«Вот, значит, как, – подумала Франки. – Уж не собирается ли он делать вид, будто его жена сбежала с моим шофером? Вот, значит, какую игру он затеял?»
– Хоукинс умен, чем выгодно отличается от всех прочих шоферов, – сказала она.
– Я сразу это заметил, – сказал Николсон и обернулся к Роджеру:
– Мне пора. Поверьте, я искренне сочувствую вам и миссис Бассингтон-Ффренч.
Роджер пошел его проводить. Франки последовала за ними. На столике в холле лежали два адресованные ей письма. Одно – какой-то счет. Другое…
У нее екнуло сердце.
Другое надписано почерком Бобби.
Николсон и Роджер стояли на пороге.
Франки вскрыла конверт.

«Дорогая Франки, я наконец-то напал на след. Как можно скорее отправляйся в Чипинг-Сомертон, я уже там. Лучше приезжай поездом, а не на автомобиле. „Бентли“ слишком бросается в глаза. Поездом не очень удобно, но доехать можно. Приезжай в дом под названием „Тюдоровский коттедж“. Я объясню тебе, как туда добраться. Дорогу ни у кого не спрашивай. (Тут следовали подробные указания.) Тебе все ясно? Никому не говори. (Эта фраза была жирно подчеркнута.) Ни единой душе.
Всегда твой
Бобби».

Франки в волнении скомкала письмо. Значит, все в порядке. Ничего страшного с Бобби не произошло. Он напал на след – и надо же, какое совпадение, – на тот же след, что и она. Она уже побывала в Сомерсет-хаусе и ознакомилась с завещанием Джона Сэвиджа. Наследницей оказалась Роуз Эмили Темплтон, жена Эдгара Темплтона, проживающего в Тюдоровском коттедже в Чипинг-Сомертоне. И это опять же легко было соотнести с железнодорожным справочником в доме на Сент-Леонард-гарденз. Чипинг-Сомертон – одна из станций на той странице, которая была открыта. Значит, Кэймены уехали в Чипинг-Сомертон.
Все понемногу становилось на свои места. Они с Бобби все ближе к цели.
К ней подошел Роджер Бассингтон-Ффренч.
– Есть что-нибудь интересное? – спросил он мимоходом.
Франки смутилась. Конечно же, Бобби не имел в виду Роджера, когда заклинал ее никому не говорить?
Но она вспомнила, как жирно было подчеркнуто это предупреждение, вспомнила и свои недавние чудовищные домыслы. Если ее догадка верна, Роджер, по простоте душевной, может нечаянно выдать их с Бобби. Нет, она ни в коем случае не станет намекать ему о своих подозрениях…
– Нет. Ничего интересного, – только и сказала она.
Еще до того, как кончатся эти сутки, ей придется горько пожалеть о своей предосторожности.
А в следующие несколько часов она не раз каялась, что по настоянию Бобби не воспользовалась автомобилем. По прямой до Чипинг-Сомертона было не так уж и далеко, но ехать пришлось с тремя пересадками и при каждой в томительном ожидании сидеть на очередной провинциальной станции, для Франки с ее нетерпеливым характером все эти проволочки были просто невыносимы.
И все же Бобби, наверное, в чем-то прав: в этой глухомани ее «бентли» и вправду слишком бросался бы в глаза.
Объяснить Бассингтон-Ффренчам, почему она оставляет у них свой автомобиль, было не так просто, и она наскоро придумала что-то несусветное.
Когда поезд Франки дотащился наконец до маленькой станции Чипинг-Сомертон, только-только начинало темнеть. Но Франки казалось, что уже чуть ли не полночь. Ей казалось, что эта поездка никогда не кончится.
К тому же начинал накрапывать дождь – ей стало еще неуютней.
Франки застегнула пальто до самого верху, под станционной лампой кинула последний взгляд на письмо Бобби и, осмотревшись, двинулась в путь.
