по прикрытой реденьким леском дороге километра два и собрались повернуть непосредственно к моему НП. Вдруг из-за поворота навстречу нам выкатилось несколько "виллисов" с высшим армейским начальством, их адъютантами и даже, как выяснилось потом, с корреспондентом одной из центральных газет. На первой машине мне сразу бросилась в глаза плотная фигура командующего фронтом, его до блеска выбритое широкое лицо и прищуренные глаза.
Мы выскочили из машины и по форме доложили маршалу, где были и что делали.
Конев слушал хмуро.
- Сколько, говорите, до этого самого чирковского наблюдательного пункта? спросил он, немного помолчав.
- Километра два, товарищ маршал, - ответил я, еще не поняв, зачем Конев спрашивает об этом.
- Ну, разворачивайтесь, - решительно сказал командующий. - Поедем к Чиркову, поглядим оттуда, что немцы поделывают.
- Товарищ маршал, - возразил я,- туда вам ехать никак нельзя.
- Это почему же? - саркастически взглянул на меня Конев.
- Как я уже докладывал, это всего метрах в трехстах от переднего края. К тому же место немцами пристрелянное, и они бьют по поселку почти непрерывно.
- Ишь ты, бьют! А генералы уж и испугались!.. Давно ли ты, Бакланов, трусом стал? Что-то раньше за тобой этого не замечалось.
- Товарищ маршал, - говорю, - я не за себя. Я вас туда везти не рискую. Опасно очень. Может быть, лучше на мой наблюдательный пункт поедем?
- Ах, вот оно что! За меня беспокоишься! За меня беспокоиться не надо. Я сам о себе побеспокоюсь. А вот если ты просто-напросто боишься, то так и скажи. Страшно, мол, мне ехать, товарищ командующий. И корпусом командовать страшно. Я тебе тогда быстренько помогу спокойное местечко подыскать.
Вижу, маршал рассердился. А тут еще оказавшийся в числе сопровождающих командующего корреспондент хитро и испытующе из-за маршальского плеча посматривает. Думаю, делать нечего, надо везти, а там видно будет.
В это время еще одна машина подъезжает. Смотрим - командующий нашей армией Алексей Семенович Жадов. Оказывается, меня разыскивает. Я уже говорил, что 42-й корпус в это время вышел из оперативного подчинения армии и подчинялся непосредственно командованию фронта, но Жадов решил все же проехать на мой наблюдательный пункт, посмотреть, как идут дела и что за обстановка на нашем участке.
Поехали все вместе. Предупредить Чиркова по рации успел только уже при въезде в поселок. На большой скорости подлетели к его домишку. Наблюдатели кинулись доложить Чиркову, что большое начальство на одиннадцати "виллисах" пожаловало. А он в это время брился. Так и выскочил нам навстречу, вытирая мыльную пену с невыбритой щеки. Докладывает. Маршал смотрит хмуро, светлые брови к переносью свел, на щеках желваки двигаются. А сопровождающие едва сдерживаются от смеха, до того у генерала Чиркова вид потешный: одна щека выбрита до блеска, а на другой черная щетина шевелится и клочья пены свисают.
Однако Конев насчет странного вида генерала ничего не сказал. Сердито обвел взглядом помещение и резко спросил:
- Где у вас этот самый наблюдательный пункт?
Ему указали на лестницу, ведущую на чердак. Маршал взялся за хлипкие перила. Ступеньки сердито заскрипели под весом его плотного тела,
- Ну, откуда тут немцев посмотреть можно? - обратился к вытянувшемуся по форме офицеру, едва ступив на последнюю ступеньку.
- Вот, пожалуйста, взгляните в стереотрубу, - торопливо ответил офицер.
- "В стереотрубу"... - проворчал Конев. - До противника рукой подать, каких-нибудь триста метров, а они в стереотрубу...
И, отстранив предложенную офицером трубу, маршал прильнул к отверстию, проделанному в черепице.
Только Коневу стали было показывать расположение противника, как начался очередной налет артиллерии. Дававший объяснения офицер замолчал на полуслове. Маршал, слегка отпрянув от смотрового отверстия, стоял с каменным лицом. На чердаке воцарилось гробовое молчание. А снаряды рвутся совсем рядом с домиком: справа, слева, впереди.
