https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/rasprodazha/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

на тонкой коже явно обозначились крошечные точки. Скрипнув зубами, он откинулся в кресле: "Господи, ну почему я не задушил этого сукина сына сразу, там еще, на пароходе? Почему теперь не могу достать себе этого удовольствия и даже потребовать справедливой кары закона, передав дело в суд?"
Шнайдера никто не назвал бы слабаком, сдающимся после первого апперкота. Критические ситуации лишь обостряли его изобретательность, недаром выбор Брауна пал именно на него. Теперь Артур поступил именно так, как должен был поступить родной отец. Действуя крайне осторожно и хитро, он устроил Тони на "релаксацию" в очень маленький и сугубо специфический санаторий, специализирующийся на конфиденциальной помощи наркоманам из состоятельных семей. У Тони, получавшей небольшие дозы в течение короткого времени, к счастью, еще не наступило привыкание. Через неделю-две она смогла покинуть уютный особнячок в шумном сосновом лесу и Артур, ожидавший ее появления в автомобиле с распахнутой дверцей, тут же рванул с места.
Проехав с полкилометра на полной скорости, он остановил машину и засмеялся: " Мне все время кажется, что я тебя откуда-то похищаю. Вот старый чурбан!" - шлепнув себя по лбу, Артур взял с заднего сидения букет лилий. Опустив лицо в прохладные цветы, Тони еле слышно шепнула:
- Они знают?
- Нет. Послушай, детка, так будет лучше. Для твоих родителей - мы просто отдыхали. К счастью, мистер Браун где-то на Востоке, а мадам Алиса пропадает во Флорентийской больнице - там понадобилась ее помощь. Считай нам повезло. И запомни накрепко: - ни-че-го не бы-ло!
- Ничего не было. Ничего не было...- повторяла Тони, слушая звучание своего абсолютно спокойного чужого голоса. - Как ты думаешь, Артур, меня сможет теперь кто-нибудь полюбить? - спросила вдруг быстро, глядя в окно. Он со вздохом покачал головой:
- Хотелось бы надеяться, что это будет не слишком часто. И не так.... да ладно. Ты - прелесть, опасность, угроза, лакомство... Ты - Карменсита!
- А я уже точно никогда не смогу больше ... - она заплакала, как плачут нуждающиеся в утешении дети - шмыгая носом и размазывая ладонями слезы. Артур прижал ее мокрую щеку к груди и гладил жесткие волосы до тех пор, пока Тони не поняла, что ей простили раз и навсегда... Простил весь этот кошмар, который она так хотела забыть.
... Майский Белтейн, завершившийся вмешательством полиции, доставил неприятности лишь рядовым членам Братства. Уорни удалось улизнуть, прихватив с собой Антонию и Дзидру Велс.
"Арго" возобновил гастроли, а Тони стала членом "семьи" странного сообщества, состоящего из музыкантов, их подружек и сопровождавших группу фанатов. Клиф то приближал к себе Тони, называя "первой женушкой", то отталкивал, мучая с изысканной изощренностью. Склонность к садизму составляла "изюминку" этого пресыщенного, самовлюбленного бестии. Он страстно набрасывался на свою подружку лишь после того, как доводил ее до истерики оскорблениями, угрозами, искусно возбуждаемыми приступами ревности или гадливости. Он специально вступал в интимные отношения с какой-нибудь шлюшхой на глазах у Тони, откровенно подставлял ее своим дружкам и чуть не захлебнулся от смеха, узнав, что его близость с Ларри, для Тони новость. Лиффи был бисексуален, жесток, невероятно талантлив и абсолютно неуправляем. Он жаждал животной покорности, слепого обожания и не щадя сил собственноручно лепил из себя идола, делал ставку на неуемный артистический и сексуальный темперамент. И добивался своего - из-за Лиффи сходили с ума, кидались с мостов на рельсы, травились, спивались любовники обоего пола: многие из них так и не переставали верить, что являлись единственной настоящей привязанностью Клифа Уорни - славного парня, гениального музыканта, непонятной тупыми бюргерами души.
Тони не удивилась, когда узнала, что мать Клифа жива, причем обтает не в деревне, а на средиземноморской вилле, где родился и вырос он сам. Вообще, через две недели в "семье" "Арго", ее уже не удивляло ничего из того, что совсем недавно вызывало бы шок: попойки, наркотики, групповой секс, душераздирающий надрыв каждого сценического выступления, после которого Лиффи, как он выражался, "всю ночь блевал кровью". Постоянный дурман "травки" превратил ее страдания и наслаждения в бредовую галлюцинацию.