Благодаря разъяснениям Бобби она совсем не плутала. Впереди были видны огни селения. Франки свернула налево и по дорожке, ведшей на крутой холм, добралась до вершины, где была развилка. Франки пошла по правой тропе и, немного спустившись, увидела перед собой небольшие домики, а перед ними узенькую сосновую рощу – это была та самая деревушка, о которой писал Бобби. Она подошла к щеголеватой калитке и, чиркнув спичкой, увидела на ней надпись – «Тюдоровский коттедж». Вокруг не было ни души. Франки подняла щеколду и вошла внутрь ограды. Перед домом тоже росли сосны. Она притаилась среди деревьев, выбрав место, с которого хорошо был виден фасад. Потом, с чуть сильнее обычного бьющимся сердцем, она попыталась как можно натуральнее воспроизвести уханье совы. Прошло несколько минут – никого. Франки снова заухала.
Дверь коттеджа отворилась, и на пороге появился человек в шоферской ливрее, он опасливо вглядывался во тьму. Бобби! Он поднял руку, приглашая войти, и скрылся в доме, оставив дверь открытой.
Франки вышла из своего укрытия и направилась к дому. Ни в одном окошке не было света. Полная тишь и темнота.
Франки осторожно переступила через порог и очутилась в темном коридоре. Она остановилась, вглядываясь в мрак.
– Бобби? – прошептала она. И вдруг насторожилась. Почему ей так знаком этот запах – этот тяжелый, приторный запах?
В тот миг, когда ее осенило – хлороформ! – сильные руки обхватили ее сзади. Она открыла рот, чтобы крикнуть, но на него шлепнули мокрую тряпку. Сладкий, неотвязный запах проник в ноздри. Она отчаянно боролась – изгибалась, выворачивалась, лягалась, но все напрасно – силы ее убывали. В ушах стоял гул, она чувствовала, что задыхается. А потом она потеряла сознание…

Глава 28
В последнюю минуту

Когда Франки пришла в себя, первые ее ощущения были весьма отвратительны. Проснуться после того, как тебя усыпили хлороформом, – никому такого не пожелаешь. Она лежала на очень жестком деревянном полу, руки и ноги у нее были связаны. С трудом перевернувшись, она чуть не ударилась со всего размаху о разбитый ящик для угля. Потом она снова пыталась двигаться, преодолевая дурноту, но не очень-то получалось.
Несколько минут спустя Франки смогла если не сесть, то хотя бы начать соображать.
Где-то рядом послышался слабый стон. Она огляделась по сторонам. Судя по всему, она находилась в некой мансарде. Свет проникал только через слуховое окно в крыше, и сейчас его почти не было. Через несколько минут вообще стемнеет. К стене было прислонено несколько картин в сломанных рамках, еще имелась полуразвалившаяся кровать, несколько сломанных стульев и уже упоминавшийся угольный ящик.
Похоже, стон доносился из угла.
Веревки были затянуты не слишком крепко, и потому как-то можно было двигаться… Она поползла по пыльному полу.
– Бобби! – вырвалось у нее.
Да, это был Бобби, тоже со связанными руками и ногами. А рот его был обвязан тряпкой.
Узел этой тряпки он как-то сумел ослабить. Франки как могла стала ему помогать, пользуясь тем, что путы на ее руках не были накрепко затянуты. В конце концов она содрала тряпку зубами.
– Франки! – с трудом разлепив губы, слабо воскликнул Бобби.
– Я рада, что мы опять вместе, – сказала Франки. – Но нас, похоже, облапошили.
– Похоже, – угрюмо согласился Бобби, – что называется, «поймали на живца».
– Как они тебя сцапали? – спросила Франки. – Уже после того, как ты мне написал?
– Написал? Ничего я тебе не писал.
– Не писал? – в ужасе воскликнула Франки, широко распахнув глаза. – Какая же я идиотка! И в письме еще весь этот вздор насчет того, чтобы я никому ни слова.