Ну, думаю, следующий может прямо сюда пожаловать, место-то пристрелянное. Набрался смелости и, стараясь говорить просто и деловито, обратился к Коневу:
- Товарищ маршал, придется спуститься вниз.
- А что у вас внизу? Бомбоубежище, что ли?
- Бомбоубежище не бомбоубежище, а подвал есть. Все-таки не одна черепица над головой. И тут маршал возмутился:
- Устроили себе курятник какой-то, а не наблюдательный пункт! Сидят как куры на нашесте и от страха дрожат! Зачем забрались сюда, если боитесь? Не знаете, где наблюдательные пункты делать надо? Так хоть не тряситесь теперь, аники-воины.
Однако вниз спустился вместе со всеми.
В подвале пришлось просидеть минут сорок. Сначала Конев продолжал ворчать на нас, а потом уж было не до того. Снаряды рвались один за другим. По грохоту и содроганию земли мы понимали, что бьют прямо по нашему домику. Когда канонада несколько утихла, мы поднялись наверх. Один из снарядов отвалил угол дома, и внутренние помещения смотрелись как сцена из зрительного зала. Другой разорвался сзади дома, во дворе, разбив машину генерала Жадова. При этом были ранены шофер и автоматчик из охраны командарма.
Понимая, что медлить нельзя, все расселись по машинам, водители дали полный газ, и мы вырвались из зоны обстрела. Когда, отъехав на приличное расстояние, машины остановились, командующий фронтом сказал как ни в чем не бывало:
- Ну что, генерал Бакланов, ты, кажется, к себе на наблюдательный пункт приглашал? Он у тебя тоже на курином нашесте?
- Как будто бы нет, товарищ маршал, не на нашесте... - неуверенно ответил я, потому что, хоть и знал, что для моего наблюдательного пункта должны отрыть землянку, но, насколько она приспособлена для наблюдения, мне было неизвестно. К тому же дорогу я мог определить лишь по карте, поскольку сам еще не был там.
- Чего мнешься? - резко спросил Конев.- Выезжай вперед, показывай дорогу.
Я пошел к машине, заранее представляя себе, что будет, если я собьюсь с дороги и не сразу найду свой собственный наблюдательный пункт.
Меня выручил генерал Жадов, видимо догадавшийся, что происходит со мной. Он сел в мою машину, так как его осталась подбитой у Чиркова во дворе, успев шепнуть:
- Поехали спокойно. Я уже побывал на твоем наблюдательном пункте. Дорогу помню. Поехали.
До моего НП добрались благополучно. Но маршал Конев никак не мог успокоиться. Выслушав сообщение, что и на нашем участке немцы усилили натиск, маневрируя мощным артиллерийским огнем, он опять обрушился на нас:
- Вот, понимаете, генералы! Сами залезут на нашесты, подставят головы под немецкий огонь, а потом со страху уж и не видят ничего! Недаром говорится, что у страха глаза велики. Так им и мерещится повсюду, что неисчислимый противник на них движется. Вы глаза-то протрите хорошенько да оглядитесь: где он, противник-то ваш? Сколько его? А потом уж панику поднимайте!
Мы понимали, что далеко не все упреки по нашему адресу справедливы, но знали, что командующий и сам не думает о нас так уж плохо. Было очевидно, что наши промахи и ошибки вывели его из равновесия, и теперь он не остановится, пока не выльет своего раздражения.
А он, осыпая нас упреками, уже завладел всеми телефонами сразу, слушая доклады о положении дел в других армиях.
- Соедините меня с Красовским, - услышали мы. (Красовский - командующий воздушной армией).
И через две минуты:
- Слушай, что там у тебя есть в резерве? У меня генералы прямо погибают, немцы по ним прямой наводкой бьют. Сколько? Одна дивизия, говоришь? Ладно, давай ее Бакланову,
И ко мне:
- Куда тебе бомбардировщиков присылать?
Я быстро дал координаты, сообщил свои опознавательные знаки ракетами. Маршал снова обратился ко мне:
- Сколько тебе времени на подготовку надо?
- Думаю, часа будет достаточно, - ответил я и стал прикидывать, какие и кому мне следует дать распоряжения по телефону. Но командующий фронтом и не думал освобождать телефоны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41