Выплакавшись на груди Шнайдера, Антония почувствовала облегчение. Ей казалось, что она избавилась от мучительного кошмара, который хотела навсегда вычеркнуть из своей памяти. Шнайдер ни единым намеком не возвращался к былому и вскоре все вернулось на свои места. А в июне начались эти проклятые съемки в Риме. Съемки у фонтана Треви, превратившиеся для всей группы в пытку, слоили Тони. Она впала в депрессию, бесконца капризничала и Шнайдер предположил, что всему виной тоски по Лиффи ("Чтобы он провалился этот горластый самец!"), а жалобы на недомогание привычная тактика вымогательства, свойственная Антонии.
И вот она лежала на высокой кровати римской больницы Святого Петра, а приглашенные на консультацию светила медицины растерянно разводили руками. Их почему-то интересовало, не получила ли девушка когда-нибудь, возможно, в детстве радиационное облучение и какими наследственными генетическими нарушениями страдают ее родители. Артур сообразил: пора сообщать о случившемся Браунам.
Выслушав по телефону торопливый рассказ Шнайдера, Алиса сразу поняла: сигнал тревоги прозвучал, произошло то, чего она всегда боялась эксперимент Пигмалиона дал о себе знать. А значит - иного выхода нет: она должна сообщить о состоянии дочери Йохиму.
Остин, которому жена позвонила в Тегеран, едва отыскав после многократных переадресовок телефонисток, внимательно выслушал рассказ и после короткой паузы сказал: "Ты все правильно решила, Алиса. Нужно немедленно поставить в известность Динстлера. Извини, что не могу быть в этот момент рядом - ситуация здесь непростая".
Остин помнил, что в собранном им досье Шнайдер квалифицировался как "объект высоких моральных и деловых качеств". Действительно все поступки Артура в этой сложной ситуации полностью соответствовали тому, чего мог бы пожелать от него Браун. Вот только жаль, что не удалось проверить его менеджерских достоинств - карьера Тони "устроилась сама собой". Журналисты, удивляясь стремительному взлету юной модели, не сумел докопаться до солидного счета, поступившего на обеспечение рекламной компании Антонии Браун. Соблюдая строгую секретность, Остин сделал все возможное, что бы карьера девочки удалась.ь
... Алиса набрала номер "Пигмалиона" и попросила к телефону профессора Динстлера - она делала это впервые за последнее десятилетие.
- Йохим? Это Алиса. У меня проблема с Тони. Мне кажется - это по твоей части. Динстлер откашлялся, посопел, словно раздумывая.
- Ее нужно срочно доставить сюда. Не в клинику, а прямо домой, в мою усадьбу "Каштаны". Я пришлю за вами к самолету машину. Чем быстрее, тем лучше. Жду! Йохим боялся, что еще пару слов - и он не справится со своим голосом.
На следующий день профессор Динстлер увидел свою дочь, о которой почти ничего не знал, не забывая ни на минуту все эти десять лет.
Глава III
В феврале ему исполнилось сорок четыре года, но выглядел он солиднее, будто имел за плечами нелегкий, умудренный терпимостью жизненный путь. Самому Йохиму Динстлеру казалось, что он доживает четвертую жизнь - так несовместимы были отдельные ее этапы и вполне автономные личности, уживавшие в зыбком союзе.
Нелепый, закомплексованный Ехи, лишенный воли, желания действовать и побеждать, был начисто оттеснен самоуверенным, бурлящим энергией Готтлом, затеявшим и осуществившим всю эту сумасшедшую авантюру с "Пигмалионом". А нежный трогательный возлюбленный Алисы, с возвышенным пылом переживший свой короткий и вечный роман, исчез безвозвратно в сумрачно- деловитом, корректном профессоре Динстлере, супруге жизнелюбивой Ванды.
Йохим Готтлиб Динстлер, имевший в медицинских кругах репутацию гениального чудака, фанатик своего дела, носил в себе подобно бомбе с часовым механизмом, стреноженные образы бывших "воплощений". Порой он слышал их голоса, чувствовал влияние иной воли, пытавшейся подчинить его нынешнего, и боялся, что в один роковой момент взрывной механизм сработает, разрушив защитную оболочку: он сорвется, совершит непоправимую оплошность, постыдную гнусность или, может быть, преступление.
Последние семь-восемь лет профессору удалось достичь желаемого равновесия, сбалансировав в своей душе противоречие устремления. По требованию совести ему удалось подавить авантюризм, подстрекаемый тщеславием, а профессиональная порядочность помогла избавиться от неразборчивого в средствах азарта. Великий Пигмалион, стремившийся осуществить безумные теоретические изыскания доктора Майера, смирился с участью "мастера золотые руки", доводящего до совершенства древнее ремесло своего учителя Армана Леже. В глазах общественности он был блестящим лицевым хирургом мирового класса, в зеркале собственного "Я" - неудачником, замахнувшимся на божественное величие и получившим удар в солнечное сплетение.