– Послушай, Франки, давай я расскажу тебе обо всем, что со мной случилось – по порядку, а потом ты мне.
Бобби описал свои приключения в Грэндже и их зловещий финал.
– Очнулся я в этой проклятой дыре, – сказал он. – На подносе была кое-какая еда и питье. Я был ужасно голоден и сразу все съел и выпил. Туда, наверно, что-то подмешали, потому что я почти сразу уснул. Какой сегодня день?
– Пятница.
– А меня изволтузили в среду вечером. Черт подери, и все это время я был, можно сказать, без сознания. Ну теперь твоя очередь, Франки. Что с тобой-то приключилось?
Франки подробно поведала обо всем, начав с того, что сумела выведать у почтенного мистера Спрэга, и до той минуты, когда увидела в дверном проеме человека в шоферской ливрее, абсолютно уверенная, что это он, Бобби.
– А затем мне заткнули рот тряпкой, намоченной в хлороформе, – закончила она. – И.., ох, Бобби, меня только что стошнило в угольный ящик!
– До чего же ты ловкая. Франки, – добродушно сказал Бобби. – Прямо в ящик… И это со связанными руками, не говоря уже о прочем. Ну да ладно, давай думать, что будем делать дальше. Удача нам изменила, и теперь как-то надо выкручиваться.
– Если б только я сказала Роджеру о твоем письме, – посетовала Франки. – И ведь хотела, да побоялась что-нибудь сделать не так…
– А значит, никто не знает, где мы, – печально констатировал Бобби. – Милая моя Франки, ну и в скверную я тебя втянул историю.
– Да, мы себя явно переоценили, – удрученно заметила Франки.
– Одно я не могу понять: почему они сразу нас не прикончили, – задумчиво пробормотал Бобби. – Ведь для Николсона человека убить, что раз плюнуть.
– У него свои планы, – сказала Франки, и по ее телу прокатилась легкая дрожь.
– Нам тоже не мешало бы разработать что-нибудь вроде плана. Надо как-то выпутываться, Франки. Что будем делать?
– А что, если покричать? – предложила Франки.
– Можно, – сказал Бобби. – Вдруг кто мимо пойдет и услышит. Хотя на это надежда слабая, иначе Николсон и тебе бы засунул кляп. Погоди, погоди.., у тебя руки связаны не так крепко, как у меня. Давай-ка попробую развязать веревки зубами.
Следующие пять минут Бобби с таким напором вгрызался в узлы, что нельзя не помянуть добрым словом его дантиста.
– Поразительно, как запросто все это получается в книжках, – сказал он, тяжело дыша от напряжения. – Боюсь, от всех моих стараний никакого толку.
– Толк есть, – сказала Франки. – Рукам стало свободнее. Осторожно! Кто-то идет.
Она откатилась от Бобби. Кто-то поднимался по лестнице тяжелыми, внушительными шагами. Под дверью вспыхнула полоска света. Потом послышался поворот ключа в замке, и дверь медленно отворилась.
– Ну и как тут мои пташки? – донесся до них голос доктора Николсона.
В одной руке он держал свечу, и хотя шляпа его была надвинута чуть ли не на нос, а фигуру скрывало свободного покроя пальто с поднятым воротником, его сразу выдавал этот ледяной голос… Бесцветные глаза поблескивали за толстыми стеклами очков…
Он игриво покачал головой.
– Так глупо попасться – это вас недостойно, дорогая моя леди, – сказал он.
Оба пленника молчали. Да и что было говорить – все козыри в данный момент были на руках у Николсона.
Он поставил свечу на стул.
– Дайте-ка на всякий случай посмотрю, удобно ли вам.
Он проверил узлы на веревках Бобби, одобрительно кивнул и подошел к Франки. Теперь он покачал головой.
– Как мне справедливо напоминали в юности, пальцы появились раньше вилок – а зубами начали орудовать еще раньше, чем пальцами, – заметил он. – Я вижу, зубы вашего молодого друга изрядно потрудились.
В углу стоял тяжелый со сломанной спинкой стул. Николсон поднял Франки, перенес на стул и крепко к нему привязал.
– Не слишком неудобно, надеюсь? – поинтересовался он. – Ну, да это ненадолго.
Франки обрела дар речи.
– Что вы собираетесь с нами делать? – спросила она.
Николсон прошел к двери и взял свечу.
– Леди Франсез, вы все язвили по поводу того, что я слишком люблю несчастные случаи. Возможно, вы правы. Так или иначе я собираюсь отважиться на еще один несчастный случай.
– Что это значит? – спросил Бобби.
– Что значит? Ну так и быть, скажу. Леди Франсез Деруэнт, сидя за рулем своего автомобиля – ее шофер находится рядом, – ошибается поворотом и едет по заброшенной дороге, которая ведет к открытому карьеру. Автомобиль срывается вниз. Леди Франсез и ее шофер погибают.
После недолгого молчания Бобби сказал:
– Но мы можем и не погибнуть. Иной раз случаются осечки. Как тогда, в Уэльсе.
– М-да, ваша сопротивляемость морфию поистине невероятна и очень, на мой взгляд, огорчительна, – сказал Николсон. – Но на сей раз можете не беспокоиться. Когда ваши тела обнаружат, и вы, и леди Франсез будете наверняка мертвы.
Бобби невольно пробрала дрожь. Тон Николсона был каким-то странным – так, наверное, говорит художник, обдумывающий свой шедевр.
«Все эти его фокусы доставляют ему удовольствие, – мелькнуло в голове у Бобби. – Это несомненно».
Нет уж, он постарается больше не давать Николсону повода для удовольствия.
– Вы совершаете ошибку, – небрежным тоном заметил он. – Особенно в отношении леди Франсез.
– Да, – сказала Франки. – В вашей фальшивке вы написали, чтобы я никому ничего не говорила. Что ж, я сделала только одно исключение. Сказала Роджеру Бассингтон-Ффренчу. Ему все известно. И если со мной что-нибудь случится, он будет знать, чьих это рук дело. Лучше бы вам отпустить нас и побыстрее покинуть Англию.
Николсон заговорил не сразу.
– Блеф.., вот как это называется.
Он повернулся к двери.
– А что с вашей женой, мерзавец вы этакий? – крикнул ему вслед Бобби. – Ее вы тоже убили?
– Пока жива, – сказал Николсон. – Правда, не знаю, сколько ей еще осталось. Все зависит от обстоятельств.
Он издевательски отвесил им изящный поклон.
– Au revoir До свидания (фр.)

, – сказал он. – Чтобы закончить необходимые приготовления, мне потребуется несколько часов. Так что успеете все обсудить. Чтобы не лишить вас этого удовольствия, я не стану затыкать вам рот. Ну что, оценили мое великодушие? А если вздумаете звать на помощь, я вернусь и приму соответствующие меры.
Он ушел и запер за собой дверь.
– Вранье, – сказал Бобби, – Сплошное вранье. Такого просто не может случиться.
Однако сердце его говорило другое: «такое» вот-вот случится – с ним и с Франки.
– В романах спасение приходит в самый последний момент, – сказала Франки, стараясь говорить бодрым голосом, будто на что-то еще надеялась. Но на самом деле она ни на что уже не рассчитывала. А уж если откровенно – она совсем пала духом.
– Нет, это невозможно, – сказал Бобби, словно молил кого-то. – Это просто какое-то наваждение. Да и Николсон какой-то.., ну какой-то ненастоящий. Хоть бы и нам кто-нибудь помог в последнюю минуту.., но кто бы это мог сделать? Не представляю.
– Ну почему я не сказала Роджеру, – всхлипнула Франки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27