Он должен был признать: метод Майера, как практически апробированный научный результат пока еще попросту не состоялся. То что он делал под покровительством могущественной тайной организации, было лишь торопливым и чрезвычайно рискованны экспериментом. Гордыня - плохой советчик для творца, а торопливость - не помощник в научных поисках. Овладев секретом Майера, Йохим возомнил себя Сверхчеловеком - дерзнул воплотить в собственной дочери обожествляемый идеал. И только наделив ее рукотворной красотой, он полюбил ее, как могут любить свое детище творец и родитель, слившиеся в одном лице: плод своего тела и своего гения.
Судьба отомстила смельчаку, лишив его Тони. Йохим смиренно склонил голову перед справедливым возмездием, но этого оказалось мало. Судьба готовила ему еще более жестокий удар. Через некоторое время посыпались сообщения о трагических происшествиях с пациентами Динстлера. Почти все, кто прошел через "метод Пигмалиона", начинали страдать какими-то неопределенными недугами, погибая при странных обстоятельствах. Анализируя причины преждевременной гибели этих людей, не достигших, в основном, сорока лет, Динстлер пребывал в полном замешательстве - ничего общего, позволяющего судить о закономерности, обнаружить не удалось. Все его пациенты, присланные ИО шли на операцию отнюдь не из-за эстетических соображений: новая внешность была условием осуществления их секретной миссии, маской в рискованной политической игре.
Погибали они по-разному, в основном, через 5-8 лет после посещения клиники, причем умерли насильственной смертью лишь 8 из 19 человек, прошедших "обработку". Что послужило причиной смерти остальных? Даже если в актах вскрытия указывалось какое-либо заболевание , приведшее достаточно молодого человека к летальному исходу, мог ли быть Динстлер уверен, что эта болезнь не спровоцирована, если и не обусловлена применением его метода? Единая концепция у профессора никак не складывалась.
Но был и еще один момент, свидетельствующий о неудаче метода (частичной, хотя бы): приблизительно у половины пациентов с течением времени начиналась регенерация наследственного статуса - созданный Пигмалионом облик, постепенно исчезал. Врожденные черты отвоевывали свои права у приобретенных искусственным - рукотворным путем, подобно лесной поросли, завоевывающей территорию искусственного газона.
В трех случаях Динстлер отважился на доработку - проведение повторной пластики, добившись положительных результатов. Похоже, что его пациенты нуждались в регулярной коррекции, как сад в хорошем садовнике.
Динстлер жил с неспокойной совестью, вздрагивая от каждого междугородного звонка. Больше всего его тревожила судьба Тони, первого ребенка (не считая несчастного "дауна"), на котором он отважился применить свой метод. Зачастую Йохим был склонен считать себя преступником, легкомысленно исковеркавшим жизнь дочери, но порой казалось, что его действиями руководил некий высший, выходящий за пределы смертного разумения смысл. Он действовал неосознанно, стремясь лишь к тому, чтобы одарить свою дочь красотой. Но получилось так, что у его стихийного поступка обнаружился иной, более глубинный. Склонясь над кроваткой ребенка в ту Рождественскую ночь, Пигмалион сделал то, что должен был сделать по сценарию Высшего замысла - он подарил Антонию Алисе, как их совместное творение, наверняка, даже более неразрывно-общее, чем результат физического совокупления.
Йохим стал Творцом и Благодетелем, зная, что, Алиса лишена возможности материнства и что в ее лице Тони получила самую заботливую и преданную мать. Он не сомневался, что никогда не раскроет Тони тайну ее происхождения и волшебной красоты.
Ожидая прибытия семнадцатилетней девушки, он не спал всю ночь, глядя из окна темного кабинета на Альпы и прося у природы, всегда вдохновлявшей его, дать силы и разумение. Просить поддержки Высших сил Йохим был не вправе. Единственную данную ему в жизни возможность обращения за помощью к Высшим силам, он использовал тогда, восемнадцать лет назад холодным февральским утром. Его мольбу в Небесной канцелярии услышали - Алиса осталась жива, но дверца захлопнулась, отныне он мог рассчитывать только на самого себя.
Машина с Тони прибыла в пять часов вечера. Он издали уловил шуршание шин по гравию и оцепенел. В доме стояла покойная, тишина, размеренно тикали на камине часы в кабинете Йохима, на большом платане у раскрытого окна гомонили шустрые воробьи. Где-то на периферии сада стрекотала газонокосилка, душистый июньский ветерок листал с шелковым шелестом брошенный на подоконнике толстый дамский журнал. Ванда уехала еще неделю назад в Швейцарию забирать из школы на каникулы Криса. Лишь сейчас, тупо глядя на растрепанный журнал, Йохим понял, как повезло ему с этим обстоятельством: он должен один без Ванды пережить встречу с дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63


А-П

П-Я